Пепел кровавой войны - Маршалл Алекс. Страница 29
Что, если ее узнали в Черной Моли или в Тао по портрету на объявлениях о розыске, которые дядя и тетя, очевидно, распространили повсюду, так что даже сейчас убийцы могут подкрадываться к спящему лагерю? Никому, кроме Дигглби, она не говорила правду о своем прошлом и о вознаграждении, обещанном за ее голову. Как ни крути, это мелкая ботва по сравнению с рассказом Хортрэпа о том, что орды монстров напали на Непорочные острова, и о том, что остальная часть Звезды ожидает своей очереди на гильотину. Но ведь это просто оправдание собственной трусости, разве не так? Пока остальные спали под открытым небом, где любой охотник за головами мог застать их врасплох, она пряталась в сторонке, за закрытой дверью, наслаждаясь своей долей странного, не предупредив друзей о возможной опасности. Неудивительно, что ей легче притворяться легкомысленным щеголем, чем стать настоящим героем, — роль эгоистичной засранки для нее более естественна.
Вот вам, драть-передрать, наглядный пример. Мрачному пришлось заковать в цепи свою кровожадную мамашу, и теперь он не знает, что с ней делать. Гын Джу потерял руку. И по словам Хортрэпа, весь Кобальтовый отряд сейчас в страшной опасности, потому что со дна океана всплыли бесчисленные полчища, мечтающие лишь о том, чтобы уничтожить Звезду... Но вместо того чтобы думать обо всем этом, Пурна вспотела от страха из-за своих фантазий об охотниках за головами, переживая только за собственную шкуру. Почему бы для разнообразия не побеспокоиться о ком-то еще? Иногда ей казалось, что у Марото она переняла лишь одну черту — его самовлюбленность.
Ну хорошо, это, может быть, и не к месту. Наверное, не стоит списывать привычку ее бывшего наставника обвинять себя во всех бедах на банальную самовлюбленность, это можно объяснить и чем-то другим, что никогда прежде не отравляло жизнь Пурне, — готовностью принять на себя ответственность за любую неудачу. Возможно, бессонница вызвана изменениями в лучшую, а не в худшую сторону и Пурна должна проявить к себе то снисхождение, с которым всегда относилась к Марото.
Где сейчас ее старый друг? Не грозит ли ему какая-нибудь страшная беда? Жив ли он вообще? Хортрэп признался, что отправил Марото в разведку на Джекс-Тот, и уверял, что они скоро встретятся, хотя она не сомневается, что колдун солгал и Марото так же потерян для нее, как герцогиня Дин, граф Хассан и все остальные друзья, погибшие за последнее время. Если бы Марото был здесь и мог поделиться с ней крупицей своей мудрости, он бы наверняка посоветовал не доверять ни единому слову Хортрэпа.
Неми облизала губы во сне и прижалась спиной к своей любовнице, а Пурна, ощутив тепло ее кожи, решила, что Марото мог дать и другой совет: зачем лежать без сна, думая о таком уроде, как Хортрэп, когда можно просто прислониться к его хорошенькой ученице? Возможно, эта близость окажется лишь случайной, но пусть даже и так; еще одна причина наслаждаться каждой минутой, пока все не закончилось. Если уж беспокойные мысли не дают Пурне уснуть, то лучше думать о том, как утешительно прижимается спина Неми к ее груди, а восхитительная попка — к животу...
Пурна вздохнула, но, в отличие от прозвища Неми, ее вздохи вовсе не были горькими. Она горячо надеялась, что будет еще не одна такая ночь, и не только ради фейерверка чувств, что зажгла Неми в груди своей любовницы. Теперь, когда Пурна наконец отцепила свой разум от бешено мчавшейся телеги сожалений и тревог, ее мысли сонно плавали вокруг обнаженной девушки, которую она обнимала. Неми не просто загадочная, она самая восхитительная из всех загадок. Какова ее песня? И сможет ли Пурна когда-нибудь выманить эту песню наружу, как извлекла музыку из певчего меча? Судя по колкостям, которыми обменялись Неми и Хортрэп той первой ночью, а также по некоторым позже оброненным словам, Неми инсценировала свою смерть, чтобы сбежать от учителя, но в целом связь ведьмы с колдуном казалась не менее таинственной, чем то проклятие, что каждый вечер искривляло ее спину, или рогатая волчица, что тащила ее вардо, или, чего уж скрывать от себя, все остальное в ней...
Жалок тот идиот, который не любит настоящих тайн, но пока достаточно и того, что завеса над этой тайной весьма интригующе приоткрылась. Пурна улыбнулась, вдохнула букет запахов застоявшегося дыма и острого пота, горьких трав и покрытых землей корней, исходивших от волос ее возлюбленной. Вскоре она задремала снова, прекрасно сознавая, что сон не может быть таким же сладким, как та бессонная ночь, что наколдовала ей ведьма посреди леса Призраков.
Глава 12
Каждому известно: если что-нибудь кажется слишком хорошим, чтобы случиться на самом деле, то оно, вероятно, и не случится. Но обратное утверждение редко подтверждалось обширным опытом Марото. Если все выглядело настолько ужасным, что просто не могло происходить на самом деле, это не исключало возможности того, что оно все-таки происходило. Более того, обычно выходило еще хуже, чем ожидалось поначалу... Поэтому Марото изрядно удивило то обстоятельство, что повседневная жизнь под властью Ассамблеи вексов была не такой уж и невыносимой.
Троица его непорочных друзей могла бы не согласиться с этим мнением, но такова уж пиратская благодарность — никакого чувства перспективы. Королевство Джекс-Тот не стало со временем менее зловещим или менее отвратительным, но быть гостями в этом огромном живом кошмаре гораздо предпочтительней, чем сидеть в обычной клетке. В какой-то момент даже перестаешь замечать затхлые запахи; что же касается пищи, то она со временем стала казаться почти съедобной. Почти.
Донг Вон и Ники Хюн, похоже, решили, что скорей уморят себя голодом, чем попробуют слизь и желе, что выделялись из стен их нового жилища, зато Бань последовала примеру Марото и брала все, что могла, от этого липкого помещения. Оба утверждали, что им доводилось есть и кое-что похуже, но поскольку сам Марото при этом кривил душой, то полагал, что и Бань говорит неправду. Вода тоже была, мягко выражаясь, не совсем приятной по вкусу, цвету и густоте, но даже привередливые непорочные слишком мучились от жажды, чтобы воротить нос от журчащих фонтанов плоти.
Троих пиратов привели к Марото почти сразу после их пленения. Древние жрецы проявили к новичкам весьма поверхностный интерес. Они были слишком заняты своими планами по уничтожению всего человечества, чтобы уделять внимание нескольким образцам обреченной расы, вот и отдали их на попечение Марото.
Его самого время от времени вызывали в башню, где размещался тронный зал Ассамблеи, чтобы помочь в выработке стратегии, и, к своему стыду, Марото оказывал им любое содействие, на какое только был способен. Он познакомил долго отсутствовавших на Звезде тотанцев с быстрыми течениями современной политики, рассказал все, что знал, о правительствах и армиях, начертил по памяти карты стран и планы дворцов вплоть до тех секретных ходов и удобных для засады мест, которыми пользовались сами кобальтовые четверть века назад. Более благородный пленник, наверное, попытался бы ввести врагов в смертельно опасное заблуждение, надеясь ослабить их силы, но только не Марото. Лишь дурак решился бы обманывать совет, способный в любой момент заглянуть ему в мозг, а в списке прозвищ из пяти букв, которыми награждали Марото, слово на букву «Д» не входило даже в пятерку самых популярных.
В первый раз, когда жрец в одеянии из тараканов засунул призрачную руку в череп Марото и покопался там, варвар еще пытался управлять воспоминаниями, которые иссохший колдун мог там увидеть, и на какой-то миг поверил, что хитрость удалась. Кто знает, возможно, так оно и было, но, если бы даже Марото и сумел провести бессмертных жрецов, он ничего не мог поделать с древними существами, что поселились в их телах. В день своего появления в этом аду Марото поклялся, что скорей покончит с собой, чем позволит прорваться хоть одному чувству, хоть одной мысли о людях, которые были дороги ему на Звезде. Ведь если Пурна и Диг, Мрачный и его дед, Дин и Хассан живы, они, конечно же, не захотят, чтобы эти монстры узнали об их существовании. Но стоило Ассамблее вексов надавить, как он предал своих друзей и родных, выложив все подробности, вплоть до резкого запаха изо рта его отца. Марото добровольно сообщал монстрам все, что их интересовало, а зачастую и намного больше, все сведения, которые, по его мнению, могли оказаться для них полезны. Он болтал языком, словно пьяный бард, пытающийся вернуть отданную в залог лютню. Он продал с потрохами и Багровую империю, и каждый из лучей Звезды в придачу; продал все и вся, чтобы доказать собственную ценность для иссохшего и, несомненно, безумного совета бессмертных жрецов, управлявших этим островом, какие бы падшие духи ни владели ими самими.