Неужели снова ты?! (СИ) - Сафронова Элина. Страница 31

— Гордеев однозначно уверен в вас как в профессионале, иначе бы не доверил сейчас проводить эту встречу. Не переживайте. — мой дорогой Большой Босс точно подбирал команду себе под стать. Молодые и бойкие.

— Спасибо. — Виктория окончательно расслабилась. А спустя несколько секунд выпалила, — Извините, Злата, а это правда, что вы с Дмитрием Александровичем вместе?

— Правда. — О, как слухи быстро распространяются. Я вроде не особо публичная персона на работе, однако мы с Гордеевым никогда не скрывались… — Но к делу это никакого отношения не имеет, — пожала плечами.

К моему огромному сожалению, обществознание мне ещё со школы не давалось. Я его учила просто ради оценки, а как только сдавала зачёт, то сразу забывала. Теперь же я знаю точный перевод многих крайне специфических терминов, в том числе и в правовой сфере, но вот их значения остаются для меня загадкой. Поэтому в схватке между пожилым, но энергичным Омером Инджером и слегка напористой Викторией я была по-настоящему механическим роботом. Только иногда до меня доходили более-менее знакомые понятия, и я могла с уверенностью сказать, что дело идёт в нашу пользу. Виктория, как настоящая акула, почувствовала себя в своей тарелке, несмотря на языковой барьер, и отвоевывала каждый пункт. Если все пройдёт хорошо, то её точно ждёт щедрая премия.

А мне даже понравилось, все-таки практика — вещь бесценная. Наверное, это прекрасно — любить свою работу, любить и ощущать себя с ней как нечто единое.

Окончив встречу и распрощавшись со всеми собравшимися, я поспешила в сторону метро. Есть еще несколько часов, чтобы поработать, а потом можно и к Маринке.

Настроение отличное. Впервые за последние несколько дней за хмурыми тучами пробилось солнышко. Решила зайти в кафе и взять на вынос, чтобы пообедать с Потрошителем. От бессонной ночи, полной одиноких мыслей о Диме, меня спасло только то, что вчера за день я очень устала, поэтому сон мой был крепок и мертвенен.

При входе увидела Олесю, которая кому-то выписывала пропуск.

— Злата, подожди! — окликнула она меня.

— Привет. — я подошла к «лицу» нашего бизнес центра.

— Как дела? Я давно тебя не видела.

— Все хорошо, правда. Но, блин, работа сьедает все время, особо не пообщаешься, прости. Я помню, что мы договаривались! — подмигнула девушке и поспешила к лифту.

Кабину ожидало как-то непривычно много человек. Однако, это неудивительно. Здание немаленькие, мало ли к кому какая делегация приехала. Втиснулась вместе со всеми и стала выжидать, когда загорится заветная цифра 14.

На этаже было никого. В разгар рабочего дня здесь это может значить только одно

— замы напряжённо работают. Цокот моих шпилек глухо отзывался в практически тишине. В приемной Гордеева также никого не оказалось. А вот это уже странно. Анна всегда была на месте. Обе руки были заняты. Поставила пакет на столик и дернула ручку.

Дернула и поняла, что значит, выражение «в мгновение рухнула жизнь». Та, которую я так любила и все ещё люблю, теперь растоптана. Смешана с грязью тем человеком, которого я полюбила сильнее, чем эту самую жизнь. Кн иго ед. нет

Дима стоял ко мне спиной, и я не могла увидеть его лица. На моем рабочем столе (на моем, с*ка, рабочем столе!) развалилась полуголая Анна и призывно смотрела на Потрошителя. Они были так увлечены друг другом, что не слышали ничего вокруг.

Горько усмехнулась и, наполнив свой голос стальным презрением, произнесла:

— Гордеев! — громко и с чувством выплюнула я в тишину. Дима обернулся и растерянно замер. Не ожидал, да? Не ожидал. Вот и я не думала, что так получится. — Пошёл нахер, мудак! — с кривой ухмылкой, тихо, но как-то слишком звонко поставила точку.

На долго меня не хватит. Надо валить. Ничего не хочу: ни видеть, ни слышать его. Доверие — самое хрупкое, что есть у человека в руках. Сожми кулак сильнее — сосуд лопнет, не успев покрыться трещинами.

Дима что-то кричит вслед. Классика жанра, что уж. Почему я не надела с утра кроссовки? Было бы гораздо проще бегать. Но мы, женщины, народ странный: порой на шпильках мы перемещаемся гораздо быстрее, чем без них.

Я не плачу. У меня просто ноет где-то возле сердца. Дико сильно скручивает живот и становится тяжело дышать. Судорожно нажимаю на кнопку лифта, и он открывается. Мое счастье, что его ещё никто не вызвал. Дима не успевает и не успеет, сейчас я отчетливо чувствую это. И я рада: меньше всего на свете я хочу слушать ложь и жалкие оправдания.

Быстро лавирую между людьми на первом этаже, проскакиваю через турникет и вылетаю наружу. Слегка прохладный ветер холодит лицо. Черт, все же я плачу. Как незаметно. Боль в животе становится ещё сильнее, как мне кажется, теперь мои слезы не от разочарования. Они от боли, физической. В какой-то момент краем сознания я улавливаю, что не могу её преодолеть и просто закрываю глаза.

Глава 14

Спала я плохо, будто что-то постоянно мешало. И дико хотелось пить. Но у меня так бывает, пить хочу, а проснуться сил нет. Так и сплю, продолжая мучиться.

Почему-то глаза открываются очень тяжело. С трудом распахиваю их и вижу незнакомое помещение. Поворачиваю голову и вижу капельницу. Капельницу? Что собственно случилось? Почему я в больнице?

Сквозь силу поднимаю голову, и натыкаюсь взглядом на Диму, печатающего в телефоне. Что-то он совсем сдал. Выглядит если честно, отвратительно. Привычная мне щетина слегка отросла, сам он казался серее и гораздо мятее, чем обычно.

Заметив мою активность, он сначала невидяще посмотрел на меня, а потом подскочил. В глазах у него было столько боли и страха, что это сразу передалось мне.

— Злата, родная… — он уселся передо мной на корточки. Вспышка. Резкая вспышка воспоминаний: я дёргаю за ручку двери и вижу Диму, моего Диму с ней.

Зажмурилась и, собрав последние силы, сказала:

— Пошёл вон. Я не желаю больше тебя видеть, Гордеев.

— Моя девочка, дай мне все объяснить. Ты все не так поняла. — он взял мою руку и прижался к ней губами.

— Не называй меня так. — его слова заставили меня болезненно скривиться и отнять руку. — Что случилось? — прохрипела я. Дима молчал. Казалось, что он не говорит ничего очень долго.

— У тебя произошёл выкидыш. Срок был ранний, резкие переживания все спровоцировали. — его голос был мертвым. Он был мертвый, да и я теперь не жила, а просто существовала.

— Почему? Мы же предохранялись. — пробормотала я. Мысли путались. Я не могла поверить, что моя жизнь превратилась в настоящий дурдом. Будто плохая и очень жестокая комедия, где смешно только одному её создателю.

— Я не знаю, солнышко. Предэякулят, все, что угодно… — Дима был раздавлен. Я же ничего не чувствовала. Обезболивающее ли, или простая апатия, но мне было все равно. Ребёнок, измена — я подумаю об этом позже.

— Я повторяю, не смей меня так называть. У меня к тебе только небольшая просьба: позови медсестру, родителей, а сам проваливай на все четыре стороны.

— Не совершай ошибку, — практически сорвавшимся шепотом сказал Гордеев. — Злата, пожалуйста. Ничего не было. У меня есть запись нашего с ней разговора. Я уже вызвал к тому моменту охрану, ты просто пришла не в самое лучшее время. Малышка, родная… — не сдавался он.

— Уходи, Дим. Просто уходи.

— Хорошо, сейчас я уйду, — слова давались ему будто через силу, — но через несколько дней мы обязательно поговорим. — отстранился и вышел, предварительно нажав кнопку вызова персонала.

Я просто закрыла глаза и снова неожиданно провалилась в забытьё. Просыпаться вновь было уже легче. Рядом сидела осунувшаяся мама и гладила меня по волосам.

— Мам, — прошептала я.

— Родная моя. — поцеловала меня в висок. — Ты так напугала нас с папой. Он отошел за кофе, сейчас вернется. Как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь? — закидала вопросами.

Мне же оставалось только помотать головой и попросить:

— Пить. — я слегка закашлялась. Мама подала стакан с водой и начала печатать в телефоне: