Битва за Рим - Маккалоу Колин. Страница 23

Галатия была диковинной страной, кельтскими владениями на субконтиненте, населенном потомками персов, сирийцев, германцев и хеттов. Все они, за исключением сирийцев, были светлокожи, однако все равно не так светлокожи, как кельтские переселенцы, ведущие свое происхождение от галльского царя Бренна. Уже почти два столетия они занимали значительный по размерам плодородный участок анатолийской земли, ведя свойственный галлам образ жизни и не перенимая культуру окружающих их народов. Межплеменные связи были у них довольно слабыми: они обходились без верховного правителя, поскольку не намеревались объединяться для захватов территории. Какое-то время эти кельты, впрочем, признавали своим властелином понтийского царя Митридата V, однако это превратилось в чистую формальность, не принесшую никаких выгод ни им самим, ни Митридату V, поскольку кельты отказывались платить подати. Соваться к ним никто не решался: они были галлами и своей свирепостью превосходили фригийцев, каппадокийцев, понтийцев, вифинцев, ионийцев или дорийцев.

Вожди всех трех галатийских племен, съехавшиеся в Анкиру вместе со своими тетрархами, больше думали об обещанном богатом пире, нежели о выгодах и потерях предстоящей военной кампании, в которую, без сомнения, собирался втянуть их шестой Митридат. Царь дожидался их в Анкире, которая больше смахивала на деревню. Он скупил по пути из Амасии все яства и вина, которые только можно было там достать, и закатил галатийским вождям такой роскошный и изысканный пир, какого они и представить себе не могли. Один только вид накрытых столов настроил их на благодушный лад, а потом, объевшись и напившись, они окончательно утратили бдительность и угодили в расставленные сети.

И вот, когда они возлежали среди остатков невиданного пиршества, похрапывая и икая, тысяча отборных воинов Митридата бесшумно окружила их и перебила всех до одного. Только когда последний из вождей галатийских кланов испустил дух, царь Митридат соизволил сойти с величественного трона, возвышавшегося во главе стола, на котором он до сей поры восседал, перекинув ногу через подлокотник, покачивая носком сандалии и наблюдая за устроенной им бойней с нескрываемым любопытством.

«Сожгите тела, – было его последнее повеление, – а пеплом засыпьте кровь. В будущем году здесь вырастет отличная пшеница. Ничто не делает почву такой плодородной, как кровь и кости».

Засим он провозгласил себя царем Галатийским, ибо лишившиеся своих вождей и рассеянные галлы не могли оказать ему сопротивления.

После этого Митридат бесследно исчез. Даже его доверенные лица не знали, куда подевался правитель и что он замышляет. Он лишь оставил им письмо, в котором повелевал навести порядок в Галатии, возвратиться в Амасию и поручить царице, оставшейся в Синопе, назначить сатрапа для управления новой понтийской территорией – Галатией.

Переодевшись обыкновенным купцом и сев на бурую лошаденку, Митридат в сопровождении трусившего на ослике молодого и туповатого раба-галата, не имевшего представления о том, кто его хозяин, направился в Пессинунт. Там, в святилище Великой Матери Кибелы, он открыл Баттакесу, кто он такой, и привлек верховного жреца на свою службу, получив от него многие полезные сведения. Из Пессинунта царь проследовал по долине реки Меандр в римскую провинцию Азия.

Путь его лежал через города Карии, которые он объехал все до одного. Восточный купец огромного роста, отличающийся неуемным любопытством, но не слишком занятый своими торговыми делами, он переезжал с места на место, то и дело поколачивая своего тупицу-раба, все подмечая и мотая на ус. Он ужинал в компании других купцов на постоялых дворах, бродил по базарам, вступая в беседу с любым, кто мог утолить его любопытство, шатался по набережным в эгейских портах, тыкая пальцем в тяжелые тюки и принюхиваясь к запечатанным амфорам, заигрывал с деревенскими красавицами и щедро вознаграждал тех из них, кто дарил ему свою благосклонность, вслушивался в рассказы о богатствах, накопленных в святилищах Асклепия на Косе и в Пергаме, в храме Артемиды в Эфесе, а также о несметных сокровищах Родоса.

Из Эфеса он направился на север, посетил Смирну и Сардис и в конце концов прибыл в Пергам, столицу римского наместника. Расположенный на склонах горы, город сиял, словно драгоценная шкатулка. Здесь царь впервые увидел настоящих римских солдат, это был небольшой сторожевой отряд под командованием наместника. В Риме полагали, что провинция Азия не подвергается риску нападения, поэтому солдаты для отряда набирались из ауксилариев и местного ополчения. Митридат пристально наблюдал за всеми восьмьюдесятью воинами, подмечая, как тяжелы их доспехи, как коротки мечи, как малы наконечники копий, как слаженно они маршируют, несмотря на отсутствие боевой практики. Здесь же ему впервые довелось увидеть тогу с пурпурной каймой, в которую был облачен наместник. Этот сановник, сопровождаемый ликторами в малиновых туниках, каждый из которых нес на левом плече связку прутьев со вставленным в нее топором – ибо наместник имел полномочия приговаривать виновных к смерти, – как показалось Митридату, весьма почтительно остановился перед небольшой группой мужчин в скромных белых тогах. Последние, как выяснилось, были публиканами – откупщиками, собиравшими в провинциях налоги. Судя по тому, с какой важностью они шествовали по прекрасно распланированным и вымощенным улицам Пергама, они, должно быть, считали себя истинными хозяевами римской провинции.

Митридат и помыслить не мог завязать беседу с этими высокопоставленными особами – слишком важными и занятыми они были, чтобы уделить время какому-то купцу. Он просто примечал их – тем более что это было совсем нетрудно, поскольку вокруг них неизменно сновали прислужники и писцы, – а потом узнавал все, что ему требовалось, в пергамских тавернах за дружеской беседой, которую уж никак не могли подслушать откупщики.

«Они высасывают из нас все соки». Эти слова он слышал столь часто, что был склонен принимать их за истину, а не за ворчание богачей, намеренно скрывающих свой достаток, как это делали крупные земледельцы и владельцы торговых монополий.

«Как это так?» – спрашивал он сперва по неведению, но всякий раз слышал: «Где ты был все те тридцать лет, что минули после смерти царя Аттала?»

Пришлось сочинить историю о длительных скитаниях вдоль северных берегов Эвксинского моря, тем более что, вздумай кто-нибудь выспрашивать его об Ольвии или Киммерии, он вполне мог рассказать обо всем, как очевидец.

– В Риме, – растолковывали ему, – двое самых высокопоставленных чиновников именуются цензорами. Цензор – выборная должность (не странно ли?); до этого цензор должен побыть консулом, чтобы всякому было ясно, что это за важная персона. В любой греческой общине государственными делами ведают государственные служащие, а не люди, которые год назад командовали армиями. Иначе – в Риме, где цензоры – полные невежды по части хозяйства. Однако они держат под контролем решительно все государственные дела и на протяжении пяти лет заключают от имени государства все контракты.

– Контракты? – переспрашивал восточный деспот, озадаченно хмурясь.

– Контракты. Самые обыкновенные, но только это – контракты между компаниями и Римским государством, – ответил пергамский купец, которого угощал Митридат.

– Боюсь, я слишком долго пробыл в краях, где всем заправляют цари, – объяснял царь. – Разве у римского государства нет слуг, которые следили бы за порядком?

– Только магистраты: консулы, преторы, эдилы и квесторы, и все они пекутся лишь об одном: чтобы пополнялась римская казна. – Пергамский купец усмехнулся. – Естественно, дружище, на самом деле чаще всего главная их забота состоит в том, чтобы набить собственную мошну!

– Продолжай! Это очень интересно!

– Во всех наших бедах виноват Гай Гракх.

– Один из братьев Семпрониев?