Уничтожить королевство - Кристо Александра. Страница 27
— А золотишко твое, мелкий засранец, я оставлю, — бурчит Торик и, подняв монету, трет ее о рубашку и только потом сует в карман.
Элиан жестом велит Мадрид помочь старпому с мешком и откусывает от сладкой черной соломинки. Когда он отводит руку в сторону, я вижу, что под сюртуком его по-прежнему блестит кинжал.
— Нарушаешь собственные правила? — указываю я на клинок.
— Это не мои правила. К тому же, — насмешливо тянет принц, постукивая пальцем по рукояти, — у меня дипломатическая неприкосновенность.
Уже спустившийся в траву Кай хохочет:
— Это так мы теперь называем королеву Галину? Наверное, стоит сказать ее королевскому величеству о смене ее титула.
— Я бы предпочел промолчать.
— Когда планируешь ее навестить? — спрашивает Мадрид, закидывая на плечо вторую лямку мешка с оружием. — Ты же знаешь, услышав, что мы причалили, она тут же пришлет стражу, дабы сопроводить тебя во дворец.
— Она лишь хочет быть уверенной, что мы хорошо устроимся, — говорит Элиан.
Мадрид фыркает:
— Точнее, она хочет держать нас все время на виду.
Принц уклончиво пожимает плечами и вертит в руках ракушку.
Я стараюсь не реагировать, но при мысли о том, что она в его руках, голова кружится от ярости. Морское королевство Кето с незапамятных времен сокрыто от людей, запрятано в лабиринте из воды и магии, созданном самой богиней. Секрет его местоположения — наша лучшая линия защиты в этом бесконечном сражении, и будет ужасно, если из-за меня принц лишит нас этого преимущества.
Пусть даже в руках людей подвески не работают — Элиан не такой, как все. Неизвестно, в какой хаос он ввергнет королевство, если поймает сирену и, заставив ее использовать силу ракушки, проникнет в наш дом. Сомневаюсь, что у его желания изничтожить мой народ есть какие-то границы. Шаги его непредсказуемы, как и его мотивы, и если я чему и научилась за последние дни, так это тому, что принц может получить все, чего только пожелает. Надо забрать у него ключ от моего королевства, пока Элиан не догадался, что это ключ.
Он ведет меня с корабля на плавучий луг. Принц с вечным пятном грязи на лбу. Кажется, он никогда не выглядит совершенным. Каждая деталь в нем кричит о нарочитой неопрятности, заметной, даже когда Элиан стоит среди столь разношерстной команды. Похоже, так он пытается влиться в общество воров и пройдох, которых собрал под крылом, точно как я подстраивалась под представления матери об истинной сирене. И потому я знаю, что эти попытки бесплодны. Королевскую породу не перекроишь. Врожденных прав не изменишь. Сердца наши покрыты несводимыми рубцами подлинной сути.
— Когда доберемся до городской стены, можем обсудить твое будущее, — говорит Элиан.
Я сжимаю кулаки, возмущенная его дерзостью и тем, что вынуждена с ней мириться. Не королева, а вечная прислужница.
— Обсудить? — повторяю я.
— Ты изъявила желание отправиться с нами, и я хочу убедиться, что ты полезна. Нельзя же вечно прохлаждаться узницей на палубе.
— Я была в трюме, — напоминаю ему. — В клетке.
— Это было утром, — отмахивается Элиан так, будто с тех пор сто лет миновало и пора бы уже забыть. — Постарайся не держать обиду.
Он ухмыляется с такой издевкой, что я лишь фыркаю и ничего не отвечаю. Зато, проходя мимо, стараюсь как можно сильнее задеть принца плечом. Чем скорее я получу его сердце, тем лучше.
Стена соткана не из света, а из нежных лепестков роз. Они кристально белые и сверкают, точно звезды, отражая солнечные лучи. Поначалу даже трудно сказать, часть ли они стены или сами по себе и есть стена. Крошечные листочки каким-то образом создают барьер вокруг столицы Эйдиллиона. Когда мы приближаемся, я вижу, как опускается крепкий мраморный мост, раздвигая цветочную завесу посредине.
Стоило войти в город, и на меня обрушились ароматы сахарного хлеба и мяты. Вдоль мощеных изогнутых улочек, где каждый камень словно рябь на воде, тянутся рыночные прилавки. У самого въезда склонившийся над бочонком торговец помешивает густой шоколад ложкой с человеческий рост. Покупатели слизывают с пальцев теплый мед и капают молоком на атласные рубашки.
Я открываю рот, чтобы вдохнуть, и воздух на языке превращается в карамель.
Прежде я не бывала в человеческих городах, и местное изобилие поражает. Столько людей. Столько цветов, запахов и вкусов. Столько голосов, что они сливаются в шепот и рев, пока ноги стучат по брусчатке. Столько тел двигается и сталкивается. Нервирующее безумие. Как они дышат в такой тесноте? Как живут в этом хаосе? Помимо воли я жмусь поближе к Элиану. Рядом с ним как-то уютнее, так легко он меняет маски. Как будто может стать кем угодно, если по-настоящему захочет.
Кажется, дозорные его узнают. Улыбнувшись и поприветствовав принца быстрыми поклонами, они тут же открывают мешок с оружием, который Торик сгрузил перед их постом. Кинжал Элиана хоть и скрыт одеждой, но не то чтобы совсем незаметен, и он даже не пытается спрятать его понадежнее.
Дозорные опасливо приближаются к команде принца и начинают похлопывать по одежде первого из матросов. Ощупывают карманы, проверяют подкладку на предмет спрятанного оружия. Когда очередь доходит до Мадрид, та насмешливо играет бровями, и Кай закатывает глаза.
Дозорные двигаются вдоль группы, минуя Элиана. Похоже, он был прав насчет так называемой неприкосновенности. Либо власть его простирается далеко за пределы Мидаса, либо королева Галина Эйдиллионская в самом деле питает слабость к пиратам.
Один из дозорных жестом велит мне вытянуть руки. Он выше меня как минимум головы на две, с пестрой рыжей бородой, что стекает с его подбородка к шее, и белой, будто рыбья кость, кожей — менее безупречной версией моей собственной. Или того, какой она была до материнского проклятья. Я до сих пор не видела свой новый облик. И предпочла бы не знать, как человеческие черты испортили лицо, которое когда-то топило корабли.
Дозорный шагает ближе, и я чувствую запах затхлого дыма от его формы.
— Только прикоснись, — говорю ему, — и я тебе все пальцы переломаю.
Он обшаривает меня взглядом, отмечая, как неуклюже на моих острых плечах висит мятое белое платье, и, видимо, приходит к выводу, что угрозы я не представляю, так как резко хватает меня за руки и расправляет их точно крылья.
Мне его пренебрежение только на пользу. Я уверена, что даже без своей силы все еще опасна. Может, у меня сейчас нет плавников и даже голоса, но я дочь своей матери. Я самое смертоносное существо на сотню королевств.
Я завожу протянутую руку под руки дозорного, дергаю его за запястье, а затем поднимаю локоть, дабы врезать по его самодовольной морде. Первое движение — и слышен приятный звук, но то не хруст ломающейся кости.
Это удар от соприкосновения тела с землей, куда меня швыряют.
Стражник хватает меня за плечо и отбрасывает с такой силой, что гравий сдирает кожу с локтя. Руку обжигает болью, а грудь — яростью, какой я еще никогда не испытывала. Будь мы в океане, я могла бы убить его одним мизинцем. Одной песней. А теперь корчусь от пульсации в руке, на которой я лежу всем весом. Как же я убью тренированного охотника на сирен, если не могу справиться даже с жалким стражником?
Я злобно смотрю на него, и дозорный, потянувшись к бедру, наполовину вынимает меч из ножен. Его соратники хватаются за пистолеты, гневно сверкая глазами и явно прикидывая, как отплатить мне за нападение на одного из них. Но никаких действий они не предпринимают. Лишь смотрят на принца.
Тот отвечает им совершенно равнодушным взглядом. Он сидит на прилавке дозорного поста, одна нога на деревянной скамейке, локоть упирается в приподнятое колено, в руке яблоко цвета цветущей розы.
— Вот вам и теплый прием, — вздыхает Элиан и спрыгивает с прилавка.
Дозорный вытирает нос тыльной стороной ладони и ворчит:
— Она пыталась ударить меня.
Элиан откусывает от яблока.
— А еще грозилась переломать тебе пальцы, — напоминает. — Схвати-ка ее еще разок, надо же узнать, блефовала или нет.