Все вечеринки завтрашнего дня - Гибсон Уильям. Страница 25

Поэтому паркет из дорогого дерева не скрыт коврами и очень тщательно начищен.

Расположившись в удобном полуинтеллектуальном шведском офисном кресле, он заостряет клинок.

Это задача (он думает о ней, как о функции), которая требует пустоты.

Он сидит перед столом — выполненная в девятнадцатом веке реконструкция трапезного стола семнадцатого столетия. На расстоянии шести дюймов от ближайшего края в ореховом дереве с помощью лазера просверлены два треугольных гнезда под прямым углом. В эти гнезда он только что вставил два графитово-серых керамических стержня длиной девять дюймов каждый, треугольных в поперечном сечении, образующих теперь острый угол. Эти точильные камни прочно сидят в глубоких, просверленных лазером выемках, потому стержни держатся намертво.

Клинок лежит перед ним на столе, его лезвие меж керамических стержней.

Он берет клинок в левую руку и прикасается основанием лезвия к левому точильному камню. Он направляет клинок на себя и вниз, одним резким, ровным, решительным рывком. Он услышит малейший намек на несовершенство, но это возможно только в том случае, если была пробита при ударе кость, а этот клинок в последний раз пробивал кость много лет тому назад.

Ничего.

Человек выдыхает, вдыхает и прикасается лезвием к правому точильному камню.

Звенит телефон.

Человек выдыхает. Кладет клинок на стол, лезвием между керамических стержней.

— Да?

Голос, звучащий из нескольких скрытых колонок, хорошо ему знаком, хотя человек почти десятилетие не встречался с обладателем голоса в обычном физическом пространстве. Человек знает: слова, что он слышит, исходят из миниатюрного сверхдорогого, надежного в эксплуатации обломка недвижимости, повисшего где-то среди спутников планеты. Это прямая передача, ничего общего с аморфным облаком ординарной человеческой коммуникации.

— Я видел, что вы делали на мосту прошлой ночью, — говорит голос.

Человек молчит в пустоту. На нем изысканная фланелевая рубашка из тонкого хлопка, воротник застегнут, галстук отсутствует, манжеты с простыми плоскими круглыми запонками из платины. Человек кладет руки на колени и ждет.

— Они считают, что вы сумасшедший, — говорит голос.

— Кто из ваших наемников говорит вам подобные вещи?

— Дети, — говорит голос, — жестокие и способные. Я нашел самых лучших.

— Почему вас это волнует?

— Я хочу знать.

— Вы хотите знать, — говорит человек, поправляя складку на левой брючине, — почему?

— Потому что вы мне интересны.

— Вы боитесь меня? — спрашивает человек.

— Нет, — отвечает голос. — Не думаю.

Человек молчит.

— Почему вы убили их? — спрашивает голос.

— Они просто умерли, — говорит человек.

— Зачем вы ходили туда?

— Я хотел посмотреть на мост.

— Мои ребята считают, что вы ходили туда специально, чтобы кого-то завлечь, кого-то, кто на вас нападет. Чтобы кого-то убить.

— Нет, — говорит человек, в его голосе слышится разочарование. — Они просто умерли.

— Но вы были действующим лицом.

Человек слегка пожимает плечами. Поджимает губы. Потом:

— Случается всякое.

— «Случается всякое дерьмо», как мы говаривали когда-то. Не оно ли и случилось?

— Мне не знакомо данное выражение, — говорит человек.

— Я давно не просил вас о помощи.

— Это результат взросления, надеюсь, — говорит человек. — Вы стали меньше сопротивляться инерции случая.

Голос умолкает. Молчание затягивается. Наконец:

— Вы научили меня этому.

Когда человек убеждается, что беседа окончена, он берет клинок в правую руку и приставляет конец лезвия к правому точильному камню.

И плавно сдвигает клинок на себя и вниз.

24

ДВА ФОНАРИКА СЗАДИ

Они отыскали темную забегаловку, которая, чувствовалось, нависала над землей далеко за пределами несуществующих перил моста. Не очень просторное помещение, но довольно длинное, с баром вдоль стены, выходившей на мост, а напротив — ряд разномастных окон, глядевших на юг, через пирсы, на Китайский залив. Давно немытые стекла вставлены в рамы, промазанные бурыми стекловидными сгустками силикона.

Кридмор, пока суть да дело, оживился, выглядел искренним и благожелательным, представив своего спутника, упитанного парня, как Рэндалла Джеймса Бранча Кейбелла Шоутса, из города Мобил, штат Алабама. Шоутс был гитаристом-гастролером, если верить Кридмору, в Нэшвилле и еще где-то там.

— Рад встрече с вами, — сказал Райделл. Рука Шоутса была прохладная, сухая и мягкая, но с крохотными, твердыми мозолями, будто лайковая перчатка, вышитая острыми камешками граната.

— Друг Бьюэлла — значит мой друг, — ответствовал Шоутс без малейшей иронии.

Райделл глянул на Кридмора, пытаясь понять, какие бездны нейрохимии парень преодолевал в данный момент и сколь долго он был намерен держаться избранного курса.

— Я должен сказать тебе спасибо, Бьюэлл, за то, что ты там устроил, — сказал Райделл, ибо это была чистая правда. Чистой правдой было и то, что Райделл не мог с уверенностью сказать, устроил ли это Кридмор или кто-то другой, но сама ситуация выглядела так, будто Кридмор и Шоутс нарисовались в нужное время и в нужном месте — впрочем, собственный опыт работы в «Счастливом драконе» подсказывал Райделлу, что история еще будет иметь продолжение.

— Сукины дети, — подал голос Кридмор, комментируя в общих чертах положение дел. Райделл заказал всем пиво.

— Слушай, Бьюэлл, — сказал он Кридмору, — возможно, нас станут искать из-за того, что случилось.

— Какого хрена? Мы здесь, эти сукины дети там.

— Значит, так, Бьюэлл, — сказал Райделл, представив, что вынужден объясняться с упрямым и капризным ребенком, — я как раз получил вот эту посылку, до того, как у нас там случился маленький спор, а потом ты врезал охраннику под дыхло. Сейчас он не сильно этому рад, и, вполне вероятно, он вспомнит, что у меня была в руках эта посылка. Вот большой логотип «ГлобЭкс», видишь? Значит, охранник может взять записи «ГлобЭкс» и найти меня на видео или аудиозаписи, неважно как, и сдать все это в полицию.

— В полицию? Сукин сын будет нарываться на проблемы, мы их ему предоставим, правильно?

— Нет, — сказал Райделл, — это не поможет.

— Ну, если все так безнадежно, — Кридмор положил руку Райделлу на плечо, — тогда мы будем тебя навещать, пока тебя не выпустят.

— Ну, уж нет, Бьюэлл, — сказал Райделл, стряхнув с плеча руку, — на самом деле я вовсе не думаю, что тот тип станет обращаться в полицию. Скорей, он захочет узнать, на кого мы работаем, и стоит ли подать на нас в суд и выиграть.

— Подать на тебя?

— На нас.

— Ха, — сказал Кридмор, переваривая эту новость, — ну ты и попал, чувак.

— Не факт, — сказал Райделл, — смотря что скажут свидетели.

— Намек понял, — сказал Рэнди Шоутс, — но мне будет нужно поговорить с моим лейблом, поговорить с адвокатами.

— С твоим лейблом? — оторопел Райделл.

— Так точно.

Тут прибыло пиво в бутылках с длинным коричневым горлышком. Райделл хлебнул из своей.

— Кридмор работает на твой лейбл?

— Нет, — сказал Рэнди Шоутс.

Кридмор перевел взгляд с Шоутса на Райделла и снова на Шоутса.

— Рэнди, я всего-навсего дал тому типу разок под дыхло. Я и знать не знал, что это может сказаться на нашей сделке.

— Оно и не скажется, — откликнулся Шоутс, — если ты все еще будешь в состоянии войти в студию и принять участие в записи.

— Черт тебя дери, Райделл, — сказал Кридмор, — я тебя не просил лезть в это дело и делать мне гадость.

Райделл, рывшийся в эту секунду в своем вещмешке под столом, вытащил из вещмешка злополучный ранец, открыл его, посмотрел снизу вверх на Кридмора, но ничего не сказал. Он нащупал кратоновую рукоять керамического кнопаря.

— Вы, ребята, меня извините, — сказал Райделл, — но мне срочно нужен толчок. — Он встал, взял под мышку коробку «ГлобЭкс» и с кнопарем в кармане двинулся к официантке, чтобы спросить, где мужская уборная.