Шутка Хаоса (СИ) - Рейнер Анна. Страница 23

За несколько недель армия Медегмы углубилась далеко в богатые земли Южной Империи, обойдя гиблые топи Карпенских болот и подойдя к Карк-Дароту. Император Серила, осознав всю серьезность своего положения, спешно собирал под свои знамена вассалов и союзников. Драконы Света тоже примкнули к войску сопротивления и это известие поселило людские сердца надежду на победу.

Тэрн объединялся перед лицом общей опасности, но силы защитников и захватчиков все равно были неравны. Арен восхищался мужеством и отвагой людей, и его сердце было там, вместе с борцами за свободу, а не за высокими и неприступными стенами Лориэля.

Если Богиня Тьмы поработит весь мир, то что ей помешает обратить все свои силы на подгорное царство?

Ответ очевиден — ничего. Лориэль продержится чудь дольше, вот и все.

Чтобы избавиться, наконец, от мрачных размышлений, способных свести с ума любого, Арен стал прислушиваться к тиканью часов.

Часы тоже являлись заслугой Лориэля, но их создали не кузнецы и не ювелиры, а гномы-механики. Впрочем, особой славы эти мастера так и не снискали, потому как это было единственным их творением, что не рассыпалось и не принесло больше беды, чем пользы.

Раздался громкий бой часов, и Арен подумал, что время угрожает самому существованию, хотя ему трудно было объяснить почему…

Часы пробили двенадцать раз, и вместе с последним ударом двери в Тронный Зал неожиданно распахнулись. В этот же миг Арен нос к носу столкнулся с облаченным в черную мантию Лиассином Вартери.

Маг был молод, даже слишком. Ему вряд ли исполнилось двадцать лет, а это по меркам людей был еще совсем юный возраст. Высокий и необычайно худой, он имел длинные золотистые волосы и серые непроницаемые глаза. По его лицу растекалась болезненная бледность, и порой Арен спрашивал себя, как до сих пор держится жизнь в этом бренном теле. Тонкая длань, так непохожая на широкую гномью ладонь, крепко сжимала обычный черный посох, навершие которого венчал конусообразный янтарь.

Как эта персона появилась в Лориэле, никто не знал, но самый главный вопрос: почему их светлый правитель терпит его присутствие и даже более, допускает к Совету — был не ясен. Арен не сомневался, что именно черный маг стоит за решением их царя не вступать в войну и именно он склоняет Эосина на сторону Медегмы.

— Рад приветствовать тебя, доблестный Арен, — губы темного чародея дернулись в улыбке, но глаза оставались холодными и безучастными. — Надеюсь, ты принес своему правителю добрую весть, иначе за твою жизнь я не дам и ломаного гроша. Нынче царь не в духе.

Арен переборол желание фыркнуть в лицо надменному чародею. Как смеет этот чужак угрожать военачальнику Лориэля? Однако же Арен обуздал свой гнев, подчиняясь установленному этикету и, коротко кивнув, ответил:

— Какие бы я вести не принес, достопочтенный Лиассин, я все равно донесу их до ушей моего повелителя.

Казалось, полумрак вокруг гнома стал более зловещим. Тени сгустились. Хоть лицо Лиассина оставалось все таким же непроницаемым, Арену пришлось собрать всю свою силу воли в кулак, дабы не броситься прочь от распространяющего ужас волшебника.

«Чары, — подумал Арен. — Он наложил внушающие ужас чары».

Осознание этого ослабили тиски страха, сжимающего сердце гнома, но полностью избавиться от неприятного ощущения так и не удалось.

Неестественная улыбка на лице Лиассина стала шире. Так могла бы улыбаться гадюка своей жертве перед смертоносным броском.

— Не хочешь ли ты поделиться и со мной своей вестью? — голос черного мага упал почти до шепота.

— Ты узнаешь все от великого Эосина, если он сочтет нужным тебе что-то поведать, — несмотря на то, что его колени начали предательски дрожать, ровно отчеканил Арен. — А теперь, достопочтенный Лиассин, я прошу тебя посторониться и уступить мне дорогу в покои моего повелителя.

Правая щека темного чародея дернулась, как будто от пощечины, но он отступил в сторону, освобождая гному проход.

Входя в Тронный Зал, Арен чувствовал спиной злой, буравящий спину, взгляд Лиассина. Он знал, что только что нажил опасного врага, который не остановится ни перед чем, лишь бы сполна отомстить своему обидчику. И кто его знает, чем обернется для Арена гнев этого жуткого мальчишки, но сейчас военачальник Лориэля постарался выкинуть из своей головы все посторонние мысли и всецело сосредоточиться на предстоящем докладе.

Арен шел по мраморному полу, с каждой секундой приближаясь к своему повелителю.

Эосин восседал на массивном золотом троне, держа в правой руке скипетр — неоспоримый символ его власти. Взгляд монарха был задумчивым, лицо выражало тревогу. Кто знает, о чем размышлял великий царь? В каких неведомых далях блуждали его мысли?

Впрочем, Эосин мало походил на особу царской крови. Одетый в обычную черную тунику и подпоясанный такого же цвета кушаком, он почти не носил украшений. Не в пример его сородичам, которые любили яркие одежды и золото, считая, что носить его на себе — верный признак богатства и почета, что в свою очередь, очень ценилось в подгорном царстве. Эосин носил лишь корону, да имел пару перстней на коротких узловатых пальцах — тем, собственно, и отличался. Возраст правителя Лориэля уже перевалил за три сотни лет, и говорило это о том, что царь постепенно стареет. Однако же, густая его борода еще не была тронута сединой, а руки не тряслись, чем страдали все без исключения гномы, коим довелось дожить до этого почтенного возраста. Но сейчас лицо Эосина осунулось, плечи поникли, и перед Ареном сидел ветхий старик, погруженный в свои тяжкие думы.

Арен приблизился к трону и, не доходя до него трех шагов, опустился на одно колено, склонив перед царем голову. Такого приветствия требовали непреложные правила аудиенции. Соблюдение подобных церемоний претило гордому военачальнику. Он не привык кланяться, не привык надевать на лицо маску с фальшивой улыбкой и чувствовал себя как рыба, выброшенная жестокой волной на разгоряченный берег, в окружении дворцовых тайн и интриг.

Все это было чуждо для простого и честного рубаки, который не родился в семье вельможи или военачальника, а добился звания на поле сечи, не щадя ни себя, ни врага, бросаясь в гущу боя очертя голову.

Досчитав про себя до пяти, он наконец поднял глаза на своего повелителя, но Эосин совсем не замечал присутствия своего верного полководца. Он так и сидел, задумчиво смотря в одну точку невидящим взором.

— Мой государь и повелитель, — набрав в легкие побольше воздуха, произнес Арен. — Я принес тебе весть…

Эосин вздрогнул. Казалось, царь только что очнулся от долгого и неприятного сна. Его затуманенный взор приобрел осмысленность, плечи расправились, волевой подбородок гордо поднялся вверх.

— Надеюсь, мой верный Арен, ты принес мне добрую весть? — в его глазах зажглась слабая искра надежды. — Войска Медегмы наконец-то покинули границы Лориэля?

— Прости, мой государь, — военачальник снова склонил голову, не желая видеть разочарования и еще большую тревогу в глазах царя. — Темная армия так и стоит под стенами государства и не спешит покидать твоих владений. Но хуже всего, мой повелитель, что к Лориэлю с разных сторон стягиваются вархи, таща за собой катапульты и баллисты. Не знаю уж, что послужило их вступлению в темную армию, чем прельстила их темная богиня, но вражеская армия множится, и мы уже не можем смотреть на это сквозь пальцы.

— Тревожные вести ты принес мне, Арен, — Эосин не обратил ровно никакого внимания на последнее высказывания своего военачальника. Он тяжело вздохнул, и плечи его снова опустились, как будто на них легло все бремя мира.

— Позволь молвить, государь, — и не дожидаясь разрешения, Арен произнес: — У нас еще есть время, есть силы. Если мы выведем свои войска за стены Лориэля, то…

— То непременно погибнете храбро, но бессмысленно, — скривился Эосин. — А Лориэль потеряет своих верных защитников.

«Мы все равно обречены! — подумал Арен и почувствовал непреодолимое желание встряхнуть царя, который с каждым днем становился в глазах своих подданных все более жалким и нерешительным. — Но лучше умереть в славном бою, омывая свою секиру в зеленой крови маарлоков, чем жить и трястись от страха!»