Заложники (СИ) - Фомина Фанни. Страница 16

Нико обнял её, ощущая, привыкая, приник сильнее, углубив поцелуй, скомкал край исподней сорочки, сквозь которую и в сухом её состоянии видно было великолепно очерченную грудь с гордо выпирающими сосками, до которых ему не терпелось добраться.

Рона с восторгом исследовала новое, незнакомое тело — широкие плечи, предплечья, словно обтянутые стальными ремнями мышц, спину… есть в этом что-то завораживающее, когда тебя нежно обнимает воин, который при желании мог бы одним движением переломить тебе хребет. Нико оторвался от её губ, проложив дорожку поцелуев по шее, изучая, прислушиваясь, где собьётся дыхание, стараясь не торопиться…

Она почувствовала, что голова идёт кругом — от его сильных рук, без смущения находящих все чувствительные точки на её теле, от запаха реки, и от собственной безрассудности. Она хотела сказать ему что-нибудь, подбодрить, завести… но тут приятное головокружение сменилось смятением, и ощущением опасности. Что она делает?!

— Нико, — выдохнула она между жадными поцелуями, — Нико… отпусти!

Дорогие читатели, если вы увлеклись этой книгой, то мне важно знать ваше, именно ВАШЕ мнение: как должны дальше развиваться события?;) Ведь Нико неплохой парень. Но есть ведь и возлюбленный — Ингар. Как поступить героине… и автору? *не забывайте оставлять комментарии — они поддерживают и помогают в работе! Всем добра!!

38

Как оказалось, выбор был сделан очень верно. Только что всё было замечательно, смело и интересно. Без дешевой наигранной пошлости, обязательной между клиентом и кабацкой шалавой… и тут — нате вам! — отпусти и всё. Кто-то другой вполне мог бы обидеться. Таких «шуток» решительные воины по большей части решительно не понимали, и кончиться это могло весьма плачевно.

Нико отстранился, держа её за плечи.

— Так у тебя это первый раз что ли? — несколько разочарованно проговорил он, и Рона искренне посочувствовала его огорчению. Момент был удобный, чтобы соврать, но она, стараясь распутать комок ещё мокрой от купания сорочки, отвернулась и пробормотала:

— Нет…

— Дура, — беззлобно сказал Нико и отодвинулся, — так чего пошла, если не хотела?

— Я хотела, — уже откровенно всхлипнула девушка, — просто… не знаю. Не могу… — слёзы хлынули ручьём. Будь Нико вампиром — наверняка бы испарился.

— Вот дура, — ещё раз повторил он и сам закутал её в плащ, — ладно, не бойся, ничего я тебе не сделаю. Ну не плачь, не реви. Да ну тебя! Ведь рубашку промочишь, — Рона и вправду примерилась вымочить в слезах рукав его только что натянутой рубашки, — Хватит сопли распускать. А то ребята увидят — что обо мне подумают?!

— Извини, — горестно простонала Рона, но слёзы всё-таки утёрла.

— Ну, рассказывай, — Нико прислонился к шероховатому серому нагретому солнцем стволу, пошарил взглядом по траве, и внезапно спросил, — куртка моя где, ты не видишь?

— Ты на ней сидишь, — неуверенно ответила девушка.

— Вот, точно, — он достал из кармана кисет и помятую бумажку, — закурю-ка. Ты будешь? Нет? Ну, как знаешь, — он добыл спичку, чиркнул ей по оковке своего сапога и затянулся, — так рассказывай. Кто тебя обидел?

— Никто, — покачала головой Рона, — знаешь, правду говорят: любая баба сама себе напридумывает, а потом…

— Не реви, сказал! Парень что ли? Так может, давай я его вразумлю?

— Ой, нет, — Рона представила себе, как Нико будет вразумлять тщедушного нежного Ингара, и, помимо воли, хихикнула, — я сама. Да я… ух, я его!..

— Я понял, — хохотнул добродушный воин, — ну что, расскажешь? Может, полегчает.

И Рона рассказала. Смято и путано, поэтому вместо жалоб получилось негодование. Нико пожевал окурок от самокрутки и выплюнул, втоптав каблуком в песок.

— А знаешь что? — задумчиво сказал он, — Ты с ним переспи.

— Да как, если он от меня шарахается как от чумы? Чует, гад, чем дело пахнет…

— Ну, как-как… спала же ты с ним как-то до этого два года? Вот так и переспи ещё раз. А дальше — уж сама решай, нужно тебе это счастье, или пойти другого поискать. Помогает.

— Тебе помогло? — не удержавшись, спросила Рона, в которой проснулся сборщик ценной информации.

— Ну, как сказать, — развёл руками Нико, и похож стал на пекаря, признающегося, что было дело — в сладкие булки, которые он печёт, падал таракан, — когда помогало… а когда и нет. Но ты попробуй.

— Ладно, — ухмыльнулась лэсса, — уговорил…

— Ну что, пойдём? — он встал и потянулся, очередной раз перекатив мышцы, — только умойся.

Рона свистнула в два пальца. Спустя полминуты из кустов к ним выбралась рыжая наглая лошадь.

— А кобыла-то тебе зачем?

— Переоденусь, — отозвалась девушка, стаскивая с седла предусмотрительно пристроенные там штаны и куртку, — отвернись.

— Ты… это, — внезапно замялся Нико.

— Что? — прыгая на одной ноге, поинтересовалась лэсса.

— Ребятам всё ж таки не трепли, что у нас с тобой тут… того… то есть не того. Ничего, в общем.

— Это да, — согласилась Рона, — а то пересудов будет на неделю.

39

На отъезд Ариверна никто не обратил внимания. Во-первых, его лэсса (а собравшиеся были вполне уверены, что лэсса — именно его) беззастенчиво удалилась в кусты с Нико. Нашла правда с кем, ну да ладно — может в следующий раз кого стоящего выберет. А во-вторых, он же сотник — мало ли, какие у него дела?

Так что обратно в замок он вернулся в гордом одиночестве. Можно, конечно, было бы, смеху ради, прихватить с собой и Ронину кобылу. Но тогда пришлось бы ещё волочь эту упрямицу (в самом деле, под стать хозяйке!), да и поднять неприятный слух о том, что лэссу сбросила лошадь, а шума ему не хотелось. У него было важное дело, ради которого Рону как раз следовало спровадить, и очень не хотелось, чтоб какая-то суматоха в замке мешала тонкому процессу обольщения нерешительного юноши. Ведь, в конце концов, сотник тоже имеет право на счастливую личную жизнь.

Совесть робко намекала, что лэсса может не оценить, если пришлый красавец уведёт у неё любимого и давнего кавалера. Верн, будучи вообще человеком не слишком стыдливым, плевал на совесть, один раз всё-таки подумав «а, всё равно он ей не подходит!» Лучше вон с тем же Нико пусть обнимется. Он такой же лапоть, зато, хоть не нытик.

Ингар обнаружился в одной из небольших гостиных. Молодой человек был занят: он играл на скрипке. Томно запрокинув голову, он нежно ласкал свой инструмент, вслушиваясь в сложные аккорды. Верн залюбовался и заслушался одновременно — ведь действительно хорошо играет… и инструмент такой — ему подходящий. Но тут вдохновенное выражение лица сменилось раздражением, он оборвал высокую, трепещущую ноту и резко повернулся к двери.

— Кто здесь? Я же просил, чтоб меня не беспокоили! — конец фразы он договаривал уже по инерции, так как понял, наконец, кто перед ним.

Верн просто стоял и улыбался, глядя на метания юного менестреля. Смятение и желание бежать, ищущий взгляд: куда? Стыд, нахлынувший при воспоминании об их последней встрече, а вместе со стыдом — память… всё! Парень попался. Конечно, сейчас он будет всё отрицать, а взгляд уже стал другим — голодным. Он мучается, хочет подавить этот голод, а сил нет. Бедный… неужели так скучал? Ему же об углы тереться впору! Хоть бы скрипку положил, а то уронит инструмент…

— Положи скрипку, — тихо и многозначительно сказал Верн.

40

Ингар бросил судорожный, растерянный взгляд на столик, где стоял, раззявив красный бархат, открытый кофр. Потом медленно, как во сне, протянул руку, и положил скрипку и смычок — не в чехол, просто на стол, и тут же скрестил руки на груди, словно возмущенно защищаясь в споре.