Эгоист (СИ) - Рейн Карина. Страница 40

— Забудь это слово, понял? — выплюнул я. — Ты не знаешь, что такое семья! А ещё лучше забудь сюда дорогу, иначе я сделаю из тебя такую порнографию, что все наши родственники на том свете креститься будут!

— Он пришёл попросить прощения… — тихо начала заступаться за него мать.

— Прощения, значит… — Вот теперь я кипел, как проснувшийся вулкан. — И ты, конечно же, повелась, как последняя дура! Эта мразь только и ждёт благоприятного момента, чтобы побольнее ударить! Уже поди придумал очередной гениальный план, как заткнуть нашу жизнь поглубже в задницу! В прошлый раз я заступился за него, и как он отплатил мне? Пытался подставить, чтобы спасти свою задницу! Ты хоть понимаешь, что всё это время вместо него гнить за решёткой мог Я?! А теперь ТЫ защищаешь его, наступаешь на мои грабли! Макс до сих пор беспросветно бухает, чтобы забыть весь этот пиздец, а ты растаяла от ничего не значащих слов двуличного лицемера! Хочешь пройти через такое же дерьмо, через которое прошли мои лучшие друзья? Ну, отвечай!

— Не смей повышать голос на мать! — услышал я твёрдый голос отца. — Вы оба наши дети! И её сердце одинаково болит за вас обоих!

Я зло усмехнулся.

— Неужели? Хочешь сказать, что вы оба в серьёз простили эту падлу? Что вообще за херня?!

Падла, кстати, ни слова не произнесла, пока я активно участвовал в семейной перепалке. Наверняка ведь ловил кайф от того, что я сейчас собственноручно рушу отношения с родителями.

Помощь пришла, как говорится, откуда не ждали. Мягко, но настойчиво взяв моё лицо в ладони, Ксюша буквально заставила меня посмотреть на неё.

— Давай просто уйдём отсюда. — Её горячий шёпот обжёг моё ухо. — У тебя ведь своё личное отдельное крыло. Даже своя кухня есть, я проверяла.

Несмотря на то, что я только что был готов разорвать всех без исключения членов своей семьи из-за бесконтрольного гнева, от последнего уточнения девушки губы нехотя расплылись в улыбке.

— А ты, наверное, Ксения? — как ни в чём ни бывало снова подал голос Никита.

И вот очень зря он упомянул мою невесту своим поганым языком, потому что Ксюхины усилия меня усмирить медленно катились в тартары.

— Не смей даже смотреть в её сторону! — И я демонстративно спрятал девушку за свою спину. — Один взгляд, слово или даже мысль, обращённые к ней, и я устрою тебе привет из девяностых, ты меня понял? — А после обратился уже к родителям. — Я не хочу заставлять вас делать выбор между нами двумя, но, если он вернётся в этот дом, то я здесь жить не останусь.

Не дожидаясь чьего бы то ни было ответа, схватил чемодан и Ксюшину руку и потащил всё это в свою часть дома. И впервые порадовался, что на двойных дверях, отделяющих моё крыло от основной части, имеется замок. Со всей дури хлопнув дверью, защёлкнул механизмом — благо, открывался и закрывался он только с этой стороны — и продолжил путь. Только в комнате дрожащими от ярости руками содрал с себя пальто и принялся мерять комнату шагами, запустив пальцы в волосы.

Всё то время, пока я пытался остыть, Ксюша тихо сидела на подоконнике, не проронив ни слова, не пытаясь нарушить моё личное пространство. И всё же я ощущал волнами исходящее от неё беспокойство. Лишь когда я, в очередной раз не сдержавшись, впечатал кулак в стену, она вскочила и прижалась ко мне со спины.

Я понимал, что пугаю её своим поведением. Должно быть, ей сейчас было гораздо хуже, чем мне, из-за того, что я потерял над собой контроль. И мне нужно было её как-то успокоить, но я не мог успокоиться сам.

Мягко выпутавшись из её объятий, я повернулся к ней и взял её лицо в ладони.

— Прости меня за сегодняшний день, малышка, — осторожно начал я, стараясь не обидеть самого важного с недавних пор человека в моей жизни. — Я очень тебя люблю; ты даже не представляешь, как сильно. Но сейчас я хочу побыть один. Ты отпустишь меня?

Я чувствовал себя последним куском дерьма, потому что снова заставил её плакать.

— Ты ведь вернёшься? — всхлипнула девушка в ответ.

Удивление от её вопроса на мгновение перебило гнев.

— К тебе — обязательно вернусь. — Нежно прикоснулся к её губам, принимая вкус солёных слёз как своё наказание. Это нужно будет исправить. — Я ненадолго.

Ксюша кивнула, на секунду прижалась ко мне сильнее и действительно отпустила.

Стоило мне покинуть комнату, как сердце в груди болезненно заныло, но мне было жизненно необходимо выпустить пар, прежде чем я снова останусь с девушкой наедине. Я мог бы направиться прямиком в винный погреб, но чувствовал, что от алкоголя не будет никакого толка. Да и моя девочка не заслужила видеть рядом с собой законченного алкаша; хватало и того, что она постоянно видит меня нетрезвым в компании друзей. Поэтому спустился ещё ниже, в Бункер. В самом углу зала висела боксёрская груша, — не знаю, почему, но мне никогда прежде не хотелось использовать её. Нацепив перчатки, я направился к груше, но перед глазами упорно вставало лицо старшего брата, которое я не превратил в фарш лишь потому, что держался за Ксюшу.

Целый час я без остановки вымещал огненную ярость на ни в чём не повинном атрибуте. Потом мне показалось этого мало, и ещё минут сорок я молотил по груше голыми руками. Даже когда брезент в местах ударов начал окрашиваться в красный цвет, а костяшки пальцев болезненно запульсировали, не остановился. С бешеной скоростью кулаки бились о ткань и словно больше не принадлежали мне. Пот застилал глаза, стекал по шее за шиворот футболки, но я его практически не чувствовал, потому что меня всего было хоть выжимай. Лишь когда брезент лопнул, и на деревянный пол посыпался песок, я вроде смог прийти в себя. Дыхалка сорвалась, лёгким не хватало кислорода, кисти горели огнём, но голова прояснилась, гнев понемногу отступал, и я начал чувствовать себя лучше.

И всё же подниматься наверх я не спешил. Ксюша не должна видеть в моих глазах даже намёка на то, что я зол или хотя бы недоволен. Она заслуживала лишь нежность, внимание и любовь, так что ничто не должно отвлекать меня от неё. Под тёплым душем я привёл себя в порядок, а в ледяной воде потушил остатки пылавшего в душе яростного пожара. Только когда от костра не осталось даже дыма, я обмотал бёдра полотенцем, даже не обратив внимания на грязную одежду, брошенную здесь же. Теперь, когда гнев отступил, и внутри освободилось место, я хотел заполнить его положительными эмоциями, дать которые мне не могли ни семья, ни друзья.

Только моя малышка.

В комнате девушки не оказалось. Я уже начал поддаваться панике, когда заметил движение на балконе. Хрупкая фигура девушки сейчас казалась такой маленькой и беззащитной, что мне захотелось сделать две вещи: пожалеть её и надрать задницу себе.

Ксюша вздрогнула, когда я притянул её, прижав к груди. С беспокойством заглянула в мои глаза.

— Ты в порядке?

Я поцеловал её, вновь почувствовав жар в теле, но уже не от гнева. Этот жар был намного приятнее и возникал только рядом с ней.

— Сейчас буду.

Она не пыталась увернуться от меня, чтобы спросить, где я был. Просто молча отдалась во власть чувств, которые не только не уступали моим, но и, кажется, были даже сильнее. Отзывалась на каждую мою ласку и прикосновение и позволила утащить себя с балкона обратно в комнату. Не возражала, когда я начал избавлять её от раздражающей меня одежды, и ни слова не произнесла, когда я укладывал её на постель. Только сейчас, почувствовав Ксюшу всей кожей, я начал успокаиваться, принимая от неё тепло, которым она, не жалея, поделилась.

В движениях девушки не было ни грамма фальши или притворства. Она отвечала мне не потому, что пыталась успокоить, а потому что сама хотела того же, чего и я: просто быть рядом, делить всё на двоих и не оставлять друг друга в одиночестве. В душе что-то щёлкнуло, когда она нежно поцеловала сбитые костяшки пальцев. Её руки, которые я чувствовал каждым сантиметром своей кожи, не только возбуждали, но и дарили невероятное умиротворение. Ксюшин запах успокаивал, и именно в это мгновение я наконец-то почувствовал себя дома.