Прямой эфир (СИ) - Стасина Евгения. Страница 72

— Боже, — округляет глаза, но довольно быстро берет себя в руки, и, прочистив горло, обхватывает его рукой, словно ей не хватает кислорода и без этих медленных поглаживаний о долгожданном глотке свежего воздуха можно забыть. — Быть такого не может! Я пригласила лишь самых близких…

— А кто может быть ближе любовницы сына, чьи фото вы до сих пор храните в семейном альбоме? — не сдерживаю ехидства, намеренно отворачиваясь от вошедшей в роль Эвелины.

Ей бы в Голливуд, и Оскар непременно попал бы в ее ухоженные руки.

— Что ты? Зачем мне это нужно, если я видела, что Игорь по-настоящему счастлив с тобой?

— Не знаю? Может, она обещала вам больше денег или сразила своими речами о ваших нарядах? — забываюсь, что мы не одни, и теперь мысленно ругаю себя за несдержанность — выносить ее финансовые проблемы было лишним.

— Лиза! — голос звенит, а взгляд уже загорается укором, который ни с чем не спутаешь. — Я не враг своему ребенку! И знай я, что кто-то додумается привести Яну на праздник, не раздумывая, внесла бы этого человека в черный список!

Не знаю, зачем поворачиваюсь к Славе. Наверное, по привычке, ведь непонимание, каким образом он повлиял на мою судьбу до сих пор сидит где-то внутри, прогрызая очередную рану на и без того изуродованном рубцами сердце. Просто машинально веду глазами в сторону друга, и то что вижу сейчас отдает болезненной судорогой во всем теле — спирает дыхание, жаром обдает щеки, роем мурашек проходится по позвоночнику и покидает тело через кончики пальцев, оставляя после себя пустоту.

Он белый, как тот самый снег, что скрипел под моими ботинками, когда я волокла чемодан по подъездной дорожке, покидая дом, где остались мои дети…

Слава

Она ни о чем не спрашивает. Помнит, что вокруг нас люди, любопытные камеры, фиксирующие каждый ее вдох, Эвелина, что и сама сейчас наблюдает за мной, пронзенная осознанием.

Я совершил кучу ошибок, но эта стала фатальной. Непоправимой и разрушительной для того хрупкого мира, что установился в семье моего друга. Друга и женщины, что никак не хочет покидать мои мысли, глубокой занозой засев у меня за грудиной.

Не двигаюсь, хоть и не могу больше выдерживать этого серого взора, что лишь на мгновение заволакивает пелена, тут же исчезая, едва пушистые ресницы делают очередной взмах. Что мне сказать, и, господи, как исправить все то, к чему привела меня моя слабость? Любовью такое не оправдывается…

— Что за странная страсть к стеклу? — Яна ведет своим ноготком по столешнице, а взглядом уже полосует панорамное окно, медленно переключаясь на стеллажи с прозрачными дверками.

Презираю эту женщину, но хорошие манеры никто не отменял: кофе не предлагаю, но и гнать ее взашей не тороплюсь. Сижу, закинув ногу на ногу, и стараюсь взглянуть на нее отстраненно. Не как человек, что видел Лизины слезы на заднем сиденье автомобиля, а как мужчина, способный оценить женские прелести.

Талия у нее тонкая, бедра округлые, грудь вряд ли уместится в ладони. Песочные часы — аппетитные, но меня не манящие.

— Вот это красота, — замирает, разглядывая город с высоты семнадцатого этажа, и на какое-то время затихает, поглаживая плечи через тонкую ткань своей кофты. Розовой, совсем неподходящей к ее распущенным черным волосам.

— Слава, — оборачивается, приторно улыбаясь, и вот уже идет ко мне, ловко разворачивая стул и усаживаясь напротив.

В чем-то я Игоря понимаю — она красивая картинка, и если не копать глубже, вполне сгодится, чтобы раскрасить холодные серые ночи своим присутствием… Только, разве Громов в этом нуждается? Ведь дни рядом с его женой вряд ли можно назвать унылыми.

— Я пришла тебе помочь.

— И в чем же? — хмурым взглядом прошу ее остановиться, когда наглые женские пальцы приводят в движение настольный маятник, подаренный Лизой еще в то время, что она трудилось на меня в качестве секретаря. Уверяла, что он помогает отвлечься и неплохо снимает стресс, но если быть честным, единственное на что он способен — усыпить своим монотонным глухим постукиванием.

— В твоем затянувшемся безуспешном завоевании жены Игоря, — произносит легко, даже улыбается, причем беззаботно. — Я ведь знаю, что ты к ней неравнодушен.

— Откуда, если не секрет?

— Интуиция и умение наблюдать со стороны. Вы ведь известные люди, и часто мелькали своей троицей в популярных изданиях… Да и постоянных отношений у тебя так ни с кем не сложилось.

— Еще не встретил ту единственную, — отодвигаю горемычный сувенир, что опять привлекает ее внимание, и намеренно поглядываю на наручные часы, давая понять, что время ее на исходе.

— Или просто упустил, — Яна подается вперед, насмешливо приподнимая бровь, и, игнорируя мою кислую физиономию, устраивается поудобнее, теперь задевая мою брючину своей шпилькой.

— Мы могли бы оказать друг другу услугу. Я забрала бы то, что принадлежит мне, а ты утешил бы несправедливо обиженную женщину, тем самым избавив Громова от необходимости подтирать ей сопли. Разве плохой расклад?

— Ужасный. Хотя бы потому, что я не имею привычки разбивать семьи, и уж точно не сохну по чужим женам, — откатываюсь, противясь такой близости с этим монстром, и указываю на дверь, больше не в силах смотреть на эту охотницу. Бессердечную, ведь ее даже дети не останавливают.

— Да брось! Разве тебе ее не жалко? Ни я так другая их брак разрушит. Потому что натура у Игоря такая, гулящая.

— Тогда, зачем он тебе?

— А я бы справилась. Удовлетворять его аппетиты — мой конек. Если забыл, он готов был уйти от нее, стоило мне мелькнуть на горизонте, а это о чем-то да говорит.

— Но он все же остался, — подмечаю, напоминая этой самоуверенной даме, что в реальности все не так сказочно, как ей бы того хотелось.

Порою, лишь оступившись, человек осознает, что не все что блестит, достойно безумных трат, и пусть я не верю, но все же надеюсь, что это как раз его случай.

— Если бы не ребенок…

— Два, — прерываю, хоть и понимаю, что даже этот факт вряд ли ее вразумит. — Это девочки.

— Тем более, — лишь подтверждает правильность моих мыслей, — тяжелая артиллерия, благодаря которой Лиза все-таки одержала победу. Сомнительную, ведь я больше чем уверена, что она мучается перед сном, осознавая, что вовсе не от большой любви ее муж продолжает делить с ней спальню. Так что, у тебя есть шанс избавить ее от душевных терзаний. У Эвелины, кажется, намечается костюмированная вечеринка?

Ее осведомленность не может не пугать. Вперяюсь в нее внимательным взором, гадая, что же ей движет — любовь или безумие — и откладываю ручку, что взял скорее от безделья, чтобы хоть чем-то занять свои руки.

— Чего ты хочешь?

— Разве не понятно? — улыбается, а я брезгливо морщусь, ведь высокими чувствами от ее мотивов даже не пахнет. — Проведи меня в ресторан. Я увижусь с Громовым, а дальше пусть распорядится судьба: ты либо убедишься в том, что твоя любимая женщина находится в надежных руках, либо, наконец, поймешь, что своим бездействием делаешь только хуже.

Я прогнал ее. Прогнал, а через несколько дней попросил Эвелину добавить в список гостей мою спутницу. Загадочную «плюс 1», из-за которой теперь мы все сидим здесь. Есть в Яне что-то бесовское, что-то демоническое в ее взгляде и умении вытягивать наружу чужие пороки. Моим стала зависть. Зависть к тому, с какой любовью Лиза взирала на моего друга детства. Острое желание хоть на мгновенье быть обласканным серыми бездонными глазами взбудоражило кровь, напрочь лишив рассудка.

Только любому умопомрачению приходит конец. Рано или поздно разум возобладает, и осознание совершенного непременно обрушивается нам на голову, заставляя терзаться угрызениями совести и признанием собственной подлости.

Наверное, именно поэтому я так напился, с жадностью опустошая дорогие напитки с завидной регулярность пополняемые официантом. И не ударил в ответ, когда каменный кулак Громова прилетел мне в лицо, ведь этот удар я заслужил…

— Ты? — охрипла.