Ундина особых кровей - Матлак Ирина. Страница 47

— Не знаю… Наверное, просто поговорить.

В этот момент она явно чувствовала себя так же неуютно, как я. Мое общество было для нее тягостным — это улавливалось предельно отчетливо, и все же она нашла в себе силы прийти сюда и уходить не спешила. Из окна струился серебристый лунный свет, падающий на ее утонченный профиль, в котором я и угадывала, и не узнавала свой…

Чувства ее присутствие вызывало смешанные, но, скорее, мне бы хотелось вновь оказаться в одиночестве, чем продолжать находиться рядом с ней.

— О чем? — спросила я, вправду не зная, какой между нами может состояться разговор. С Дымком — и то общих тем больше!

Больше всего я боялась, что Аэлина сейчас начнет оправдываться, пытаться объяснить, что произошло девятнадцать лет назад и почему она меня оставила. Нет, не просто оставила — вышвырнула и подбросила на каменоломню Троуэн как ненужного морского котенка! А еще больше боялась того, что я, склонная к иногда излишнему сочувствию, хотя бы немного ее пойму…

— О тебе, — по-прежнему не глядя на меня, ответила Аэлина. — Обо мне… О нас.

— О нас? — В мой голос просочился сарказм. — Хорошо, давайте поговорим. В силу некоторых обстоятельств мы встретились, и я была вынуждена переехать в этот дом. Я проживу здесь ровно столько, сколько потребуется, и буду играть роль дальней родственницы. Но как только такая необходимость отпадет, вернусь в Сумеречье, и на этом наши пути вновь разойдутся. Нет смысла пытаться наладить со мной какие-то отношения, леди Лавьет. Я и без того буду вести себя на публике как подобает и не брошу тень на вашу репутацию. Можете не переживать.

— Моей репутации уже ничто не повредит, — нервно усмехнулась Аэлина, а следующие слова произнесла тихо и с горечью: — Зря ты так.

Я бы многое могла возразить на последнее замечание, но сдержалась.

— У меня не было выхода, Фрида, — произнесла она затем, оправдав мои страхи.

А мне вдруг даже интересно стало, что она скажет, и я промолчала, ожидая продолжения.

— Когда мам… когда леди Шаркэ узнала о моем положении и о том, что ребенок даже не от лорда, которого мне прочили в мужья, она отправила меня в Риальду — отдаленную провинцию, где ты и родилась. Моим мнением никто не интересовался ни тогда, ни потом — просто отвезли в Сумеречье, велели отдать тебя и забыть.

— И вы забыли, — с отрешенным спокойствием кивнула я. — Ни разу не попытались узнать, как я живу. Нет, я не осуждаю. Мне в общем-то все равно… Уже все равно.

— Я посылала деньги, — сдавленно пробормотала Аэлина. — Сразу каждый месяц, потом переводила крупные суммы раз в полгода, пока счет на имя Филиппа Талмора в Гномьем банке не оказался закрыт. Он спускал все до последней копейки на выпивку, влез в сумасшедшие долги… Думаешь, кто помог вам, когда ты стояла на паперти, а ваш дом хотели конфисковать в уплату?

Волна негодования растопила спокойный лед, и я, сдерживаясь из последних сил, спросила:

— А по чьей милости я оказалась на этой паперти? По чьей милости столько лет терпела унижение и всеобщее презрение, вызванное клеймом бродяжки из трущоб? Да, отец пил, но тоже только по вашей вине! Вы во всем виноваты! Вы, а не он! И вы сами прекрасно это понимаете, поэтому сейчас даже не находите смелости смотреть мне в глаза!

Аэлина вздрогнула, но так на меня и не взглянула. Зато я смотрела на нее пристально, очень внимательно и видела перед собой легкомысленную, думающую только о себе особу. Нет, я охотно верила, что инициатива избавиться от меня принадлежала леди Шаркэ, но даже не сомневалась — того же хотела и сама Аэлина. Зачем ей нужен был ребенок, который испортит и перечеркнет всю жизнь?

— Спасибо, что хотя бы не убили, — с вновь проскользнувшим в интонации сарказмом поблагодарила я.

— Узнала слишком поздно… — начала было Аэлина, но тут же смолкла, поняв, что только что сказала. — Нет, то есть…

— Не утруждайтесь, — перебила я. — Если это все, что вы хотели сообщить, прошу оставить меня одну. Я устала и хочу спать.

Кровать негромко скрипнула — леди Лавьет поднялась и, пожелав доброй ночи, двинулась к двери. Уже почти выйдя в коридор, она вдруг обернулась и, все же посмотрев мне в лицо, произнесла:

— Надеюсь, когда-нибудь ты сумеешь меня простить.

Как только она ушла, я рывком вскочила на ноги и, подбежав к окну, настежь его распахнула. Холодный ветер ворвался в комнату, а затем улетел, унеся с собой оставленный гостьей аромат цветочных духов.

Ночь для меня разделилась на две части. В первой я спала крепко и не видя сновидений, а под утро страдала от очередного кошмара. Ши возьми, повторившегося кошмара! Мне вновь снились стремительно темнеющие кристаллы в шаромаге и беспокойное море, сливающееся с черным ночным небом. Вот уж точно — беспросветные сны…

В итоге наутро я встала с раскалывающейся головой и почему-то замерзшей. А еще дико хотелось пить — снова мамочкина кровь сказывалась, не иначе. В одиночку бродить по не слишком гостеприимному дому не хотелось, поэтому жажду я утолила водой прямо из-под крана. Это вам не Слезные трущобы, где вода идет или с примесью песка, или не идет вовсе.

По старой привычке поднялась я рано, и второй раунд в борьбе с горничной не состоялся. Она пришла как раз в тот момент, когда на мне уже было надето платье. Единственное, в чем я не стала себе отказывать, — это в принятии помощи относительно прически. Как ни крути, а сложнее косы у меня редко что-нибудь получается.

Следом за горничной ко мне пришла госпожа синевод… госпожа Лидра, причем не одна, а в компании еще одной женщины и трех девушек. Что всей этой делегации от меня нужно, я не понимала вплоть до того момента, пока ко мне не стали прикладывать мерную ленту и образцы тканей. Пока это происходило, горничная по просьбе главной модистки демонстрировала мой гардероб. Неловкости по поводу его скудности я не испытывала, слишком занятая тем, чтобы стоять ровно с втянутым животом и не дышать, пока мерная лента, точно угорь, обвивает мою талию.

— О, а вот это замечательное! — привлекло мое внимание неожиданно удивленное восклицание модистки. — Леди Талмор, примерьте его, пожалуйста. Если оно хорошо сидит, в нем и пойдете на завтрашний бал. Конечно, мы рассмотрим и другие варианты, но, думаю, это подойдет идеально. Лучше бы пошить для бала новое, но, к сожалению, времени крайне мало, а у меня еще много заказов, едва с другим вашим гардеробом управлюсь.

Увидев в руках горничной то самое треклятое, подаренное Флинтом платье, я застонала, причем далеко не мысленно.

— Меня устроит любое платье, кроме этого, — обратилась я к модистке. — Его не надену.

Мне была предъявлена масса аргументов в его пользу, но я стояла на своем, хотя примерить все же согласилась. Это был первый раз, когда я надела платье, некогда являющееся моей мечтой. Темно-синее, с виду простое, оно идеально облегало фигуру почти до колен, а сотни мельчайших жемчужин, усыпавших подол, красиво мерцали под ярким, горящим в комнате светом. Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Никогда не носила ничего подобного… Да что там, просто представить не могла, что когда-нибудь такое надену! Эта я — стоящая посреди дорого обставленной комнаты, в таком же дорогом, достойном настоящей леди платье, была незнакомкой. Девушка, смотрящая на меня из зеркала широко распахнутыми в удивлении глазами, просто не могла быть мной…

— Уверены, что не хотите завтра его надеть? — словно издалека донесся до меня голос модистки. — Это эксклюзивное платье из уже полностью распроданной коллекции словно специально сшили для вас.

— Уверена, — подтвердила я, подумав, что давняя маленькая мечта того не стоит.

Мне предложили примерить еще пять платьев, из которых выбор пал также на темно-синее. Сидело оно не так хорошо, как подаренное Флинтом, даже госпожа Лидра это заметила, но я упорно продолжала настаивать на своем и в результате добилась желаемого.

Сняв необходимые мерки для пошива нового гардероба, работницы и хозяйка модного дома удалились, оставив меня наедине с ходячей энциклопедией хороших манер.