Кольцо Сатурна (Фантастика Серебряного века. Том XIII) - Опочинин Евгений. Страница 7

Разве не разошлись наши дороги, тогда когда я стоял у порога Вечности?

Разве тогда я не умер для вас, чтобы жить для собственной идеи?

Ефим Горин

КОЛЬЦО САТУРНА

Фантастический рассказ

После того, как профессор Бахметьев [1] опубликовал свое открытие анабиоза [2] и произведенного им первого опыта оживлении карася, у меня появилось непреодолимое желание принести себя в жертву нового открытия и стать первым после карася историческим научных экземпляром.

Я написал профессору, что желаю быть замороженным с тем условием, чтобы кусок льда, в котором я буду находиться, был передан на хранение тому лицу или учреждению, которое возьмется за практическое использование идеи профессора Бахметьева.

Предусмотрительно я выговаривал себе лишь право принадлежать самому себе по восстановлению меня к жизни.

Мое предложение, вопреки мнению большинства моих родных и знакомых, было принято почтенным ученым и я стал готовиться к столь необычному для моих современников опыту.

Я написал духовное завещание, в котором все мое имущество, заключающееся в 2 руб. 50 коп. серебряными монетами, я завещал самому себе, которые я должен буду получить вместе с причитающимися на них процентами через двадцать столетий, когда длительность опыта будет закончена и ученые, растаяв льдину, снова возвратят меня к жизни; короче говоря, я не хотел появляться на свет Божий второй раз таким же голым, как это сделал по недоразумению при своем рождении.

Я знал, что какой бы идеальной жизни ни достигло человечество, в будущем деньги все-таки будут играть главную роль в жизни человека.

Сделав еще некоторые необходимые распоряжения, я простился с друзьями и отправился к профессору.

В лаборатории великого ученого спешно шли подготовительные работы, причем сам опыт замораживания живого человека предполагалось произвести на глазах многочисленных зрителей.

В момент моего появления в лаборатории профессора, он давал необходимые объяснения своим ассистентам, помогавшим профессору в установке специальных приборов.

Взглянув на меня поверх своих очков, профессор спросил: «Вы готовы?» Я утвердительно кивнул головой.

— Хорошо, — сказал профессор, — сейчас мы с вами начнем, исключительный, из ряда вон выходящий опыт.

Результат этого опыта мне не суждено уже будет увидеть. Вы будете единственный свидетель конца этого опыта и потому было бы весьма желательно, чтобы ваша память сохранила для будущих поколений все детальные подробности опыта. Сейчас вы будете помещены в этот стеклянный сосуд, где под влиянием паров хлороформа и постепенного понижения температуры внутри сосуда вы сначала крепко заснете, а потом, когда температура вашего тела понизится до точки замерзания, сосуд быстро будет заполнен водой и вместе с ней вы будете превращены в одну сплошную льдину. Итак, к началу опыта все готово.

Встаньте вот на эту площадку, которая вместе с вами будет опущена вот в этот стеклянный сосуд.

Должен сознаться, что при этих словах профессора я сразу ощутил внутри себя действие сильнейшего холода и нервная дрожь пробежала по всем моим членам, но решение мое было твердо; я встал на указанное мне профессором место и через несколько секунд находился уже в тесном стеклянном гробу.

Под действием паров хлороформа я быстро потерял сознание, и смутно помню только, как сотни глаз были устремлены на меня.

Помню еще, что мысленно я хоронил себя и вовсе не верил словам профессора, что когда-то, через два тысячелетия, меня вот так же, в присутствии многочисленных зрителей, оттаяв лед, заставят проснуться.

Меня поместили в стеклянный сосуд и через самое короткое время я впал в бессознательное состояние; сколько потом длился опыт, я не знаю; находился ли я действительно в куске льда и проносились ли мимо меня целые тысячелетия или прошло от начала опыта всего несколько минут, я ничего определенно об этом сказать не могу. Одно только было верно: то, что когда я очнулся, около меня находились уже другие люди, совершенно мне незнакомые в говорившие на непонятном для меня языке.

Кто были эти люди, я не знал и даже дом, в котором я вновь почувствовал себя живым человеком, был для меня незнакомым.

Вокруг меня суетились несколько мужчин, которые растирали все мое тело мягкими суконками, смачивая их каким-то сильно пахучим эфирным маслом.

Придя в сознание, я прежде всего был удивлен тем, что среди многочисленных зрителей, присутствовавших при моем пробуждении, не было ни одного знакомого мне лица, а главное, большинство присутствующих были женщины, мужчины же составляли ничтожное меньшинство и, по-видимому, находились в полном подчинении у женщин и исполняли всякие их приказания без промедлений и возражения.

Когда я оправился настолько, что мог уже без посторонней помощи свободно держаться на ногах, одна из присутствующих дам жестом руки попросила меня следовать за ней. Мы вошли в большую, светлую комнату, где дама, обернувшись ко мне, проговорила едва понятным ломаным русским языком:

— Здесь вы будете жить, пока Лига полноправия женщин не найдет вам более подходящего места. Садитесь. Вам сейчас будет подано кушать.

«Черт знает, — подумал я, — что это за Лига полноправия женщин. Кажется, такой социальной организации еще не существовало».

И только что хотел спросить у моей спутницы, что означает непонятное для меня название, на пороге появился мужчина с подносом в руках, на котором стояла небольшая рюмка с жидкостью, похожей на ликер.

— Это что? — спросил я.

— Ваш обед, — ответила женщина.

— Шутить изволите, сударыня? — сказал я. — Обыкновенно я выпивал это перед обедом.

— Да, — сказала женщина, — две тысячи лет тому назад люди съедали за обедом так много вредных для желудка суррогатов пищи, что им необходимо было выпивать еще для улучшения пищеварения рюмку алкоголя.

Мы, жители сорокового столетия, не пользуемся этим варварским способом насыщения желудков.

У нас имеется легкая эссенция питательного вещества, которое содержат в себе все, что требуется для поддержания сил человека и одного глотка этой эссенции достаточно, чтобы человек был сытым в течение нескольких часов, как от лучшего обеда XX века.

Сказав это, женщина вышла, а мужчина жестом руки попросил мена выпить содержимое рюмки. Потом он взял поднос и, выйдя, плотно притворил за собой дверь. Я остался один. В голове у меня получился какой то сумбур.

Я не знал: верить ли мне в свое существование и в действительность того, что я переживаю, или это был какой-то нелепый сон или бред сумасшедшего человека.

Комната, в которой я находился, выходила окнами на широкую улицу незнакомого мне города. Чистота и порядок, царивший там, показались мне чем-то сверхъестественным.

Не было видно бешено мчавшихся мотоциклеток и автомобилей, их гудки, трамвайные дребезжащие звонки не производили обычных, режущих слух звуков; не было ослепляющей глаза уличной пыли и люди шли спокойные, не опасаясь быть искалеченными и вдыхая аромат свежего воздуха, который очищался огромными озонаторами.

Какой-то волшебной сказкой казалась жизнь улицы большого, незнакомого мне города и, заглядевшись в окно, я не заметил, как вошла ко мне опять та же женщина, что привела мена в эту комнату.

— По поручению Лиги полноправия женщин я обязана, — заговорила она, — задать вам несколько вопросов, а также познакомить вас с условиями теперешней жизни людей на Земле.

Скажите, сударь, — вы помните что-нибудь из того далекого прошлого, когда в начале XX века с вами был произведен опыт анабиоза?

Вопрос этот почему-то показался мне несерьезным и довольно смешным и я громко расхохотался. Она строго поглядела на меня и проговорила:

— Я не шучу и в моем вопросе для вас нет ничего смешного. Жителям 40-го столетия весьма интересно познакомиться с мнением человека тех далеких времен, когда жизнь культурных обитателей нашей планеты мало чем походила на жизнь нашего века, когда великие открытия и завоевания ума человеческого были только острым оружием в руках ребенка.