Желтый дьявол (Том 3) - Мат Никэд. Страница 40

Очень крупно: мозолистые руки матросов.

Но вот показался японский миноносец, быстро идущий к «Ленину», а за ним со стороны Йокосуки огромное чудище — дредноут. И хлоп объектив.

Полное затемнение и наплыв одновременно!

— Что ж вы не снимаете? Смотрите! К нам в гости идет японский дредноут… — Попов к Зуеву.

Но Зуев уже собрал свои манатки, то-есть киноаппарат. У него полное затемнение и наплыв! Взвалив себе на красный затылок машину, он катышком свертывается с палубы в свою каюту.

Попов навертывает правой рукой, изображая киноаппарат. Он кричит вдогонку Зуеву:

— Крупно: испуганная физиономия кинооператора Зуева. Бегство от татей в преисподнюю…

На спардеке общий смех. Зуев, удирая, отмахивается.

— Подальше от греха!.. Чем чорт не шутит, когда свинья спит… — Крупно сверкают пятки Зуева.

Кинолента окончена.

Ночь.

Зеленые фосфорические, режущие тьму, полосы прожекторов.

Йокосука — военный рейд Иокогамы — наполнен крейсерами и миноносцами всех тихоокеанских эскадр.

Глазами прожекторов корабли щупают рейд, пробегая по развалинам дымящегося догорающего города. Точно по заказу, на его агонию эти корабли собрались посмотреть, пройдя огромные расстояния по Тихому океану. Стоят они здесь такие настороженные, враждебные. Воздух, душный и терпкий, насыщен парами вулканов, дымом и копотью.

Несколько сот вымпелов всех национальностей развеваются на иокогамском рейде. Мириады огней сбегают от самых верхушек радио-мачт по реям и бронированным башням вниз по борту и поручням трапов, падают сверкающими электрическими лентами в черную, жуткую, неспокойную морскую бездну рейда.

А вдали на горизонте, где расположены главные укрепления Йокосуки, вспыхивают огни сторожевых судов. Вот полыхнула по небу белая метла и пошла ниже, ниже по облакам, скользнула по морю и…

— A-а, сволочи! не дают спать, сторожат… — ругается на матраце Андрей Попов, вылезший на спардек, как на дачу.

— Это они тебя охраняют от иностранного засилья… — бросает ему весело Фролов, вчерашний газетчик, «сегодняшний» санитар, расположившийся тут же с парой холодных бутылок пива.

— Вот, вот!.. еще… — плюется Попов и со злости показывает язык прожектору, зажмурив глаза.

Палуба «Ленина» заливается ослепительным зеленоватым светом многочисленных прожекторов.

— Макака!.. — кто-то из матросов бросает в муть ночи и грозит кулаком. Из-за борта виден только белый жилистый кулак.

Шатаясь от бессонницы, идет кино-оператор на корму.

— Дядя Костя! — окликает его Снегуровский.

— Ну?..

— Что же вы сегодня пропустили такой, можно сказать, замечательный случай, не сняли японский дредноут?

— Струсил он!.. Известно, — подзадоривает его, вмешиваясь в разговор, Фролов.

— И струсил… Молокососы вы!.. Что вы понимаете в кино-законе?.. — огрызается Зуев.

— Вот не было печали… и такие есть? — смеется Снегуровский.

— Вы что, хотели бы, чтоб меня япошки привлекли за военный шпионаж?

— Э-э, бросьте вы… Кто вас может привлечь? Вы видели… — Попов, разъяренный, садится на матрац и начинает жестикулировать: — Видели, как этот верзила от нашего Интернационала утекал?..

— А ведь правда, — говорит Фролов. — Как запели, так и снялся с якоря.

— Не любит макака! Это ему не по вкусу…

— Да-а… — тянет Фролов, смакуя холодное пиво.

— Ему-то любить?.. Видали, как пыжится? Уж куда, кажется, задаваться: разбиты, уничтожены… За эти несколько минут землетрясения, наверное, Япония потеряла больше и людьми и материальными ресурсами, чем все европейские государства за время мировой войны, взятые вместе. Миллиарды будет стоить императорской Японии это удовольствие. А народу — голод и нищета на многие десятки лет… — Подошел начальник экспедиции и тоже подсел на палубу.

Никому не спится. Все бродят, как привидения, полураздетые, а то и просто в трусиках. Душная южная ночь.

— Ну, и духотища же!.. — вздыхает протяжно толстый кино-оператор. Он не может найти себе места.

— И еще эти проклятые прожекторы… — так же не может успокоиться Попов, ворочаясь с боку на бок на матраце.

Какая-то сестра из «барышень», принарядившаяся перед американским флотом, томно вздыхает, возлежа с закинутыми за голову руками на шезлонге. Она смотрит на звезды.

— Сестра! Не пойти ли нам к американцам в гости?.. — шутит доктор Богданов, вспоминая некоторые «приготовления» женской части медперсонала по приходе в Иокогаму. Доктор — вечно веселый и неунывающий.

С шезлонга ответом долетает только грустный вздох.

— А что американцы?.. Они культурный народ! — Дядя Костя, не выдержав, скидывает подтяжки. — Они не то, что макаки. Видели, когда мы входили в бухту — американцы приспустили флаг первыми? А эти макаки и не подумали даже… И коммерческие-то их суда такие же подлецы…

— Да-а… Они-таки нам «не доверяют»… — ехидно замечает Фролов. — Вон какая непроницаемая цепь миноносцев окружает нас…

— А что я говорил?., пустили? — Дядя Костя сует под нос Фролова два жирных кукиша: — Шиш с маслом не хочешь?!. Пустили нас помогать «пролетариату Японии»?.. — «Пролетариату Японии» он говорит с иронией.

— А вас пустили снимать мировую кино-фильму «Землетрясение в Японии»? — быстро парирует Фролов.

— Я что!.. Я и не думал… Мне все равно. Я знал — ведь это же не американцы.

— Да-а!.. А ваши-то американцы наверное подзаработали: они уже ездили снимать развалины с их разрешения…

— Никто им и не разрешал!.. — перебивает, раздражаясь злобой, профессионально задетый в своей неудаче кинооператор. — У них — сила: японцы, напуганные землетрясением, трусят их… Они вон не поехали сюда помогать, как мы простаки… Вчера они нас лупили, а сегодня мы с распростертыми объятиями к ним — де, мол, нате! в жертву себя приносим: и рис и медикаменты… Это от своих-то нищенских крох!! А они хоть бы что… — И голодные и разрушенные, а не хотят…

— Да ведь не народ, а эти господа военные… — бросает Попов.

— Знаю!.. А управляет-то кто?.. А бил-то кто вас в Приморье?.. Кто гонял-то вас по сопкам — народ? солдаты?.. Нет — О-Ой!!.. Вот кто вас гонял… — И дядя Костя, обиженный, садится на палубу.

— Знаем…

— Ну, и знайте!! — продолжает неистовствовать дядя Костя. — Вот они приехали раньше всех сюда на пожарище. А что, хоть спасли ли одного япошку? Нет и нет! Они только смотрят на берег в свои подзорные трубы…

— Да навертывают своими кино-аппаратами… — ввертывает опять ехидно Фролов.

— Ну, и да!.. Снимали. Они — предприимчивый народ, не то, что мы…

— Ну, а где же их культура-то, хваленая ваша культура? — Доктор Богданов тоже ехидничает.

— А-аа, ну вас к бесу!.. — демонстративно оборачивается на прожектор дядя Костя и со злостью плюется за борт. Не выдержав жары, начинает стаскивать рубаху.

Все смеются над его жирным и зеленым в свете прожекторов телом.

— Вы, дядя Костя, точно водяной… — кто-то ему.

— С вами свяжешься, не тем еще будешь, — уже тихо, примирительно огрызается дядя Костя.

Близко, наклонившись к самому уху Попова, Снегуровский шепчет:

— Приходи часа в три на корму — мне нужно с тобой говорить.

Попов раскрывает в недоумении рот, но Снегуровский уже соскочил с его матраца и вслух произносит:

— Я пошел спать… — и уходит быстро по палубе, спускаясь в каюту.

— Чорта лысого, уснешь там!.. — бросает ему вдогонку дядя Костя. (Он — его компаньон по каюте). — Духотища и эти проклятые прожекторы залезают во все щели…

А рейд не спит: японцы сторожат большевиков. А американцам некогда — они хозяйничают в японских водах, промеривая открыто по всем направлениям иокогамский рейд, маневрируя кильватерными передвижениями своего линейного флота. И всю ночь носятся по рейду их катера, и всю ночь переговариваются их сигнальные огни на мачтах, и неслышно передвигаются их колонны.

А Иокогама в дыму и копоти догорает жуткими вспышками то там — в центре города, то здесь — на эспланаде…