Академия Трёх Сил (СИ) - Мичи Анна "Anna Michi". Страница 47

Губы Хена раскрылись навстречу, он углубил поцелуй, рука легла на мой затылок, не позволяя вырваться. Но поцелуй вышел совсем коротким. Хен будто заставил себя прерваться. Встал, отстранил меня, мягко чмокнул в макушку. Я разочарованно надула губы. Возбуждение совсем не схлынуло, так и бурлило внутри. Я чувствовала себя котёнком, за шкирку оттащенным от миски с едой, или пьянчугой, у которого отобрали едва налитую кружку вина.

Не обращая внимания на мои гримасы, Хен исчез в ванной. Зажёгся свет, послышался шум воды. Я немного посидела за столом, но почти сразу сбежала в спальню. Нырнула в кровать, спряталась под одеялами и принялась ждать.

Хен появился, когда меня уже потянуло ко сну. Впрочем, когда кровать качнулась от тяжести чужого тела, я немедленно проснулась и затаилась, чувствуя себя мышонком в норке. Хен лёг, жестом погасил светляк, привычным движением повернулся на бок, лицом ко мне, и вздрогнул, буквально наткнувшись на мой взгляд.

— Не спишь? — спросил так, как будто пытался выиграть время.

Я ничего не ответила, продолжая сверлить его смущённым взглядом. Одеяло закрывало нижнюю часть лица, так что я чувствовала себя как в домике, а Хену было, кажется, напротив, неуютно, потому что он не мог прочесть выражение моего лица. Наверное, поэтому он осторожно отодвинул одеяло вниз. Улыбнулся, поймав мою робкую улыбку.

— Спи уже. У тебя ведь завтра с утра экзамен, разве нет?

“Спи?”

Я кивнула, но не сумела подавить разочарование. А как же?.. И плевать на все экзамены, если сегодня может произойти кое-что куда поважнее.

Хен как будто понял. Мягко усмехнулся и вдруг объявил:

— После сессии поедем к твоим.

Улыбка сползла с моего лица. Это ещё зачем?

— Я хочу внести вено. Пока я этого не сделал, между нами ничего не будет.

Я задохнулась от возмущения. Что?! Несправедливо! Мама и так вытянула из него кучу денег! Открыла было рот, чтобы вылить на голову Хена поток возражений, но он предугадал и накрыл пальцем мои губы. Твёрдо сказал:

— Нет, и всё. Сначала вено, потом всё остальное.

Может, я бы сопротивлялась и дальше, но Хен, словно решив разом покончить со всеми возражениями, вдруг перекатился, оказываясь надо мной, и принялся целовать.

Я была словно гусеница в плену одеяла и тяжёлого мужского тела, спеленатая по рукам и ногам, а Хен явно наслаждался моей беспомощностью.

Когда поцелуй закончился, я тяжело дышала, а мысли совсем улетучились. И первым делом, когда Хен слез с меня и лёг рядом, поинтересовалась:

— А когда ты решил, что я всё же тебе нравлюсь?

Глава 45

Хен удивлённо приподнял брови, снова заулыбался:

— Это сложный вопрос. Я понятия не имею. Не думаю, чтобы я чего-то решал. Зато, я знаю, когда понял, что дело швах.

Подбор выражений меня позабавил. Но я затаилась, чтобы не пропустить ни слова.

— Ты ведь поцеловала меня тогда в палатке ночью?

Вопрос застиг меня врасплох, и в памяти поразительно ярко встали подробности той ночи. Разговор с Карином у костра, обида, Хен, спящий в палатке. Его лицо с закрытыми глазами — и мой нечаянный порыв.

Наверное, я густо покраснела, потому что нынешний Хен, не скрываясь, смеялся. Правда, почти сразу посерьёзнел.

— Тогда я решил, что мне это приснилось. Но… не знаю, сложно объяснить. Я вдруг понял, что всё не так, как мне казалось. Включая мои собственные чувства. А потом, на следующую ночь, когда ты призналась, то… я испугался, — Хен на миг замолчал, его кадык подпрыгнул. — Себя испугался. Того, что, оказывается, я тоже к тебе чувствую… что-то. А потом твоя матушка устроила это переселение. Ну, так покатилось всё по наклонной… — он усмехнулся, показывая, что шутит.

— Ты за мной подглядывал, — пробурчала я, чувствуя, как щёки горят. Хотя они весь вечер тут полыхают не хуже светляка, можно мной освещать комнату.

Хен подпёр рукой голову и уставился на меня с многозначительной усмешкой:

— А ты не специально это устроила?

— Нет, конечно!

— А я думал, мало ли… Ты ведь постоянно ходишь в таком виде… провоцирующем. Я всё не понимал, ты специально или просто не понимаешь.

Я хлопала глазами. Провоцирующий вид? О чём это он? О старых домашних шортах? Или бесформенной кофте? Или хлопковой маечке вместо красивого кружевного белья?

Я даже из-под одеяла вылезла, села, скрестив ноги, и потянула кофту, показывая:

— Ничего же не видно, оно даже не облегает…

Хен окинул меня медленным вдумчивым взглядом. Уделил особое внимание окрещённым ногам, и я в который раз подумала, что мне похвастаться нечем. Вот были бы у меня ноги от ушей, как у Лидайи. А так — обычные ноги, кое-где, пожалуй, слишком толстые в ляжках, пятнистые от синяков — неизбежное зло от тренировок.

— Ничего ты не понимаешь, — сказал Хен. — Совсем ничего. Давай спать.

И отвернулся ко мне спиной, гад этакий.

Вне себя от возмущения, я накрылась одеялом, но буквально через несколько минут нырнула под соседнее и прижалась к горячей спине.

— Сатьяна… — простонал Хен. — Спи.

— Я как раз и пытаюсь заснуть, — пробурчала я.

Хен вздохнул, кажется, смирившись с неизбежным, и наступила тишина.

Домой ехали большим караваном. Я вспоминала, как в том же составе мы проделывали путь до академии: я, братья и Хен. Как Хен подшучивал надо мной, как называл мечницей… и как вдруг предложил формальный брак, узнав, что я не хочу к “рыбникам”. Удивительно было сознавать, как всё изменилось. Тогда я и подумать не могла, что когда-нибудь наш брак станет вполне настоящим.

Ведь буквально через пару дней, когда мы приедем домой, Хен внесёт выкуп, и я стану по-настоящему его женой.

От этой мысли внутри всё замирало.

Я уже смирилась с мыслью, что мать снова погреет руки. Хен несколько раз объяснял, что делает это не потому, что не сумел найти предлог для отказа, а только потому, что сам этого хочет. Сказал, что поставит условием, чтобы мать не могла воспользоваться этими деньгами, чтобы они были записаны на моё имя в качестве моего приданого. Тогда я смогу ими воспользоваться, если вдруг с ним что-нибудь случится. Я и наши дети.

Аргумент о детях стал решающим.

Я сама об этом до сих пор ни разу не задумывалась. Хотя нет, один раз задумалась: когда рассказала Лидайе о том, что мы с Хеном теперь вместе, а она спросила, как обстоят дела с предохранением.

Вопрос ошеломил меня, как удар по уху. Почему-то до сих пор мне и в голову не приходило на этот счёт побеспокоиться. Я просто решила, что раз мы женаты, то всё в порядке. Но Лидайя была совершенно права: я только на первом курсе, какие дети, когда я едва поступила на факультет, о котором столько мечтала? А ещё ведь и желание самого Хена имеет значение: он, небось, тоже о детях совсем не задумывается.

Насладившись моим озадаченным лицом, Лидайя по-дружески хлопнула меня по плечу.

— Благодари небеса, что у тебя есть я, балда! — она полезла в свою сумку и вытащила оттуда круглый медальон величиной с ладошку. Начертила знак «иргу- ос», и медальон с тихим звоном откинул крышку.

Я придвинулась к Лидайе, упираясь плечом в плечо. С любопытством заглянула внутрь.

В медальоне оказалась несложная схема: круг с девятью созвездиями, в центре изображение двух богинь, Девы и Матери, спинами друг к другу.

— Тут, — Лидайя указала на созвездие Пчеловода, — начало твоего цикла. В этот день читаешь ритуал Венценосной Деве, просишь, чтобы защитила от нежеланных последствий. Если в тот же день, на худой конец, ночью, не успеешь — всё, пиши пропало, придётся ждать следующего месяца. Если успеешь, тогда следующий ритуал читаешь через три пятидневки, в ночь Богини-Матери. Ей приносишь извинения, что пока не можешь последовать её путём. Если всё сделано хорошо, то каждые три дня будет загораться новое созвездие. Пока они горят, можно ни о чём не беспокоиться.

Я вытянула шею, следя за созвездиями в медальоне. Где-то две трети из них уже горели. Невольно рассчитав начало следующего цикла Лидайи, я смутилась. До неё я на такие темы ни с кем не разговаривала, разве что мать лет в четырнадцать объяснила, что в жизни женщины бывают такие дни.