Бывших не бывает - Кароль Елена. Страница 58

— Прости, отвечу, — и уже настырному звонящему досталось недовольное: — Да?

Буквально на глазах выражение лица Олафа менялось с раздраженного на сосредоточенное и даже немного суровое. При этом он почему-то безотрывно смотрел на меня, положив свободную руку на мое бедро, а я все еще не могла окончательно вернуться в реальность и подслушать, с кем и о чем он говорил. Точнее, только слушал. Меня переполняла эйфория, в крови плескались игривые пузырьки неведомого происхождения, а в животе порхали те самые бабочки, о которых так любили писать в дамских романах.

— Она со мной, — тем временем произнес Олаф, заставляя меня нахмуриться и попытаться сосредоточиться. — С ней все в порядке, да. Я разберусь, не переживай. Спасибо, что позвонила. Дальше я сам.

И сбросил вызов.

Взял меня за руку, легонько сжал, словно к чему-то пытался подготовить, но вызвал лишь сильнее недоумение. Шумно выдохнул, все это время так и не отведя глаз, и медленно, будто боялся, что я не пойму, произнес:

— Звонила Дарья. Твою лавку подожгли.

— Что? — Я наклонила голову и моргнула.

Мне показалось, я ослышалась и Олаф хотел сказать что-то совсем другое, но он весомо кивнул и повторил:

— Твою лавку подожгли. Сработала сигнализация, и ее уже тушат приехавшие пожарные, чтобы огонь не перекинулся на квартиры, но Дарья говорит, что все очень серьезно и вряд ли что-то останется. Беспокоилась о тебе. — Олаф поморщился. — Позвонила мне, когда не смогла дозвониться до тебя.

— Не смогла… — повторила я слегка заторможенно, не желая верить в происходящее. Возвращение в реальность выходило болезненным. — Почему?

— Твои вещи — сумочка и телефон остались в кабинете.

— А-а…

Меня охватывало какое-то странное опустошение. Мое любимое дело. Моя лавка. Прошло всего несколько часов как я уехала из дома, а его… Его больше нет?

Какой-то частью сознания я понимала, что, по сути, это ерунда и совсем не конец. У меня есть сбережения, у меня еще есть часть клада, который я до сих пор не реализовала, у меня, наконец, есть я. Все можно исправить. Все.

Но почему тогда так больно?

— Айя! — Олаф порывисто меня обнял, прижимаясь лбом к моей груди. — Мы со всем разберемся, обещаю. Найдем, накажем. Восстановим и сделаем лучше прежнего.

— Да-да… — Я задумчиво погладила его по голове, соглашаясь со всеми словами, но при этом думая уже о своем.

Кто? Кто эта мразь, подписавшая себе смертный приговор? За пять лет моей жизни в Москве я не раз сталкивалась с глупцами, думающими нажиться на мне и моей лавке, но еще ни один не заходил так далеко. Обычно все решалось на уровне переговоров и, хотя я несколько раз физически доказывала, что достаточно сильна для этого города, чтобы вести дела самостоятельно, еще ни разу дело не доходило до прямого ущерба лавке. Да и не трогали меня уже больше двух лет…

Кто?

Ответа не было.

Пока не было.

— Я, наверное, пойду.

Убрала руку с волос Олафа, опуская ее на мужское плечо. Немного надавила, желая получить свободу передвижения, но никто меня отпускать не спешил.

— Вместе, — решительно заявил викинг, подняв голову и глядя мне в глаза. — Мы едем разбираться вместе. — И, словно предупреждая все мои возражения, торопливо проговорил: — Эта ночь моя, и без меня ты никуда не пойдешь.

Категоричность тона разозлила, но я удержала раздражение внутри. Олаф был в своем праве, и я не смела его отнимать. И так, наверное, будет лучше… Да, определенно вместе будет лучше.

— Хорошо. Идем вместе.

Я вложила пальцы в протянутую мужскую ладонь и впервые за многие годы позволила себе слабость принять помощь. Впервые за многие годы она была мне действительно необходима.

До лавки добрались очень быстро. Город засыпал, вечерние пробки давно рассосались, жители мегаполиса отдыхали от последнего трудового дня недели и делали это кто дома, кто в клубе, а кто и в иных злачных местах. Ночные улицы, сияющие сотнями неоновых огней, были практически пусты и безлюдны, по крайней мере, по сравнению с часами пик, и лишь напротив моей лавки суетились пожарные, вездесущие зеваки и жители самого дома.

Лавка сгорела полностью.

Я поняла это еще издалека, увидев зияющий провал лопнувшего от жара окна и закопченный дверной проем. Мне буквально пришлось вынуждать себя выйти из машины и, вцепившись в руку Олафа, подходить ближе. Отключив эмоции, в первую очередь гнев и ярость, я внимательно осматривала каждый сантиметр фасада лавки. Попасть внутрь пока не было возможности — пожарные еще трудились, укрощая огненную стихию и побеждая верно, но слишком медленно.

Слишком медленно…

Хотела уже отвернуться, чтобы не видеть эти безобразные останки своего детища, но тут взгляд зацепился за обугленный дверной косяк. До него было больше пяти метров, подойти ближе не позволяли ограждение и один из пожарных, бдительно следящий за порядком, но даже отсюда я видела, что в косяке что-то торчало. Кажется, рукоять…

Она тоже подверглась воздействию огня, но не настолько сильно, чтобы он ее уничтожил. Скорее даже она практически не пострадала, лишь закоптившись от дыма, который испортил не только фасад первого этажа, но и часть второго.

Определенно это было послание. Но от кого?

Я обязана это выяснить!

— Дамочка, не подходите! — раздраженно прикрикнул на меня молодой огнеборец и жестом потребовал отойти подальше. — Ну что за люди пошли? Вам бы только селфи поснимать, о безопасности вообще не думаете!

— Это моя лавка, — тихо произнесла я, глядя ему прямо в глаза, и он осекся. — И если бы я не думала о безопасности, то не установила бы новейшую систему пожаротушения с тревожной кнопкой, подключенной на пульт пожарной охраны. Когда вы приехали?

— Да часа полтора как, — не слишком уверенно протянул пожарный, косясь на стоящего рядом со мной хмурого Олафа. — Поступил сигнал, сразу и выехали. Только поздно уже было. Полиция, конечно, еще разбираться будет, но я вам так скажу — поджигатели к делу серьезно подошли.

— То есть, считаете, лавку подожгли преднамеренно?

— Ну сами посудите. — Мужчина оживился. Было видно, что ему очень хочется проявить свою осведомленность и поразить нас своими выводами. — Горело так, будто там бочку бензина разлили — все и сразу. Жители опять же говорят: слышали хлопки, и моментом все заполыхало. Да и температура запредельная окно вышибла. Система пожаротушения опять же ваша — загорись что мелкое, сумела бы справиться самостоятельно. Так что верно говорю — поджог.

— Спасибо. — Я скупо улыбнулась словоохотливому пожарному и жестом указала на дверь лавки. — А там что такое торчит? Не обратили внимание?

— Там? — Огнеборец проследил за моей рукой и недовольно поморщился. — Да, обратили уже. Только достать не смогли — вплавилось намертво. Позже достанем, когда ребята освободятся.

— Что?

— Да то ли штырь какой, то ли нож… — неуверенно пожал плечами мужчина и, немного воровато оглядевшись, жестом позвал меня ближе. — Гляньте сами, может, признаете.

Руки пожарного были защищены толстыми огнеупорными перчатками, и именно одной из них он воспользовался, чтобы взяться за неопознанную рукоятку и частично очистить ее от копоти и нагара.

— Знакомо?

На моем лице не дрогнул ни один мускул, хотя я моментально узнала один из своих кинжалов, выставленных для продажи. Точнее, его рукоять. Сам же кинжал на всю длину лезвия был воткнут в дверной косяк и уходил дальше в бетон.

— Вот у кого-то дури… — задумчиво пробормотал Олаф, не отходящий от меня ни на шаг. — И что? Совсем не достать?

— А ты попробуй, — панибратски хмыкнул огнеборец, успевающий не только общаться с нами, но и контролировать периметр, а также одним глазом следить за тем, как его товарищи заканчивали работу внутри лавки, и протянул викингу свою перчатку. — На, держи, чтоб не обжечься, горячее еще.

Олаф взял. Надел. Потянул. Нож не поддался ни на миллиметр. Я видела, мой спутник прикладывал немало усилий: напряглись мышцы плечевого пояса, вздулись вены на шее и лбу — но это не решило ровным счетом ничего.