2084.ru (сборник) - Дивов Олег. Страница 6

Они не знали, где нас прячут, пока я случайно не подал голос во сне. И еще несколько дней они вызывали меня, пока я их не услышал. И еще сколько времени потеряли, пока я учился говорить. Но мы успели: я рассказал им все, а они наложили мои координаты на карту. Их связист видит мой сигнал.

Таких связистов всего человек пять-шесть. И у всех одна история: случайно подхватил паразита, через несколько секунд стряхнул. Думают, как поставить это дело на поток, но уж больно рискованно… Читать мысли «новых» они не умеют, я такой единственный. Это, наверное, из-за моего таланта видеть паразитов, будь он неладен.

Ночью они накроют лагерь ядерным ударом, а с рассвета начнут атаку широким фронтом. Пойдет та самая гражданская война, которой я ждал и боялся. Люди будут убивать «новых людей». Знаю, что наши победят, но я не хочу и не могу видеть этой бойни.

На войне есть шанс уцелеть, никогда не угадаешь, кто выживет, кто нет. И солдаты, и их семьи держатся надеждой на лучшее. У меня надежды нет: я знаю совершенно точно, что в этой мясорубке сгинут моя жена и двое сыновей. Старшему восемнадцать, может, еще успеет повоевать с русскими, прежде чем те его убьют…

Я с самого начала соврал нашим, будто у меня перебиты ноги и я не могу двигаться. Так им легче принять мою жертву. Всегда надо помогать людям принять такое. Можешь – обмани, чтобы не мучились. Иначе они до последней секунды надеялись бы, что я попытаюсь удрать из лагеря после заключительной корректировки. А делать этого нельзя. Я слишком хорошо знаю «новых», чтобы дать им шанс насторожиться. Я бы и Бергмана из лагеря не выпустил, если бы не подслушал на выходе из столовой, что «новые» думают о нем. Они специально его не ломали, нарочно терпели и сегодня дадут спокойно убежать. Им нужен независимый свидетель, который людям расскажет, как «новые» поступают с теми, кто их не слушается, кто не хочет по доброй воле принять друга. Генка хочет рассказать правду, а твари считают, что он будет этой правдой запугивать. И ведь неглупо придумано, неглупо. Еще один невольный «выпускник» лагеря получился бы. Странствующий пропагандист…

Гуляев криво ухмыльнулся. Еще полдня, и все кончится. Он выиграет свою личную идеологическую битву. Выиграет чисто по-нашему, по-простому: если не можешь переубедить соперника, если не хватает аргументов – дай по морде! Кто сказал, что нельзя убивать за слова? А когда сами слова – убивают?

Пора выкатить на дискуссионное поле ядерный аргумент.

За забором опять кричали, но это Гуляеву было все равно. Он знал, что эти вопли учтены «новыми» как пропагандистский эффект, а пропаганду и тех, кто ею занимается, он за время, проведенное в лагере, научился презирать до глубины души.

А вот забор Гуляев сам строил и ненавидел в нем каждый гвоздь.

Он уложил искалеченную руку за борт профессорского пиджака и пошел вдоль забора привычным маршрутом: двести шагов туда, двести обратно.

Надо было еще придумать, куда вечером спрятаться, а то уж больно жалко Генку.

Виктор Точинов

Группа крови

Охрана пропускного пункта «Брусничное» сменилась полностью, ни одного знакомого лица. Текучка кадров вообще-то здесь большая: когда у ребят, служащих на границе Территории, заканчивается трехлетний контракт, желающих продлить его обычно не находится, все стремятся скорее перебраться из мерзких мест поближе к благам цивилизации…

«Но почему сменились все разом?» – недоумевал я.

Обычно раз в год на Большую землю убывает треть личного состава и приезжает пополнение в том же числе, дабы старожилы могли неторопливо вводить новичков в курс дела, во все тонкости и нюансы службы. Полная смена состава свидетельствовала: стряслось что-то неординарное… Но что именно, я понятия не имел – не был в «Брусничном» больше года, а ни в новостях, ни в закрытых ведомственных сводках это название вроде бы не мелькало в связи с каким-либо происшествием. Впрочем, отношения между нашими ведомствами сложные, «церберы» не станут посвящать «декадентов» (ряды последних украшает и моя персона) в свои мелкие неурядицы, и даже не совсем мелкие…

Заинтригованный, я внимательно разглядывал здания и сооружения поста. Вроде все как обычно, никаких следов разрушений, пожаров и прочих катаклизмов. Хотя наивно было бы предполагать, что прорвавшаяся с Территории банда могла захватить пост и уничтожить его личный состав. И банд таких не осталось, не семьдесят шестой на дворе, и посты превратились в настоящие крепости, а самое главное – об инциденте таких масштабов командование ЦЭРБ не сумело и не рискнуло бы умолчать.

Скорее, причина куда прозаичнее: в «Брусничном» крутили мутные схемы с контрабандой и трафиком нелегальных мигрантов, на всех постах их крутят, но время от времени кто-то зарывается, теряет берега и попадает под раздачу. Сор из ведомственной избы в таких случаях стараются не выносить.

Пока я заинтересованно глазел по сторонам, сопровождающий офицер разглядывал меня столь же заинтересованно. Этот старлей ЦЭРБ представился при знакомстве, но лишь позывным: Зулус. Такие уж у них на границе порядки, шифруются от всех, и недаром: у многих остались на Территории родственники, и бывали случаи шантажа и подкупа стерегущих их «церберов», а то и чего похуже…

Ладно, пусть будет Зулусом, нам с ним детей не крестить.

Особенно часто взгляд Зулуса останавливался на нашивке, украшавшей мою униформу над левым нагрудным карманом. Удивляется… Никогда не видел такого сочетания букв и цифр, обозначающего группу крови.

Удивляйся, удивляйся… Ни у кого больше такого не увидишь. Я в своем роде уникальная и неповторимая личность, хотя завидовать тут нечему.

Так, переглядываясь и взаимно удивляясь, мы дошагали до буферной зоны. Только здесь де-юре дозволяется соседствовать предметам и людям большого мира с тем, что привезено, и с теми, кто прибыл с Территории. На деле же, конечно, случается всякое.

– Код сейчас пять нулей, временный, – сообщил мне старлей с африканским прозвищем. – Потом выставите свой, по желанию, плюс просканируйте отпечаток большого пальца. Постарайтесь код не забыть, а палец на Тёрке не потерять.

Сказанные иным тоном, эти слова могли показаться шуткой, но Зулус был серьезен, как мамонт: на Территории можно запросто лишиться не только пальца, но и более важных частей организма.

Он пояснил:

– Вскрыть-то мы ячейку вскроем, но можем при этом невзначай повредить содержимое. Бывали случаи.

Я потыкал в экранчик, набирая пять нулей, и послушно пообещал новый код не забыть. И заверил, что палец буду беречь.

Хотя уловил легкую нотку вранья и вообще знал: шкафчики, напоминающие сейфы лишь тем, что тоже сделаны из металла, «церберы» научились вскрывать легко и непринужденно, не повреждая ни замок, ни содержимое, – чем и грешат порой, если визитер задерживается на Территории и появляется шанс, что не вернется вообще. Занимаются такими вскрытиями они неформально, из детского любопытства: вдруг найдется что-то ценное, что можно унаследовать?

В шкафчике висела одежда, лежали на полочке кое-какие аксессуары.

– Мне выйти? – спросил Зулус равнодушно.

Равнодушие меня не обмануло – он по-прежнему испытывал болезненное любопытство к моей особе. Меня вообще крайне трудно обмануть, я сам себе живой детектор лжи.

– Зачем? – пожал я плечами. – Здесь пять или шесть камер наблюдения, так что все равно в приватной обстановке не переодеться.

– Дело хозяйское…

Он отступил на несколько шагов, присел на вращающийся стул, прикрыл глаза. Подозреваю, что не из врожденной скромности и нежелания любоваться моим стриптизом. Зулус пялился на экранчики, имплантированные на тыльную сторону его век. Наверняка интересовался, что же обозначает моя заковыристая группа крови. Пусть, в едином каталоге ее все равно не найти.

Раньше было проще, коротенькое обозначение лишь проясняло вопрос, кому эту кровь можно переливать, кому нет. Сейчас в длинной последовательности цифр и букв зашифровано множество генетических параметров, делающих каждого человека тем, кто он есть…