В поисках единственной (СИ) - Кострова Валентина. Страница 78

— Ты на зло? — спокойно он спросил, лишь дыхание выдавало внутренний ураган. — Ты по сей день сохнешь по своему мужу? Поверь, такие кобели никогда не меняются! Ты можешь простить, можешь вновь принять его в семью, но блядскую натуру не скроешь. Знаешь, почему между нами всегда напряжение? Потому что мы слишком друг на друга похожи, что в бизнесе, что в личной жизни. И поверь мне, какая бы чудесная жена не была б, всегда захочется трахнуть симпатичную мордашку, особенно если у нее есть и мозги. Как например, ты!

— Вы и правда, как братья-близнецы! — сдерживая дрожь в голосе, фальшиво улыбнулась, зная, что полумрак не даст рассмотреть ни улыбку, ни глаза. — Он тебя чернит, ты его! Наверное, мне стоит третьего завести, не знакомого с вами! — подтянула колготки, прошла мимо Рената. Домой вернулась на такси. Повесила шубу, стягивая платок с шеи, направилась на кухню, где горел свет. Дима сидел за столом спиной ко мне. Волосы его были влажными, немного длинными сзади, надо сказать, чтобы подстригся. Футболка облегала, как вторая кожа, обратила внимание, что тело вновь стало более накаченным.

— Я приехала! — прошла мимо него, сдерживая себя, чтобы не коснуться, села, напротив.

— Я слышал, — он пил как всегда кофе. — Как прошел корпоратив?

— Помпезно, лицемерно, весело! У вас уже было? — подняла руки, вытащила шпильки, волосы упали на плечи. Его глаза завороженно за мною наблюдали.

— Нет. Будет в день подписания договора.

— Борис говорил! Ты теперь большой человек! Работа по-прежнему на первом месте, чтобы ты не делал, Дима, ты не изменишься!

— Как обычно, не везет в любви, повезет в работе. Не первый раз же работает пословица.

— Ты вновь решился прикрыться работой! — зло процедила, сверля его сердитым взглядом. — А где же твое «подожду»?

— Послушай, Ника, — Дима встал из-за стола, относя чашку к раковине, сполоснув, поставил ее на сушку, повернулся ко мне, скрещивая руки на груди. — Я буду тебя ждать, я буду бегать за тобой, год-два, сколько потребуется, но это не означало, что забью на свою любимую работу, только потому что она тебе не нравится! В прошлом месяце я перегнул палку, нахватав заказы на несколько лет вперед, не потому что мне нечем было заняться, а потому что это единственный способ унять боль внутри!

— Скажи, с кем ты сейчас спишь? — склонила голову набок, рассматривая его вдоль и поперек. Его губы дрогнули в подобие улыбки, но он их сжал.

— Не с кем.

— Да ладно! — не поверила я, усмехаясь. — Говори уже правду! Девочек по вызову приглашаешь или Анне опять позвонил?

— Да правда, не с кем. Анна уже как полгода счастливо замужем, наши отношения завершились, как только в моей жизни появилась ты! А для проституток я слишком брезглив.

— И как тебе переизбыток тестостерона не сносит башку?

— Сносит, еще как сносит, просто научился справляться.

— Дим, — моя болтливость явно спровоцирована выпитым шампанским, потому что следующий вопрос я бы на трезвую голову никогда не задала. — А как звали Каштанку?

Он побледнел, опустил руки вдоль тела, растерянно меня рассматривая. Мне тут же захотелось проглотить свой язык.

— Ее звали Вероника, — тихо произнес, не спуская с меня глаз. — Но Никой я ее никогда не называл. Ника у меня только ты. Одна.

Поставил подпись, на секунду задержался взглядом на дате. Захлопнув папку, встал. Рядом тоже задвигали стульями. Профессионально вежливо улыбаясь, пожал руку партнеру.

— Поздравляю вас, Дмитрий Александрович, теперь и Ближний Восток ваш! Есть континенты, которые еще остались непокоренные?

— Вам перечислить? — мой вопрос вызвал сдержанный смех.

Все зааплодировали, радостно заулыбались. Повод веселиться был прекрасным: получение выгодного контракта и позже корпоратив по случаю Нового года. Торжественно разлили шампанское, раздали всем присутствующим бокалы. Через полчаса деловой этикет позволил слинять с фуршета, прикрываясь важным звонком.

— Дмитрий Александрович! — меня на пути к кабинету перехватили девушки, стажеры, об их существовании знал по бумагам. — Вы наш кумир! — рыженькая не скрывала своего дикого восторга, брюнетка была поспокойнее.

— Вам автограф дать? — пряча иронию за очаровательной улыбкой. Они засмеялись.

— Может, вы секрет вашего успеха раскроете? — две пары глаз в большом ожидании уставились на меня.

— Много работать. И полное отсутствие личной жизни… — от последнего факта стало горько во рту, хотелось выпить. Чего-то покрепче.

— Дима… — к нам торопливо шел Борис, увидев девушек, тут же поправился: — Дмитрий Александрович, не найдется у вас пару минут для разговора. Личного.

— Да, конечно, — улыбнувшись девушкам, двинулся к кабинету. Борис шел сзади.

— Вас развели? — спросил в спину, только прикрыв дверь. Я подошел к бару, вместо спиртного взял воду, сел за свой стол. — Дим, ты меня слышал?

— Слышал. Нет, перенесли на январь, после праздников.

— Но…Ты ж уезжаешь. Вас не видно, не слышно.

— Знаю. Напишу доверенность юристу, пусть выступает в моих интересах. Да все уже оговорено в первом варианте. Ничего менять не буду. Свидетельство потом заберу. А в принципе оно мне не нужно, я жениться больше не собираюсь, — взглянул на свою руку, лежащую на компьютерной мыши, сжал в кулак. Снимать кольцо мне не хотелось. — Итак, планирую в конце недели представить план на следующий год, решить вопрос с отпусками, да с расширением штата. Работы предстоит много. Ведущие зарубежные проекты я возьму на себя, а вы тут распределите все остальное, можете попробовать учитывать пожелания каждого сотрудника… — взял бумаги на столе, вчитываясь в текст.

— Посмотри на меня, — прошептал Борис, неожиданно крутанув кресло. Я изумленно на него уставился. — Ты соображаешь, что делаешь?

— Да… — опустил глаза, рассматривая рисунок на его галстуке. — Это единственный способ не сойти с ума. Мне надо чем-то забить свой мозг, чтобы не было ни минуты для размышлений на личные темы. Чтобы я просто приходил домой и спал без сновидений. Чтобы мог спокойно с ней встречаться, и после не напиваться…

— Дима… Неужели так и не нашел ключик к сердцу Ники?

— Не знаю Борь. Я вроде все делаю правильно, пытаюсь понять, почувствовать. Я не давлю, не ставлю перед фактом, но все равно что-то не получается. Ника вроде хочет простить, но не прощает. И простит ли, я не знаю. Я каждый раз ищу в ее глазах ответ, но ничего там не вижу. И от этого мне больно, тоскливо. Ты не представляешь, как это тяжело, быть рядом с нею и не сметь прикоснуться, не можешь обнять, прижать к себе. У меня сердце не выдерживает….

Борис, обняв меня одной рукой за шею, прислонился лбом к моему лбу. Слезы текли по щекам, сквозь плотно сжатые веки, ощущал их влагу. Разрушить всегда проще, чем построить. И дом, и семью. И вместо того, чтобы как обычно, в годовщину нашей свадьбы, двадцать пятого декабря быть в Париже, сидеть с ней в обнимку, любуясь огнями башни, сидел в кабинете с другом и плакал над руинами семейной жизни, не в силах понять, где точка, где запятая.

Хотелось тишины и спокойствия. Взгляд вновь зацепился за огромный букет красных роз, который посыльный принес двадцать пятого декабря. С ним была еще карточка. «Люблю. Т.Д.А.». Лаконично и без лишних слов. Как-то не рассчитывала, что Дима выделит этот день в календаре, при сложившихся обстоятельствах. Раньше все плохое он предпочитал не вспоминать, даже годовщину смерти родителей была б возможность — забыл, но каждый год он и Олег сами ездили на кладбище. Как-то не любили эти взрослые мужики публику в такие дни. Я не видела его с корпоратива. Прошла неделя, а он лишь звонил. Дети вновь погрустнели, часто сидели втроем у окна в зале, смотря во двор. Посмотрела на Дану с Арсением, которые играли в Лего на полу. Вика сидела рядом и смотрела телевизор, где показывали новогодние программы. Чтобы я хотела загадать в Новый год? Наверное, мои мысли теперь схожи с мыслями младшей дочери: чтобы вернулся папа к детям, а муж к жене. Я оценила его попытки меня понять, сам факт, что брал мои книги, читал, радовал. Не требовал в властной манере себя простить, и вообще перестал давить, иногда вскользь рассказывал о своих делах. Я не стала посвященной во все тонкости его работы, но уже такие крупицы информации, говорили о том, что он приподнимает занавесу того, что раньше было сокрыто за семью печатями.