Исповедь Плейбоя (СИ) - Субботина Айя. Страница 4

Мне было двадцать три, и я просто хотел красивой жизни. И я – лицемерная сволочь – пошел к ней не через тернии, ухабы и буераки, а по самому легкому пути.

Когда Инна уезжает – вызываю для нее такси – я чувствую себя не то вымотанным, не то опустошенным. Накатывает и ушатывает, словно после мертвецкой пьянки. Она выдоила меня досуха.

Мамочка, блядь.

Глупо гнать на свою «работу», но, сука, морально я просто в хлам.

Глава четвертая: Снежная королева

За трое суток я все-таки поспала: там полчаса, тут пять минут. В общей сложности часа четыре. Меня давно не берет ни мантра, ни йога, не помогает музыка и прочие шарлатанские методы расслабиться и отправиться к Морфею. Я могу часами лежать в постели, глазеть в потолок и насиловать свой мозг, считая овец, чтобы сомкнуть глаза минут на тридцать. Но это если очень повезет, потому что, как правило, мой сон длится четверть часа от силы.

У меня – инсомния. По-простому – бессонница. Но кому же понравиться болеть какой-то простой и скучной бессонницей. Зато так много людей удивленно открывают рты, когда в ответ на происхождение кругов под глазами, я отвечаю: «У меня просто хроническая инсомния». Некоторые думают, что это заразно и непроизвольно начинают сторониться, другим хватает ума хотя бы погуглить.

Это началось, когда мне было шестнадцать. Просто так, без причины, без патологий. У меня не было никакого стресса, я ни обо что не билась головой. Я просто готовилась к вступительным экзаменам и в какой-то момент осознала, что пошли уже третьи сутки, как я штудирую учебники без потребности сделать перерыв на сон.

И с каждым днем становилось все хуже, пока не дошло до того, что я начала выпадать из реальности. Тело бодрствовало, мозг выключался. Когда меня, в пижаме и домашних тапках, поймали, бредущую от ворот нашего дома в сторону шоссе, отец сказал, что нужно лечить. Кажется, меня показали всем специалистам на свете, сделали все существующие тесты. Мать даже возила к шептухе в таежную глубинку, но ничего не помогало. Ничего, кроме двух баночек с таблетками, которые восемь лет были моими верными помощницами и постоянными спутницами.

Но последние две недели и они начали работать вхолостую.

— Эвелина, солнышко, - чувствую теплую сухую руку матери поверх своей ладони на столе. – Все хорошо?

Я моргаю, осматриваюсь, и вдруг ловлю себя на том, что сижу опять сижу в «Полнолунии», за тем же столом. Первая мысль пугает своей пронзительностью: неужели, снова «выпала»? Мысли вязко перетекают одна в другую, как разноцветные пузыри в масляном светильнике. Один психиатр научил меня, что в таких случаях самое первое и самое важное – найти якорь, какую-то делать, которая подскажет, что этот день отличается от того, на который похож. Или что это в самом деле один и тот же день. Звучит путано, но для человека, который восемь лет путает день и ночь, это вопрос жизни и смерти. Пока я понимаю, что контролирую реальность, она не сбросит меня с поезда. А как только я заблужусь в календаре – мои мозги спекутся, словно тесто в оставленной без присмотра вефельнице.

Мне срочно нужен якорь. Что-нибудь, что не повторяет вчерашний день. Слава богу, сейчас все просто: Юра в другом костюме и на этот раз при галстуке. И вино красное, а не белое. Пытаюсь взять бокал, но пальцы промахиваются, потому что зрение до сих пор четко не сфокусировано. Бокал переворачивается, алая лужа растекутся по белоснежной скатерти, раскрашивая вышитые вручную цветы.

— Все хорошо! – излишне громко говорит Юра.

У матери такое обеспокоенное лицо, что мне в который раз противно от себя самой. Все же можно свести к ерунде, стоит открыть рот и выдать дежурную ложь. Сказать, что я чертовски устала на репетиции, что у меня новые пуанты и они адски натерли ноги. Господи, да что угодно, в конце концов, покраснеть и сослаться на то, что у нас с Юрой медовый месяц начался на две недели раньше свадьбы.

Но я не умею врать.

Поэтому просто смотрю на нее, и мы без слов понимаем друг друга. Мама опускает ладонь мне на колено, легонько сжимает и пытается быть сильной, как она думает, за нас двоих.

Появляются официанты, администратор. Нас вежливо просят пересесть за другой стол.

— Эвелина, какого хрена? – Пока наши родители рассаживаются на новом месте, Юра берет меня за локоть и подтягивает к себе, как будто для поцелуя. – Зачем этот спектакль?

Я ничего не говорю, пытаюсь освободиться из его хватки, но пальцы только крепче сжимаются на суставе.

— Хочешь, чтобы отец опять сделал мне выволочку, что я не интересуюсь здоровьем собственной невесты?

— А ты интересуешься? Правда?

— Обязательно быть такой сукой? – Он смотрит на меня сверху вниз.

Высокий, стройный, в костюме на заказ. С глазами цвета дикого пляжа: темно-зелеными с мутной синевой, в которые мне всегда хотелось нырнуть. Мы вместе уже три года, один из которых пытаемся жить под одной крышей, но я до сих пор каждый раз попадаюсь на этот взгляд.

Любимый Юра. Чей угодно, только не мой.

Его предложение руки и сердца прозвучало примерно, как: «Эвелина, ты же понимаешь, что нас все равно поженят, давай сделаем родителям приятно».

Позже я узнала, что его отец на радостях ввел Юру в совет директоров и сделал его доверенным лицом своего фонда.

Не знаю почему, но я до сих пор не могу отделаться от ощущения, что мой любимый мужчина поимел меня «на сухо» без прелюдии.

— Эвелина, я тысячу раз предлагал тебе съездить на курорт, или на какое-то СПА, - пытаясь погасить злость, заводит шарманку Юра. – Я говорил, что устрою любого врача на любом конце света, отрою любые лекарства. Я, блядь, просто не знаю, как еще тобой интересоваться, чтобы ты перестала каждый раз делать вид, что жить со мной в одном доме – худшая пытка из всех, что придумало человечество.

На самом деле, он редко выходит из себя. Обычный его вид: лицо в телефон, редкие взгляды, «угу» и «ага» чтобы поддержать разговор. Он почти всегда рядом, но его никогда нет. Он слушает, но не слышит. Иначе бы он знал, что ничего из этого мне не поможет.

Может быть, я просто слишком требовательная?

— Я просто случайно опрокинула бокал с вином. – Юра все-таки отпускает мой локоть, но причина банальна – на нас слишком пристально смотрит мой отец.

— Хотя бы улыбнись, - бормочет Юра.

— Да, погоди, сейчас посмотрю, кажется я положила дежурную улыбку между пудреницей и прокладками.

На этот раз он просто подталкивает меня к столу и заботливо отодвигает стул, помогая сесть. Я не улыбаюсь, потому что фальшивая улыбка – это немая ложь. Просто пытаюсь поддержать разговор: мы с мамой взяли список гостей – его финальный вариант – и еще раз проходим по всем фамилиям. Свадьба отпрысков двух финансовых кланов – это не деревенская дискотека. Это почти как инаугурация президента, только по телевизору не покажут. Во всяком случае пара дипломатов на нашем торжестве точно будет. Нужно, чтобы все было идеально, а для этого в списке не должно быть ни единой лишней фамилии. И никого нельзя забыть.