Лезвие власти (СИ) - Гальперин Андрей Борисович. Страница 2

Ягр, ухмыляясь в бороду, прошел к двери и дважды свистнул. В коридоре загремели оружием, затопали, послышалась бодрая ругань. Ягр повернулся и пошел обратно к окну, за его спиной в зал ввалились четверо армельтинцев, в полном боевом доспехе. Невысокий худощавый воин, кривя злое спитое лицо, сходу уселся на скамью возле камина и закинул ноги на стол, сверкнув шпорами прямо перед носом хозяина замка.

- Джайллар, воняет как на стойбище пустынников! Послушай, Ягр, я ненавижу Боравию! Здесь повсюду воняет мертвечиной… Выпить мне дадут? Я, между прочим, с холопами две службы на ихней дерьмовой вонючей кухне просидел, а там нихрена кроме репы нет, да гнилой капусты…

Маркиз, глядя на наемников, поморщил нос и прикрыл глаза ладонью. Ягр натянул прошитые стальной проволокой рукавицы и разминая пальцы, прошелся по залу.

- Заткнись Сивый, и убери копыта со стола, пока я тебе их не повыдергивал, перед тобою значит, сидит сам маркиз Им-Найг, владелец этого замка, и многих земель окрест…

Сивый зло фыркнул, спустил ноги на пол, и уставился на вожака белесыми глазами.

- Ну выпить-то можно? Шкура вон вся водой небесной пропиталась. – Сивый ткнул себя пальцем в грудь и подмигнул остальным.

- Пей, хрен с тобой. Одну чарку только. – Ягр прошелся по залу. – Господин маркиз считает, что сегодня его попытаются убить. Почему? Об этом господин маркиз предпочитает не распространятся… А мы, соответственно, должны кровопролитию не дать свершится.

Сивый наполнил себе бокал, залпом выпил и пробормотал, утирая ладонью редкие белесые усы:

- Тьфу… И вино здесь тоже дерьмовое. Ягр, когда ты так говоришь, я все время вспоминаю того умника судью, который мне виселицу все обещал…Тоже мастак говорить был. Прирезал его потом старина Ди, как барана…

Маркиз выбрался из кресла и кутаясь в бархатную накидку с кровавыми полосами по бокам, побрел к письменному столу.

- Послушай, Ягр. Твои люди выглядят как облезшие летучие коты после случки и ведут себя как желтоперые сороки. Неужели все армельтинцы такие? Сдается мне, что я по наивности своей связался с кучкой площадных бродяг.

Ягр резко остановился, повернулся к Сивому и взялся за меч.

- Ты надоел мне, Сивый, и если ты сейчас не заткнешься, то у меня будет одним бойцом меньше.

- Все-все, молчу…

- Еще раз откроешь пасть без моего разрешения – прирежу… - Ягр повернулся к остальным. – Так, на чем я остановился? Ах, да… Так вот, господина маркиза, значит хотят пришить. Людям своим, и страже городской господин маркиз не доверяет, и правильно делает. Кто по душу славного маркиза придет, сам он не знает, но клянется здоровьем короля, что будет их двое. Уж в этом я господину маркизу склонен верить. Времени у нас в обрез. Тот, кто злодеяние совершить удумал, появится вот-вот. Значит так. – Ягр почесал густую шевелюру. – Бейз с Германом станете у дверей. Корман, спрячься за камин. Сивый, полезай в ту нишу, возьми два арбалета. Как заварушка начнется, сам понимаешь, кто пошустрее, того и вали. С зарядкой не тяни, но и не усердствуй, тетиву порвешь. Я у маркиза по правую руку стоять буду. Все, по местам.

Сивый подхватил с пола арбалеты и бормоча под нос ругательства полез в нишу. Белобрысый Корман, поигрывая кинжалом, покосился в дальний угол зала.

- Послушай, Ягр… Там что-то шевелится…

- А… Это псы нашего славного маркизы. Мне они тоже не нравятся.

- Псы? Ненавижу тварей. А как в бой бросятся? Кого грызть будут? Кого надо, или кого попало? Впереди резня значит будет, а сзади эти твари? Так дело не пойдет. Живот свой от лезвия защищать буду, а мне гнилые клыки в шею?

Ягр задумался.

- Тоже верно, Корман… Господин маркиз, время есть еще, может уберем собак?

Маркиз сидел нахохлившись за огромным столом, его рыжие волосы торчали спутанными космами, в мерцающем свете свечей поблескивали влажные глаза.

- Какие вы армельтинцы прямо нежные… Собачки вам мешают. Ну ладно, - маркиз устало взмахнул рукой. Где-то звякнул колокольчик.

В зал, громыхая цепями, вбежали люди в громоздких кожаных доспехах.

- Быстрее, быстрее выводите их. Запрете в нижней псарне. А вы, - маркиз оглядел наемников, - уж поскольку охранять меня взялись, слушайте и запоминайте…

3.

Ранним промозглым утром по унылой разбитой дороге, именуемой в этой части Лаоры Восточным Имперским трактом, в долину реки Тойль-Сиул спустилась неспешной рысью кавалькада наездников, в центре которой на низкорослом мохноногом олене скакал сам граф Михаэль Второй Бирольский, по прозвищу «Молот». Эскорт графа, усатые приземистые бирольцы устало погоняли своих оленей. Серое неприветливое небо щедро поливало всадников мелким холодным дождем, белесый туман клочьями стекал по склонам холмов, и путникам, измученным долгой дорогой, ненастьем и вшами, казалось, что петляющему тракту не будет конца.

Наконец, из клубящейся серой мглы им навстречу выступили островерхие башенки имперского сторожевого форта Вассель. Путники пришпорили оленей, и вскоре один из них уже стучал в массивные ворота форта. В окружении десятка гвардейцев их вышел встречать сам командир форта, пожилой арион-майор, ветеран, с сабельными отметинами на лбу и щеках. Граф, как человек не привыкший к верховой езде, неуклюже спешился, швырнул поводья своим солдатам и шагнул навстречу имперским гвардейцам. Уставившись на командира единственным глазом, он заговорил тяжелым хриплым басом:

- Не надо раскланиваться. Мне это ни к чему. Я граф Бирольский, а это мои люди. Мне нужно накормить бойцов и оленей. Согрейте воды и немного вина для меня. Надеюсь, мне все это не придется повторять дважды?

Командир гвардейцев склонил голову в согласии.

- Конечно, господин граф. Как прикажите. Правители Норка предупредили о вашем приезде, мы окажем вам любую посильную помощь. В моем доме вам приготовлена комната для отдыха, еда и вино.

Граф криво ухмыльнулся, при этом страшные ожоги на его лице сдвинулись, образуя некое подобие ужасной маски.

- Повременю благодарить правителей Норка. Много ли гражданских в форте?

- С десяток холопов с женами, из тех, что служат нам. Несколько крестьян, из окрестных деревень, два лавочника, пару шлюх. Трое купцов без караванов, со своими людьми. Один с обозом, аведжиец, с помощниками, путь держит в Хоронг из Армельтии. Группа монахов, следующая в Норк, да в яме пару местных буянов ждут суда.

- Хорошо. Поторопитесь майор, мы здесь надолго не задержимся.

Майор сдержанно кивнул и отправился в глубь форта, отдавая на ходу распоряжения.

Граф оглядел шеренгу гвардейцев и ткнул узловатым темным пальцем в ближайшего солдата.

- Дай мне свой меч!

Солдат недоуменно покрутил головой. Стоявший рядом капрал молча кивнул. Гвардеец вытащил клинок и протянул рукоятью графу. Биролец подхватил оружие, быстро осмотрел его со всех сторон и сказал:

- Хороший меч, солдат. Клеймо мастерской Петра и Суллы, имперский заказ, позапрошлого года. Следи за ним. Вот здесь пятнышко, и здесь… Бирольская сталь требует особого ухода. – Граф вернул меч гвардейцу и повернулся к своим солдатам. – Не трогайте шлюх, и не напивайтесь как джайлларские свиньи. Мы продолжим путь после третьей службы, и к пятой, если Иллару будет угодно, доберемся до Норка.

4.

Осень медленно тащила над Вивленом чернобрюхие тучи, изредка громыхая, словно старая повозка молочника.

«Словно старая повозка молочника» — еще раз повторил про себя Россенброк. Эту самую повозку, с грязных улиц далекого Эркулана, он вспоминал всякий раз, когда тяжелое осеннее небо заливало мир холодной тоской и старость, неотступно ползущая за ним по пятам, заглядывала через плечо и решительно начинала требовать свое.

«Словно ста­рая…»

Марк Россенброк, великий канцлер великой Империи — заложник осени и старости.

«Вот так каждый голодный год. Проклятый ветер тащит страх и ненависть из суровой Кирской Марки, где сейчас Миуш Чаг, по прозвищу Сухарик, ведет армию оборванцев на приступ Киры, а маркграф Нурр, без сомнения, драпает в Винтир за помощью, бросив на произвол судьбы столицу и стада свих любимых породистых оленей. А холодный ветер несет смерть и страдание все дальше и дальше — через всю Империю, в каждый замок, в каждый дом... Закопошатся в грязи армии, побредут по размытым дорогам разбойничьи шайки и отряды наемников, запылают города и деревни. Неурожайный год — год боли и ужаса»