Связанные честью (ЛП) - Рейли Кора. Страница 18

— Что насчет теста ДНК?

Он засмеялся. Это был не совсем радостный звук.

— Им будет достаточно моего слова. Никто не усомнится в том, что я забрал твою девственность, когда мы остались наедине. Они не станут, потому что я тот, кто я есть.

«Да, это так. Тогда почему ты меня пощадил?» — еще одна мысль, что никогда не сорвется с моих губ. Но Лука, должно быть, думал о том же, потому как его брови сошлись на переносице, а взгляд стал блуждать по моему телу.

Я напряглась и сделала шаг назад.

— Нет, — произнес он низким голосом. Я замерла. — Ты сегодня уже пятый раз шарахаешься от меня.

Он поставил стакан, взял в руку нож и подошел ко мне.

— Отец никогда не учил тебя скрывать страх от монстров? Они пускаются в погоню, если ты бежишь.

Может, он ожидал, будто я стану противоречить его утверждению, что он монстр, но я была не настолько хорошей лгуньей. Если монстры и существовали, то к ним можно было отнести мужчин из моего мира. Когда Лука возник передо мной, пришлось откинуть голову назад, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Этой крови на простынях нужна история, — просто сказал он и поднял нож. Я вздрогнула, и он шепнул: — Это уже шестой раз.

Он подсунул лезвие под край лифа свадебного платья и медленно провел ножом сверху вниз. Ткань расходилась в стороны и наконец упала к моим ногам. Лезвие ни разу не коснулось моей кожи.

— В нашей семье существует традиция раздевать невесту таким образом.

У его семьи было много отвратительных традиций.

В конечном счете, я оказалась перед ним в плотном белом корсете со шнуровкой на спине и в трусиках с бантом чуть выше попы. Мурашки покрывали каждый сантиметр моего тела. Взгляд Луки обжигал кожу. Я отступила назад.

— Седьмой, — произнес он тихо.

Во мне вспыхнула ярость. Если он устал, что я шарахаюсь, может, стоило прекратить быть таким пугающим?

— Повернись.

Я выполнила приказ, и, услышав его резкий вдох, тут же об этом пожалела. Он подошел ближе и слегка потянул за бантик, отчего трусики оказались еще выше. «Подарок, что нужно распаковать. Какой мужчина сможет этому противостоять?» ‒ неожиданно вспыхнули в голове слова мачехи Луки. Я знала, что под бантиком попа будет совершенно неприкрыта. Скажи что-нибудь, чтобы отвлечь его от этого дурацкого бантика над задницей.

— Ты уже пролил за меня кровь, — сказала я дрожащим голосом и едва слышно добавила: — Пожалуйста, не надо.

Отцу было бы стыдно за мое открытое проявление слабости. Но он был мужчиной. Мир был создан для него. Женщины были созданы для того, чтобы он их брал. А мы, женщины, должны были беспрекословно подчиняться.

Лука ничего не ответил, но костяшки его пальцев коснулись кожи между лопаток, когда он поднял нож к корсету. Под лезвием ткань с треском разошлась. Я подняла руки, прежде чем защитный барьер успел упасть, и прижала корсет к груди.

Он крепко обернул руку вокруг моей грудной клетки так, что обе мои руки оказались в его хватке, а второй потянул за плечо, прижимая к себе. Я задохнулась, когда что-то твёрдое толкнулось в поясницу. Это был не пистолет. Жар прилил к щекам, и страх сковал тело.

Он скользнул губами по моему уху.

— Сегодня ты молишь меня о пощаде, но однажды будешь умолять трахнуть тебя.

«Нет. Никогда», — поклялась я себе. Его дыхание было горячим, и я закрыла глаза.

— Только лишь потому, что я сегодня не заявил на тебя свои права, не думай, будто ты мне не принадлежишь, Ария. Ни один мужчина никогда не получит то, что принадлежит мне. Ты моя.

Я кивнула, но он еще не закончил.

— Если я застану мужчину, целующим тебя, я отрежу ему язык. Если увижу, как мужчина прикасается к тебе, я отрежу ему пальцы по одному. Если я поймаю мужика, трахающим тебя, я отрежу его член и яйца, а затем скормлю их ему. А тебя заставлю смотреть.

Он опустил руку и отошел назад. Краем глаза я наблюдала, как Лука опустился в кресло и, взяв бутылку виски, налил себе изрядную порцию. Пока он не передумал, я направилась в ванну, закрыла дверь и повернула замок, потом съежилась от того, как это было глупо. Замок не представлял для него никакой преграды, ровно как и дверь. Ничто в мире не смогло бы меня защитить.

Я внимательно рассмотрела лицо в зеркале. Глаза были красными, а щеки мокрыми. Позволив тому, что осталось от корсета, упасть на пол, я взяла ночную сорочку, которую для меня сложил на стуле один из слуг. Сдавленный смешок вырвался изо рта, когда я надела ее поверх трусиков с бантиком. Часть, прикрывавшая грудь, была из кружева, но, по крайней мере, оно было не прозрачным, чего нельзя было сказать об оставшейся ее длине. Это была самая прозрачная ткань, которую я когда-либо видела, и она не оставляла ничего для воображения ‒ живот и трусики были на виду. Подол рубашки дополнительно отделан кружевом, а длина была чуть выше колена. С тем же успехом можно было выйти голой и покончить с этим, но во мне не было столько храбрости.

Я смыла макияж, почистила зубы, распустила волосы, и, не имея возможности отсрочить неизбежное, схватилась за ручку. Слишком ли плохо будет, если я заночую в ванной?

Глубоко вздохнув, я открыла дверь и вернулась в спальню. Лука все еще сидел в кресле. Бутылка виски была наполовину пуста. От пьяных мужчин не стоило ждать ничего хорошего. Он взглянул на меня и невесело засмеялся.

— И эту одежду ты выбрала, не желая, чтобы я тебя трахнул?

Я покраснела от его грубых слов. В нем говорило виски, но сказать прекратить пить было невозможно. Я придерживалась установленных правил.

— Не я ее выбрала.

Скрестив руки, я разрывалась от желания скользнуть под одеяло и замереть. Но идея лечь в постель тоже казалась не слишком хорошей. Не хотелось делать себя еще более уязвимой, чем уже была. Но и стоять полуголой перед Лукой не лучший вариант.

— Моя мачеха? — спросил он.

Я просто кивнула. Он опустил стакан и поднялся. Конечно же, я вздрогнула. Выражение его лица омрачилось. Ничего не сказав, Лука прошел мимо меня в ванную; когда его рука коснулась моей, и я охнула, он промолчал. В тот момент, когда дверь закрылась, я, резко выдохнув, подошла к кровати, нашла взглядом светло-красное пятно и села на край матраса. Из ванной доносился шум воды, но, в конце концов, Лука вернется.

Я легла на край, повернулась набок и натянула одеяло до подбородка, затем закрыла глаза, заставляя себя заснуть. Мне хотелось, чтобы этот день закончился, даже если это было началом многих адских дней и ночей.

Шум воды прекратился, и несколько минут спустя Лука вышел из ванной. Я пыталась дышать размеренно, будто уже спала, и даже осмелилась глянуть на него сквозь полуприкрытые веки, и то лишь потому, что мое лицо было укрыто одеялом и походило на камень. Лука был в черных трусах. И если в одежде он выглядел впечатляюще, то полураздетый выходил совершенно на новый уровень. Он был сложен из мышц, а его кожа была покрыта шрамами. Некоторые из них были тонкими и длинными, похожие на следы от ножа, а некоторые - круглые и рваные - словно пуля разорвала его плоть. Над сердцем была надпись. Было невозможно прочитать ее издалека, но интуиция подсказывала, что это их девиз. «Рожден в крови. Поклялся на крови. Я вхожу живым и уйду мертвым».

Он погасил свет, погружая нас в темноту. Внезапно я почувствовала, будто нахожусь в лесу, зная, что кто-то меня преследует. Кровать просела под весом Луки, и, сжав губы, я схватилась за край, позволяя себе лишь неглубокие вдохи.

Когда он лег, матрас сместился. В ожидании, что Лука потянется и возьмет то, что принадлежало ему по праву, я затаила дыхание. Будет ли так всегда? Буду ли я жалкой до конца своих дней, а мои ночи наполнены страхом?

Обрушилось давление последних нескольких недель или, может, лет, и на меня накатили беспомощность, гнев и страх. Переполняла ненависть к отцу, но хуже всего был горячий нож разочарования и печали. Он отдал меня человеку, о котором ничего не знал, за исключением репутации умелого убийцы; предложил врагу, чтобы тот делал со мной все, что заблагорассудится. Человек, который должен был защищать, сунул в руки монстра с целью сохранить себе власть.