Бедняга Смоллбон - Гилберт Майкл. Страница 45

Подождать! Еще есть надежда – очень слабая надежда – что и теперь он может ошибаться. Боун отыскал в телефонной книге имя и набрал номер.

Перри Кокейн был спортивным редактором воскресной газеты, и потому одним из немногих людей, о которых можно было быть уверенными, что в субботу вечером они будут в редакции. Перри шумно приветствовал Боуна и выслушал его без малейшего удивления. Ему казалось вполне естественным, что люди звонят ему по ночам, чтобы задать вопрос о спорте, где он был непревзойденным знатоком.

– Да, – сказал он, – я её прекрасно помню. Теперь она регулярно уже не играет. Нет, дружище, ты её с кем-то спутал. Она играла правой. Разумеется, я совершенно уверен. Видел её на поле тысячу раз. Такой первый удар, как у нее, не под силу ни одной женщине.

– Премного тебе благодарен, – Боун повесил трубку.

Теперь он был уверен.

II

Когда раздался телефонный звонок от Боба Хорнимана, Анна Милдмэй сидела в гостиной мисс Корнель – комнате уютной, но какой-то бесцветной. Большие снимки игроков в гольф, серебряные кубки и призы придавали ей скорее мужской вид, которому противоречили японские гравюры с цветами, безделушки литого стекла и большие вазы с красивыми букетами.

Мисс Корнель, вернувшись от телефона, сообщила:

– Это вас. Боб Хорниман. Кажется, откуда-то из Норфолка.

Разговор был долгим. Когда Анна вернулась, хозяйка по глазам прочла, что произошло.

– Он попросил моей руки, – сообщила Анна.

– И что вы ему ответили? – поинтересовалась мисс Корнель.

– Сказала «да», – задумчиво произнесла Анна, словно всматриваясь в новые, волнующие и прекрасные перспективы невесты и жены.

– Думаю, мы с ним уживемся, – сказала она.

– В мое время, – заметила мисс Корнель, – такие вещи происходили где-нибудь в зимнем саду или в оранжерее далеко за полночь под звуки вальса, а не в междугородном разговоре с чужой квартиры.

– Я должна извиниться за него, – сказала Анна, – но были некоторые проблемы. Я все вам расскажу.

И так она и сделала.

– Понимаю, – протянула мисс Корнель. – А что бы вы делали, случись наоборот? Простите мне нескромность, но ребенка вы бы оставили?

– Внебрачного? – спросила Анна. – Нет, вряд ли. Я не знаю. Но все равно, сейчас-то все в порядке.

– Позвольте мне тогда пожелать вам счастья, – улыбнулась мисс Корнель.

– Между прочим, – заметила Анна, – мне кое-что осталось неясным. Кажется, у него там был Хейзелридж.

– Инспектор Хейзелридж?

– Да. Надеюсь, он не думает. Нет, это невозможно.

– Что невозможно?

– Не может же он думать, – Анна неуверенно усмехнулась, – что Боб. Короче, что у него на совести эти убийства.

– Конечно нет, – протянула мисс Корнель. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, как у неё чуть напряглись мышцы нижней челюсти и ушел в себя взгляд серых глаз. – А у него есть повод так думать?

– Тут вот в чем дело, – пояснила Анна. – Нам обоим пришлось многое скрывать. Каждый раз, когда что-то происходило, мы оказывались в это замешаны. Тогда в субботу утром.

Она пояснила, что произошло в субботу утром, с откровенностью современной девушки, и мисс Корнель неуверенно заметила:

– Это значит, что вы обеспечиваете друг другу алиби?

– Вот именно, – сказала Анна, – а это звучит не слишком правдоподобно, я знаю. Но в тот вечер, когда убили мисс Читтеринг, все железно. Мы ужинали в одном ресторанчике на Флит стрит. Боба там хорошо знают. И он заказал по телефону стол на без четверти семь.

– И вы были там в это время?

– Думаю, чуть раньше. Кельнер – он же брат хозяина – сказал Бобу что-то вроде: «Вы как всегда вовремя», – а Боб ответил: «У вас часы спешат. Мы пришли даже раньше. Когда мы садились за стол, было примерно без двадцати семь. А туда мы шли пешком.»

Также как и Хейзелридж, миссис Корнель могла понять, когда кто-то говорит правду. Помолчав, она встала, подошла к буфету и вернулась с темною квадратною бутылкой в руке.

– Нужно выпить за здоровье счастливой пары. Вы пока откройте, я схожу за бокалами.

Через несколько минут она вернулась с двумя бокалами зеленого стекла. Налив в каждый пальца на три, придвинула Анне тот, что стоял ближе, заметив при этом:

– И не портите это водой!

Анна глотнула и поперхнулась.

– Крепко как!

– Я думаю, – гордо согласилась мисс Корнель. – Это настоящий довоенный «Глен Лайвет». Получила я эту бутылку в тридцать восьмом году, когда выиграла турнир в Отертоне.

Они пили в почтительном молчании.

– Это было за ваше здоровье, – нарушила тишину мисс Корнель. – А теперь ещё по одной за здоровье вашего будущего.

– Я бы лучше не. – попыталась перебить Анна.

– Ничего, покрепче уснете, – бодро настаивала мисс Корнель.

– Да, – пожаловалась Анна, – я уже и так ничего не вижу.

III

– Скотланд-Ярд?

– Да, Скотланд-Ярд слушает. Дежурный у телефона.

– Это срочно. Соедините меня пожалуйста.

– Объявить тревогу?

– Нет, это не сигнал «девять – девять – девять», если вы его имеете в виду, – сказал Боун. – Мне нужно срочно связаться с инспектором Хейзелриджем.

– Постараюсь его найти.

– Это по делу об убийстве в Линкольнс Инн.

– Минутку, пожалуйста.

Наступила пауза, потом что-то щелкнуло и новый голос произнес:

– Инспектор Пикап слушает. Чем могу служить?

Боуну уже приходилось слышать это имя одного из коллег Хейзелриджа. Он начал:

– Это Боун. Нужно срочно связаться с инспектором Хейзелриджем.

– Боюсь, пока это невозможно, – ответил Пикап. – Этим вечером инспектор должен вернуться из Норфолка.

– Когда приходит его поезд?

– Прибыл четверть часа назад. Инспектор остановил состав где-то по пути и звонил сюда, чтобы на вокзале его встречали с машиной. Но куда поедет, не сказал.

– А где сержант Пламптри?

– Сержант Пламптри поехал его встречать.

– Черт возьми, – протянул Боун.

– Если у вас есть какая-то информация, – предложил инспектор Пикап, можете передать её мне. Я замещаю инспектора Хейзелриджа на время его отсутствия.

Боун колебался. Представил, как по телефону пытается объяснить постороннему человеку, как движется шуруп по наклонной плоскости. Или факт, что люди, долго игравшие в гольф, развивают сильные запястья. А когда играют правой рукой, левое запястье у них сильнее правого.

– Нет, – протянул он, – ничего срочного.

И повесил трубку. На миг ему пришло в голову связаться с дежурным по вокзалу Ливерпуль стрит, но едва рука его потянулась к телефону, он сообразил, что сейчас состав уже убран от перрона и все пассажиры разошлись.

Оставалось только действовать самому.

Свою машину Боун держал в частном гараже неподалеку от дома. Это был «моррис» 1937 года, который не годился в короли автострад, но надежная машина, если с ней умело обращаться.

Боун рассудил, что в этот поздний час движение на Блефферс Бридж будет небольшим. Надеялся, что с фарами у него все в порядке. Раньше никогда он не ездил в Севенокс по шоссе, но знал, что это к западу от Мейдстона, и решил, что если ехать по Олд Кент роад на Нью Кросс и свернуть направо на Льюишем, то окажется неподалеку от цели. Ну а там придется поспрашивать.

Переехав Темзу, обогнул круговую развязку возле Элефант энд Кастл, зиявшую пустотой в холодном неоновом свете. Только потом позволил себе на миг задуматься над тем, что делать, когда будет на месте.

Что, если найдет обоих спокойно спящими в постели? Может быть, попросить Анн Милдмэй немедленно вернуться с ним в Лондон? И таким образом предупредить мисс Корнель? И даже если выводы, к которым он пришел, верны, грозит ли Анне какая-то опасность?

Осторожно, кошка!

«Грозит ей опасность или не грозит, – говорил себе Боун, поворачивая на трамвайных путях в Льюишеме, – там она оказалась по моей вине, и я отвечаю, чтобы с ней ничего не случилось. Лучше б дать обоим знать, что я там, разместиться где-нибудь в саду и переждать до утра. Сомневаюсь, что мисс Корнель на что-то отважится, видя меня под окнами».