На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина. Страница 53
Вернувшись из церкви, Лиза с позволения матери прилегла отдохнуть, да так и проспала почти весь день, с трудом разомкнув веки только с первыми сумерками. К чаю спускаться не хотелось, но пустой желудок требовал своего. Да и мадам Вдовина вряд ли позволила бы остаться. Потому Лиза без единого возражения последовала за ней в гостиную, где на небольшом круглом столе была сервирована чайная трапеза. Фарфоровых пар было всего пять, и на какой-то короткий миг девушка испугалась, что неосторожные слова, сказанные ей в салоне, разрушили все то, что так тщательно выстраивалось в эти недели. Что граф снова затворится в своих покоях, не допуская никого в свою жизнь. Потому и вышла ее улыбка такой радостной, когда Дмитриевский вошел в двери гостиной.
— Ma bien aise de vous voir[152], — с согласия матери Лиза протянула ему руку для приветствия.
Она полагала, что Александр пожмет ее на английский манер, как делал это прежде. Но он вдруг склонился и коснулся губами ее кисти, заставляя Лизу вспыхнуть пуще прежнего от странного удовольствия, зародившегося в душе.
— Cela ne veut rien dire?[153] — встретившись с ней взглядом, произнес Александр, и сердце ее на миг замерло. В его темных глазах светилась нежность, от которой вдруг сдавило в горле…
— C'est ça[154], — в тон ему подтвердила она, и он улыбнулся в ответ.
Впервые за все время, что провели Вдовины в Заозерном, за трапезой отсутствовал Василь. «Занемог», — коротко сообщил Александр на расспросы Софьи Петровны.
К стыду своему, Лиза не почувствовала даже толики сострадания к захворавшему. Она бы, верно, и внимания не обратила на отсутствие младшего Дмитриевского за столом, если бы Пульхерия Александровна не выразила беспокойство, попросив старшего племянника послать за доктором в Тверь.
Как не обращала внимания и на Головнина, украдкой наблюдающего за ней в течение всей трапезы. Он, по обыкновению, редко принимал участие в разговоре, предпочитая слушать. «Привычка служебная», — некогда пояснил Борис, извиняясь за свое молчание. И Лизе в сравнении с бесконечными зло-ироничными выпадами Василя эта молчаливость даже была по душе. Эти скромные улыбки, этот спокойный взгляд, полный безмятежности и радушия. Борис был как летний освежающий ветер, с ним было легко и приятно, и сердце любой здравомыслящей девицы могло бы покориться его тихому очарованию. Но разве у Лизы был здравый смысл? И ее сердце вовсе не стремилось к легкому бризу, когда она уже успела узнать безумные порывы шквалистого грозового ветра…
По окончании чайной трапезы, когда Лиза отсела поближе к окну, Борис вдруг последовал за ней. Сперва они говорили о предстоящих гуляниях, что ожидались на следующей неделе, а после — про его сочинение, которое он передал ей. Лиза слушала и отвечала вежливо, но рассеянно.
— Борис Григорьевич весьма увлечен историей здешних мест, — с этими словами к их беседе присоединился Дмитриевский, предоставив тетушке и мадам Вдовиной наедине обсуждать рецептуру приготовления окорока к пасхальному столу. Лиза даже не догадывалась, как просияло в тот же миг ее лицо, когда он занял место позади кресла Бориса. — Убежден, что вы узнали много нового из его сочинения.
— Бесспорно! Борис Григорьевич, вы собрали удивительные сведения о здешних местах! — поспешила сделать комплимент Головнину Лиза. — Вы тоже родились в Тверской губернии?
— Нет, Лизавета Петровна, я родом из Херсонской. У моей матери слабые легкие, посему родители решились на переезд в места с мягким климатом. Удивлены?
— Признаться, да, — не стала отпираться Лиза, досадуя, что ее изумление вышло столь явным.
— Все дивятся по первости. Я и сам уже позабыл, что некогда жил в иных землях. Уехал из отчего дома еще в юности. На счастье, довелось получить знания в Московском университете. Потом служба в канцелярии генерал-губернатора, откуда и вышел в отставку, чтобы занять нынешнее место.
— Вы оставили карьеру при генерал-губернаторе? — снова удивилась Лиза.
Видя ее неприкрытое изумление, Борис тихо рассмеялся и развел руками:
— Я не гонюсь за чинами, Лизавета Петровна. И начисто лишен свойств, что могут поспособствовать в получении наград и прочих отличий. Мне по душе иное…
— А еще вы позабыли добавить о размере предложенного мной жалованья. Грех было упускать такие возможности, — иронично заметил Дмитриевский.
— При дамах не говорят о таких материях, — Борис оглянулся на него с шутливым упреком, а потом снова посмотрел на свою собеседницу: — И к тому же меня покорила вовсе не сумма жалованья, а обаяние его сиятельства… Взгляните на Александра Николаевича, разве можно ему отказать?
Покорная этим словам, Лиза подняла взгляд на Дмитриевского, стоявшего за спинкой кресла ее vis-a-vis. И снова чуть закружилась голова, словно ее затягивало в омут этих темных глаз. Лиза так засмотрелась, что не сразу расслышала, о чем говорит Головнин. А тот, не дождавшись ответа на свои слова о том, что в будущем планирует вложить накопленные средства в имение в Херсонской губернии, а если его будущая супруга пожелает — то еще и ближе к Москве, решил сменить тему.
— Я отбываю на этой неделе из Заозерного. Дела, знаете ли, не держат меня на месте, — при этом он внимательно наблюдал за выражением лица Лизы. — По воле случая мне доведется проезжать Нижегородские земли. Ежели пожелаете, я мог бы передать от вас послания указанным персонам. Или от маменьки вашей.
Лизе показалось, что ей за шиворот насыпали ворох снега. Пытаясь овладеть собой, она с силой стиснула подлокотники кресла. Бесспорно, все до единого вели в этом доме собственные игры!
— Не смею вас утруждать подобной просьбой, — она сумела все-таки раздвинуть губы в вежливую улыбку. — К тому же мне не к кому писать в Нижегородчину. Но я могу спросить madam ma mere, не пожелает ли она. Вы позволите?
— Bien entendu[155], — легким наклоном головы Борис отпустил ее к матери, чувствуя при том, как его затылок прожигает недовольный взгляд Дмитриевского.
Когда Лиза удалилась и присела подле Софьи Петровны, что-то тихо говоря той прямо в оборки чепца, Александр вдруг занял ее место напротив Головнина, вперив в него пристальный взор.
— Она побледнела, — произнес Борис, почувствовав себя крайне неловко под этим взглядом, чего не было на протяжении уже стольких лет. — Она явно побледнела…
— И? — резко бросил Дмитриевский.
Борис кожей ощутил его ярость, но разве он когда-нибудь боялся своего собеседника?
— Как твой поверенный говорю тебе, я чую неладное. Позволь мне разузнать о твоих гостьях. Разве мое чутье когда подводило?
— Бывало.
— Хорошо, ты прав, — согласился Головнин. — И, поверь, я буду рад ошибиться и в этом случае. Но прошу… все же не будет лишним… — он сбился, заметив, как переменился устремленный на него взгляд. Теперь в том была странная смесь подозрения и усмешки. Борис смутился окончательно. — Прошу тебя, Alexandre, не смей даже думать на сей счет в таком ключе… помилуй бог, я никогда не смешиваю личные обиды и дела. Никогда! И нынче тот же случай!
Да только невольно еще больше покраснел, когда одна из бровей собеседника изогнулась, а губы его раздвинулись в ироничной улыбке.
Тем временем, вернулась Лиза с ответом матери. Мужчины тотчас же встали и молча выслушали переданные с девушкой слова. Софья Петровна с благодарностью принимала предложение господина Головнина, а также просила уведомить ее о времени его отъезда, чтобы успеть составить список адресатов и написать письма.
Когда Лиза, извинившись, снова вернулась к матери, мужчины, прежде чем разойтись по своим делам, обменялись многозначительными взглядами.
«Вот видишь», — говорила кривая ухмылка на губах Дмитриевского.
«Это ничего не значит. Я все-таки попробую собрать сведения», — ответили ему серые глаза Бориса.
Губы Александра тут же сомкнулись в твердую линию: «Даже думать не смей!»
«Дело твое», — прекращая эту странную дуэль взглядов, пожал плечами Головнин и первым покинул гостиную.