Безликий (СИ) - Соболева Ульяна. Страница 30
Открыл клетку, но Одейя не обернулась, только тихо сказала то, от чего у меня кровь в висках запульсировала до разрыва барабанных перепонок.
— Я согласна стать вашей женой…
ГЛАВА 12. РЕЙН
— Я согласна стать вашей женой…
Я напрягся…потому что был уверен, что за этим последует пресловутое «но». Дочь Ода Первого слишком умна, чтобы не поставить свои условия. Я бы разочаровался, не сделай она это. Я достаточно ее изучил за долгие годы, пока следил за каждым её шагом.
— Только прежде, чем вы это объявите во всеуслышание, я хочу увидеть тело моего брата и похоронить его по всем законам Лассара.
Не разочаровала. Начала с условий. Ну что ж, поторгуемся, велеария. Посмотрим, за какую цену ты мне продашься.
— Вы не в том положении, чтобы чего-то хотеть.
О, Гела. Она всегда именно в том положении, чтобы хотеть, просить, требовать. Как любая красивая женщина. Безумно красивая. Настолько, что я каждый раз чувствую в крови всплеск адреналина и резь в глазах. Потому что слепит. Потому что это жестокая насмешка судьбы — такую красоту отдать такому уроду, как я. Но фортуна любит хохотать, издеваться, плевать в лицо, ставить на колени. И в этот раз уже не меня. Моё время прошло. Я нынче не в фаворитах, а в зрителях.
— Я в положении пленницы. Я знаю.
— Вы уже изменили это положение своим согласием.
— Значит, вы готовы исполнять мои желания?
— Естественно, — я склонил голову вбок, рассматривая, как блики зимнего солнца ползут по металлической решетке. А мне кажется, что в клетке не она, а я, и если позволю больше, чем то, на что может рассчитывать лассарская пленница, я сам перережу себе глотку. Она резко обернулась, и я увидел, как блестят лихорадочно её зрачки, как осунулось лицо за эти дни. Если ублюдки плохо её кормили, каждого из них отдам на съедение волкам. Живьем. А может, и по кускам. Я видел, как в ней происходит внутренняя борьба. Переступает через себя, чтобы что-то сказать.
— Желания, а не условия.
— Хорошо, это не условия, а просьба. Как ваша будущая жена, я же могу просить своего мужа о милости?
Прищурился, не веря своим ушам. Просить? Я не ослышался? Даже так? Поняла, с кем имеет дело, или это уловка?
— Вы увидите тело вашего брата, но похоронить его по законам Лассара я вам не позволю. Здесь не соблюдают ваши варварские обычаи.
Слегка повернула лицо вбок и сжала челюсти. Сильно. Так сильно, что я увидел, как выпирают её скулы. Всего лишь на мгновение. Да, маленькая женщина-смерть, придется просить. А я сожру каждое твое унижение. Каждый раз, когда ты переступишь через себя — это будет моя победа.
— Но вы же велеар, разве вы не сможете сделать исключение?
И ты научишься проглатывать отказы.
— Нет. Ваш брат около года правил в Валласе. Вы знаете, сколько валласаров были убиты, растерзаны и проданы за время его правления? Народ ненавидит его так же сильно, как и вашего отца. Максимум что я могу сделать — это сжечь его тело в погребальне для больных проказой и принести вам его прах.
Она снова отвернулась к окну. Положила тонкие руки на грязный подоконник, и я позавидовал проклятому ржавому металлу.
— Хорошо, пусть так. Хотя бы так. И снимите этих несчастных с виселиц и кольев.
— Тела будут висеть ровно столько, пока не начнут разлагаться и их не выкинут в ров. Мой народ слишком долго ждал лассаров на своих виселицах. На тех самых, где болтались их родные и близкие, повешенные вашим братом.
— Так какие из моих просьб вы готовы выполнять, если на каждую из них вы ответили отказом? — пальцы сильно сжали металл, и костяшки побелели.
Я подошел к ней сзади и, стиснув челюсти смотрел на её волосы, все такие же великолепные, невыносимо великолепные. Какими длинными стали за эти годы, вьются почти до самого пола. И опять это дикое желание впиться в них пальцами, гладить, перебирать, ласкать. Сжать ее плечи и, резко развернув к себе, дико целовать губы. И пусть мои собственные обуглятся к Саанану. Просто почувствовать её…за столько проклятых лет. Когда я смогу прикоснуться к ней, меня разорвет от наслаждения и горечи на ошметки. Провел пальцами над ее волосами, в миллиметрах, не прикасаясь…но я помнил, какие они на ощупь, волосы цвета моей одержимости…волосы цвета смерти моей семьи, волосы цвета адского счастья. Я искал их годами. Каждый проклятый день я думал о них… видел во всем. В каждой девке, стонущей подо мной, я искал её, а сейчас, когда нашел, уже не отпущу. Буду держать за эти самые волосы или сдеру вместе с кожей, но не отпущу.
— Просите все, что не затрагивает интересы моего народа. Драгоценности, меха, ткани, любые подарки. Красное золото, голубые камни из обледенелого Линаса.
И в этот момент она сама резко повернулась ко мне, а я одернул руку.
— А чтоб вы сдохли, можно попросить? Хотя… это ведь затронет интересы вашего народа. Жаль…очень жаль.
Триумф сменился ядовитой горечью, потому что в её глазах было столько ненависти, сколько я не видел даже в глазах моих врагов, которым выдирал сердца и отрезал головы. Сучка не понимает, что торгуется со мной за свою собственную жизнь. Только она ищет смерти, а я не даю ей умереть. И не дам.
— Да. Вы можете просить. У вашего Иллина. Вдруг он вас услышит и исполнит ваши мечты. Но какая досада, вы кажется сказали, что не верите в него?
— Ради этого я готова поверить во что угодно. Даже в Саанана.
— У вас будут долгие годы для выбора нужной молитвы. А сейчас вас отведут в ваши покои и начнут готовить к венчанию. Завтра вы станете моей женой Одейя Вийяр.
— Вашей вещью, вы хотели сказать. Вашим орудием мести моему отцу. Вашей подстилкой, только с разрешения закона, чтобы спасти ваши шкуры от гнева Ода Первого. Потому что вы слишком слабы против него. Валлаские псы боятся лассарского льва, не так ли? Надеюсь, что яд из моего тела не исчезнет, когда проклятый предатель-астрель срежет с меня метку Иллина, и вы не сможете прикоснуться ко мне.
На мгновение перед глазами появилась красная пелена. Я забыл, кто она…Напомнила. Минута очарования исчезла, и внутри снова заклокотала ненависть. Я усмехнулся и наклонился к ее лицу.
— А еще моей женщиной, матерью моих детей и велеарой Валласа. Немало в обмен на сомнительное счастье сочетаться браком с лассаркой.
Наклонился еще ниже, сатанея от её запаха и участившегося дыхания:
— И да — моей вещью, моей собственностью. Мне не помешает яд в вашем теле, если я захочу вас взять. Но вы и об этом можете молиться, пока я буду иметь вас снова и снова, распластанную подо мной. Мою. Вы можете орать от наслаждения ваши молитвы. Со мной можно все, Одейя, пока мне это нравится. В Валласе женщина должна удовлетворять прихоти своего мужа. Все прихоти. Учитесь покорности — она вам пригодиться.
Вздернула подбородок и посмотрела прямо мне в глаза.
— Я никогда вам не покорюсь. Запомните — НИКОГДА. Читайте по слогам или запишите где-нибудь. Никогда не стану вещью. Так что, согласна, ваше счастье весьма сомнительно, Даал. Вы выбрали в жены женщину, которая желает вам смерти.
Я прищелкнул языком и приподнял ее подбородок еще выше кончиком пальца в перчатке.
— Это был правильный выбор. Поверьте, я не совершаю необдуманных поступков. Впрочем, это и ваш выбор тоже.
— У меня его не было, — сказала с горечью, и на дне глаз снова блеснули слезы, — Я бы лучше перерезала себе горло.
— Неужели? Так что вам мешало отказаться? Разве не желание остаться в живых?
— Нет. Желание, чтобы из-за меня не страдали мои люди. Я их привела сюда, и я за них отвечаю. Но я вам обещаю: когда-нибудь один из нас с вами обязательно сдохнет. Слово Одейи Вийяр.
— Завтра у вас не будет даже этой фамилии. Вы станете десой Даал. А насчет того, кто из нас сдохнет, решать буду я.
Опустил взгляд на её губы и резко прижал девушку к стене, от неожиданности она вцепилась мне в плечи, глядя расширенными от ужаса глазами. И все завертелось внутри. К Саанану её реальность, где она что-то из себя представляла и имела право голоса. Здесь она никто. Все стерлось. Она запомнит этот момент на всю жизнь. Потом будут другие, когда я покажу ей, кто она, и кто я, но этот она запомнит.