Ассасины - Гиффорд Томас. Страница 63

В течение этого получаса она пыталась сообразить, что могло так заинтересовать Вэл в секретных архивах, что это в конечном счете стоило ей жизни.

Площадь Святого Петра купалась в нежарком утреннем солнце, яркий свет чередовался с тенью, когда сестра Элизабет пересекла ее и вошла в город Ватикан через Ворота Святой Анны. А потом прошла мимо здания Osservatore Romano прямо к Бельведеру, что находился рядом с Библиотекой Ватикана.

Все бумаги у нее были в порядке, имелось и письмо от Папы, подтверждавшее ее должность, а также удостоверение личности с фотографией. Но путь в заведение проложил все-таки Санданато, особо подчеркнувший ее связь с Кёртисом Локхартом, это значительно ускорило доступ. Именно благодаря ему Элизабет получила разрешение читать и просматривать особо секретные документы. Что, впрочем, неудивительно, ведь не кто иной, как лично Локхарт собрал миллионы долларов на оснащение архивов самыми современными технологиями и оборудованием. «В один прекрасный день, — шутил он, — приду в архив и обнаружу, что Петрелла назвал моим именем комнату для ксерокопирования».

Монсеньер Санданато поджидал Элизабет внутри, в красивом и современном кабинете с полами из светлого мрамора и большим письменным столом, где ей надлежало расписаться в книге посетителей.

— Я был здесь примерно месяц назад, — сказал он, когда они направились в приемную. — Приходил взглянуть на письма Микеланджело. Петрелла человек высокомерный, но должности своей вполне соответствует. Сказал, что сейчас никак не может уделить мне времени, и я спросил почему. Выяснилось, что сам Папа какое-то время назад обещал провести проверку, выяснить, все ли на местах, но так и не сделал этого. А перфекту было неудобно торопить его. Разумеется, никто ничего проверять не собирался. Ах, вот и он. Тонио, друг мой!

Большая приемная была обставлена антикварной мебелью — личный дар Папы Каллистия. На низеньком столике разложен гобелен с изображением святого Петра, удящего рыбу в бурном море. Неплохое предупреждение для любого, кто собирался работать в секретных архивах.

Монсеньер Петрелла походил на элегантного придворного, во всем копирующего своего покровителя. Высокий, белокурый, он был облачен в длинную черную сутану. Лицо сохранилось на удивление хорошо для мужчины за пятьдесят, свежее, почти без морщин. Он приветствовал сестру Элизабет сдержанной улыбкой, а потом пожал ей руку. Санданато представил свою подопечную, а затем извинился, сказал, что должен вернуться к кардиналу. И вот Элизабет осталась наедине с перфектом.

— Думаю, вы осознаете, сестра, — начал на беглом английском Петрелла, — что у нас здесь существуют определенные организационные проблемы. И все они сводятся к одному: до сих пор не удалось сколько-нибудь успешно инвентаризовать содержимое наших архивов. Материалов слишком много, и собрание продолжает неуклонно расти Жизнь поставила меня в положение Сизифа, я стараюсь по мере своих слабых сил. Надеюсь, вы подготовились к этому визиту.

— Думаю, я знаю, какие именно фонды мне хотелось бы посмотреть. Но, возможно, вы сумеете мне помочь. Дело в том, что я должна закончить исследования, над которыми работала сестра Валентина и...

— Какая трагедия, — вздохнул Петрелла. — Загадочная история. — И он выжидательно уставился на нее глазами заядлого сплетника, словно она владела ключом к разгадке.

— Кстати, вы случайно не помните, где именно она работала? Это очень бы помогло...

— А... Да. Кажется, по Борджиа. Они всегда очень популярны, эти Борджиа... И да, вроде бы она провела много дней в зале «Miscellanea». Рылась в этих папках, что в Башне Ветров. — Он сделал неопределенный жест рукой.

— Думаю, мне нужно освоиться с самим духом этого места. Понимаю также, что задача не из легких. Но я обязана выполнить свой последний долг перед ней, хотя бы постараться поискать подстрочные примечания.

Петрелла кивнул.

— Хорошо. Реалистический подход, лишенный нетерпения, вот ключ к сохранению ясности ума. Все здесь терра инкогнита. Идемте, я покажу вам хотя бы часть того мира, куда вы собрались вступить. Вы ведь никогда не были здесь прежде, или я ошибаюсь?

— Была, но очень недолго, когда в журнале готовилась статья об архивах. Можно сказать, была лишь туристкой. А сегодня другое. Сегодня я работник.

Он улыбнулся, кивнул и сделал знак следовать за собой.

Они начали с читального зала, где стояли огромные черные столы. Вдоль стен тянулись полки, уставленные толстыми томами. Обстановку довершали высокие напольные часы и трон, на котором номинально должен был восседать перфект, наблюдая за происходящим. Но обычно он был слишком занят и сюда почти не заглядывал.

— Но главное, это сама идея, я так понимаю, — заметил Петрелла.

Из окон открывался вид на внутренний двор и великолепные красные олеандры, апельсиновые деревья, в тень вышли несколько студентов, перекурить.

Элизабет шла за ним по длинным темным коридорам, вдоль которых выстроились металлические стеллажи высотой с двухэтажный дом. Свет включался и выключался здесь автоматически, только в том месте, где в данный момент проходили люди, и человек попадал в световое пятно, в то время как все остальное тонуло в полумраке. Элизабет увидела знаменитый Пергаментный зал, где древние рукописи приобрели пурпурный оттенок — от грибка, который постепенно разрушал их. В самой старой части архива она увидела застекленные шкафы с выдвижными ящиками из тополевого дерева, построенные великими мастерами-мебельщиками семнадцатого века специально для Папы Павла V Боргезе. Их украшали гербы Боргезе. В них Папа держал свои списки.

И вот по узкой и темной лестнице они поднялись в Башню Ветров, на самый ее верх. Внизу простирались сады Ватикана, напоминающие географическую карту в миниатюре. В Комнате Меридианов не было ни души. Две стены украшали фрески с изображением богов ветров в развевающихся туниках. Изначально в этом помещении предполагалось разместить астрономическую обсерваторию.

— Уж не знаю, послужило бы это утешением для Галилея, чьи подписанные признания во всех смертных грехах хранятся этажом ниже, — заметил монсеньер Петрелла.

Пол же был выложен из знаков Зодиака и представлял собой солнечные часы, которые освещались лучами, попадавшими сюда через специально прорезанное в стене отверстие. С потолка свисал флюгер, тихо поворачивался в потоках воздуха.

— Здесь был создан григорианский календарь, — сказал Петрелла. — И заметьте, в башне нет ни единого осветительного прибора, и это вполне оправданно. Одной вспышки, одной малейшей искры достаточно, чтобы понять: здесь или пожар, или вторгся кто-то посторонний. Очень умно придумано. — Он тихо усмехнулся.

И вот Элизабет уселась в чрезвычайно неудобное кресло за большим письменным столом в читальном зале и заказала первые свои материалы. Она решила начать с фондов, относившихся к выборам нунциев в Венеции.

К сожалению, основной работы Элизабет никто не отменял. Поэтому она смогла проводить в архивах не более трех часов в день, но все равно ее помощнице Бернадин пришлось взять на себя часть ее обязанностей по редакции. А это, в свою очередь, означало, что поиск шести обладателей имен из списка Вэл замедлился. И вот наконец терпение Бернадин лопнуло. И Элизабет, чтобы умаслить свою помощницу, а заодно и самой немного передохнуть, решила вознаградить себя с подругой ленчем в любимой траттории неподалеку от редакции.

Пока что ей не удалось отыскать в архивах ничего, что хоть как-то было связано с Вэл, и она постепенно начала терять интерес к этому занятию. Нет, конечно, она наткнулась на немало интереснейших документов по выборам нунциев, ознакомилась с весьма пикантными подробностями из материалов по Борджиа, всякими там намеками на секс, насилие и предательство, царившие в те времена в высших эшелонах духовенства. Она внимательно прочитала заметки на обратной стороне писем, рассмотрела на полях документов крохотные рисунки совершенно непристойного содержания, которыми ради развлечения украшали бумаги скучающие писцы три, четыре и пять столетий тому назад. Она провела несколько дней, изучая историю Церкви и цивилизации, ощущая, как соблазняют и завлекают ее все дальше самые темные и потайные тропы этой истории. Она понимала, что не следует тратить на это время, но не могла удержаться... И вот теперь, вконец изнемогшая от всех этих тайн, она с радостью вернулась в двадцатый век и спешила в тратторию.