Испекли мы каравай - Нестерова Наталья. Страница 13

– Все нормально, Филипп, уже все хорошо.

– Что хорошо? – прошамкал Филипп. – Как ты… вы?

– Мы отлично. Лучше, чем у Лены, ведь ты мне не изменял.

– Чего? – дернулся Филипп и тут же застонал от боли.

– Так, к слову, не обращай внимания. Тебе очень больно? Сейчас «скорую» вызову.

– Не надо «скорой». Гадство! Все пропало.

– Ничего не пропало, пока ты, я и наша доченька живы.

До приезда врачей Арина рассказала мужу об Озерове – проклятии ее школьных лет.

– Я его убью, – проскрипел зубами Филипп.

– Стоит ли руки марать о мразь? Убьешь, в тюрьму сядешь, меня и дочку бросишь?

– Все равно убью, – упрямо твердил Филипп.

У него было сломано одно ребро и два треснуто. Выбиты два зуба, половина лица представляла собой сиреневый флюс. В больнице Филиппа накачали обезболивающими, и первая ночь прошла относительно спокойно. Но утром оказалось, что он не может без стона встать, сесть, повернуться, даже дышать было адски больно. В больнице им дали справку – освидетельствование побоев, но Филипп решительно не хотел подавать заявление в полицию. Он не верил, что Озерова с дружками накажут. «Они там все полицаи, – говорил Филипп, – натуральные полицаи, как бабушка рассказывала, как в войну». Филипп был ослеплен жаждой мести, и даже перспектива потерять бизнес уходила на второй план по сравнению с желанием поквитаться с Озеровым.

Арина всегда знала, что ее муж смелый и храбрый, точнее – подозревала в нем эти качества. Но Арина не могла предположить, насколько вредными и безрассудными в наше время могут быть средневековые понятия о чести. Филиппа оскорбили, его чести нанесен удар – значит, все бросай, обо всех забудь и защищай свое доброе имя.

Родителям сказали, что Филипп поскользнулся и упал с лестницы.

– Этажа три летел, – покачал головой папа Арины, не поверил.

Они шепотом спорили в своей комнате. Арина доказывала, что надо подавать заявление в полицию, Филипп слышать об этом не хотел. Мол, вот он поправится, сам разберется с Озеровым. Арина исчерпала все аргументы, когда Филипп вдруг неожиданно застыл, точно вспомнил о чем-то важном, перестал зло хмуриться.

– Камеры! – воскликнул Филипп.

– Какие еще камеры? – не поняла Арина.

– Я включил камеры на тестирование, хотел тебе сюрприз… Они должны записать!

Филипп попытался вскочить, но прострел зверской боли повалил его на кровать.

– Если на пленке все записано, идем в полицию? – быстро спросила Арина.

– Ладно, – простонал Филипп, – помоги мне встать.

Заявление в полицию они отнесли. Следователь не сказал, что дело неперспективное, но на его лице было написано, что граждане Поляковы напрасно хлопочут. Точно Арина и Филипп обратились не в орган, охраняющий закон, а в камеру забытых вещей, где им не гарантируют, что потерянную ценную вещь найдут и вернут.

Расположение камер видеонаблюдения оказалось исключительно удачным, и на черно-белой немой записи было отлично видно, как топчут ватрушки, как Озеров и его «шестерки» бьют Филиппа и даже, крупно, похотливое рыло Озерова, когда он пытается лапать беременную Арину.

Она не могла допустить, чтобы Филипп из-за урода Озерова сел в тюрьму. Но Филипп от мести не откажется – ясно как божий день, и тут никакое следствие не поможет. У Арины созрел план.

Филипп выслушал жену и не мог не согласиться, потому что в итоге выходило, что и его желание исполнялось, и ответственности можно было избежать.

– Прикольно! – оценил Филипп хитроумность жены. – Кто сказал, что беременные женщины тормозят мозгами?

– Тот, кто не видел женщину на сносях, у которой муж под уголовную статью торопится.

Одной из причин, из-за которой открытие пекарни задерживали, была необходимость сдать сессию. В Москву Арина уехала одна, Филипп проводил ее на вокзале. Через три дня он вместе с Антоном и Сергеем отправился карать Озерова. Без помощи друзей было не обойтись, Филипп только-только начал передвигаться без зубного скрежета. Филипп настоял, чтобы Антон и Серега надели черные маски, но свое лицо, на котором громадный фингал из малинового превращался в зелено-желтый, не прятал.

Озерова подстерегли в подъезде его дома. Как ни велика была жажда мести у Филиппа, с ходу ударить человека ему было сложно. Помог сам Озеров.

– О! – удивился он. – Ты чего приперся? Деньги принес? Молодец, послушный мальчик.

– Гад! – прорычал Филипп и замахнулся.

Тут выскочили прятавшиеся у почтовых ящиков Антон и Сергей, схватили сзади полицая. На счастье Озерова Филипп был еще слаб и бить в полную силу не мог. Каждый взмах и удар отдавались кинжальным спазмом в груди. Но эта боль была даже приятной, она напоминала, подстегивала и оправдывала. Филипп остановился, когда вдруг резко запахло фекалиями.

– Обделался! – потянул носом Сергей.

– Доблестный полицейский надристал в штаны, – брезгливо скривился Антон.

– Фу, вонючка! – они бросили хнычущего Озерова на пол.

Филипп думал, что бандиты вроде Озерова, привыкшие к дракам, нечувствительны к боли, бесстрашны. Ничего подобного: те пять минут, что Филипп в четверть силы колотил Озерова, тот ойкал, хныкал, лебезил. И смелости у него оказались полные штаны. Напоследок Антон и Сергей заехали Озерову ногами по лицу. Некрасиво, конечно, лежащего обгадившегося человека бить. Но ребят, когда смотрели запись, более всего возмутило, как беспомощного Филиппа били ногами, и их собственные ноги отчаянно чесались в желании отплатить тем же.

Вернувшись домой после расправы, Филипп переоделся и поехал на вокзал, только-только успел к московскому поезду.

Дело о нападении на сотрудника полиции, конечно, завели. Дело казалось плевым – преступник известен. Одновременно стараниями Левы по социальным сетям в Интернете пошла гулять запись избиения Филиппа в цехе пекарни. Отклик вызвала неожиданно широкий, даже по центральному телевидению показали. Поскольку имелась ссылка на сайт Левы, где рассказывалось о строительстве пекарни, то сайт посетило громадное количество пользователей. Филипп потом говорил: «Моя побитая морда способствовала твоей славе».

Филиппа задержали прямо на вокзале, только они с женой вышли из московского поезда. Журналисты, телевизионная шумиха изрядно досадили полицейским, у которых имелась бомба – дело против Филиппа. Но бомба оказалась пустой болванкой. На допросе Филипп выдвинул железное алиби – последние пять дней он находился в столице нашей родины городе Москве, сдавал сессию. Вот билет (Арина уезжала в Москву с двумя билетами, второй, на имя мужа, лежал в сумке). А вот зачетная книжка. В день избиения Озерова Филипп сдал три зачета и два экзамена. Преподаватели могут подтвердить, допрашивайте их на здоровье. Столичные преподаватели, конечно, никогда не признались бы, что за деньги ставили зачеты и «принимали экзамены» у мертвых душ. Зачем преподавателям совать голову в петлю уголовной статьи?

Дело, заведенное на Филиппа, лопнуло как мыльный пузырь, а озеровское, напротив, шло полным ходом. Появились свидетели его прежних преступлений. В свое время они, запуганные и забитые, свои заявления забрали, но теперь требовали возобновления следствия.

Ни у кого из тех, кто был посвящен в план Арины и его блестящую реализацию, не возникло сомнения в этичности случившегося – допустимости обмана, сокрытия преступления. Пока правоохранители сами не выкажут безупречного следования закону и не продемонстрируют настоящей охраны граждан, самосуд останется геройством и подвигом.

Открытие пекарни прошло на ура и надолго не затянулось – к двум часам дня весь ассортимент был сметен с прилавка. И в последующем пекарня часто закрывалась раньше времени, иногда к вечеру оставались пирожки и ватрушки. Тот, кто хотел свежего хлеба, должен был прийти с утра. Это правило Филипп и Арина подсмотрели в Италии, где нет больших промышленных хлебокомбинатов, а продукция маленьких пекарен должна уйти обязательно сегодня. Вчерашний хлеб итальянцам не нужен, да и стыдно его продавать пекарям. Чем мы хуже итальянцев? Поэтому, рассуждали Арина и Филипп, лучше меньше да свежее, чтобы не влететь в лишние траты и не потерять марку. Без хлеба люди не останутся – его, заводской, всегда можно купить в магазине. В отличие от Италии, где, бывает, после полудня ни чиабатты, ни фокаччи с огнем не найти.