Все реки петляют (СИ) - Калашников Сергей Александрович. Страница 82

— Казни.

А я помню её и в лобовой атаке на погонные кулеврины испанского галеона, и в нырке под корму французского флейта. Девочка-подросток, превращающаяся сейчас в девушку, взяла в горсть чувства, распутала сумбур моих ассоциаций и нанесла безжалостный удар куда-то в самое чувствительное место трепетной женской души нашей высокопоставленной посетительницы. Умеют бабы больно куснуть.

Софья Алексеевна оторопела, прямо на глазах сдулась, закрыла ладонями лицо и всхлипнула.

— Неужели всё настолько безнадёжно, — воскликнула она пытаясь сдержать слёзы.

— Эм. Ну, это смотря какой глаз прищурить, — вкрадчиво произнёс я Сонькиным голоском. Плачущая женщина сразу сделала меня беспомощным, и я ей от всей души посочувствовал.

— Но лучше смотреть в оба, — тут же заспорила со мной моя реципиентка. — А то, ишь, с братом родным она поладить не может, а он, между прочим, войско готовит, чтобы тебя, глупую, от бояр оборонить. И науку воинскую постигает на страх смутьянам. Ну и крымским разным-всяким Гиреям. Это ведь ты войском командовать послала дипломата! А почему бы не заставить хлебопёка сапоги тачать? Нет, принцесса, пока не одумаешься, не смиришь гордыню, блин тебе горелый, а не доброе предсказание.

Да уж, насумбурила Сонька так, что даже меня запутала. Но, кажется, до чего-то там в душевных терзаниях нашей гостьи достучалась. Вроде как взяла на понт, стихийно разобравшись в тонких эфемерных материях, и наступила на самую звонкую струну.

Лиза-Рисовальщица глядя на это поначалу испугалась, но быстро взяла себя в руки, набулькала в три деревянных стаканчика по паре глотков ямайского рома и поднесла на деревянном же подносике.

— Не пьянства ради, а здоровья для, — провозгласил я тост. — Хлебни, Софья Алексеевна успокоительного из далёкой заокеанской земли.

— Дальше говори, — потребовала царевна, приняв из стаканчика и закусив пряником, поданным всё той же расторопной Лизой.

— Слух идёт, будто ты не хочешь брата своего на трон пускать, а сама короноваться собираешься, — доложила Лизавета.

— Дураков много, — подхватил тональность я. — Вот они и верят этой чуши. А иные и брату твоему, Петру Алексеичу, нашёптывают. Вот когда бы все видели, что ты подрастающего царя к делам великим готовишь, совет с ним держишь, оказывая уважение его будущим нелёгким трудам, об устроении государства беседуешь, ценя его познания и излагая свои размышления, когда с мнением его несогласна, тут бы и конец глупым пересудам.

— Ведь ты отлично понимаешь, что бояре, случись меж вами открытая распря, на его сторону встанут, потому что ты им не люба, а он молод. Есть надежда дела его к своей, боярской пользе повернуть, — подхватила эту мысль Софи.

— А я? — вдруг вскинулась царевна. — Я же лучше него могу управлять.

— Не дадут, — отрезал я. — Потому что ты баба. Бумаги, куклы, тряпки, шпильки — вот твой удел в понимании окружающих. А Пётр в делах ратных упражняется, готовя себя к сражениям и походам. Чуть подрастёт, и его начнут бояться, как и дОлжны все бояре быть покорны государю. Ты же не Орлеанская Дева, чтобы впереди войска в сверкающей броне скакать на боевом коне.

— Но ты же управляешь кораблём! Даже в бою им командуешь! — отчаянно вцепилась в последний аргумент Софья Алексеевна.

— Было дело, — притворно развела руки в стороны Софочка. — По младости да от горячности. Сейчас тем судном другая девица распоряжается, пока замуж не выйдет. А уж потом и юноша мой знакомый опыта в кораблевождении наберётся до нужного уровня. Всего хорошо в меру. И нужно вовремя уступить мужчине, пока он не перешёл к применению силы.

— Он-то сейчас матушки своей слушается, как и пристало отроку, оставшемуся без отца, — добавила новую деталь Лиза. — А тебя чурается, подозревая в недобрых намерениях.

— Пацаны вообще склонны дерзить и не слушаться, — пояснил я. — Зато куда их не зовут — сами лезут. Что? Князь Василий снова собирается на Крым?

— К ближайшему лету ему сил нужных не собрать, — вслух подумала Софья Алексеевна. — Стало быть, ещё через год снова двинет войско на юг.

— Вот про этот будущий поход мы и раскинем картишки, — плотоядно улыбнулась Софочка. — Лиз! Найдется у тебя карта северного причерноморья?

— Генуэзская. Я сама её срисовывала.

Глава 41. Бедная Лиза

— Здрав будь, герр Питер! — обратилась Софи к одетому в военный мундир будущему императору. — Ждала я тебя нынешним летом, дабы исполнить волю твою, в Архангельске-городе. Увы, видно не было на то божьей воли — дела не отпустили тебя, государь, из Москвы.

Мы находимся в Преображенском дворце, где проживает вдовствующая царица Наталья и сын её. Есть и дочь годом младше. Царевна Софья послала нас протаптывать тропку доверия к сердцу венценосного юнца.

— Помню тебя, Софья Джонатановна. И обещания твоего не забыл, — юноша старается выглядеть солидно и говорить весомо. Он сейчас в окружении ближников, из числа которых я надёжно помню только про Александра Меншикова, но узнать кто из этих молодых людей он, не могу. Никто не похож на артиста Жарова. Тем временем Пётр отправляет товарищей к полку — все они тоже в мундирах — а сам усаживает меня на застеленную ковром лавку — это, типа, аудиенция.

— Писала мне сестра Софья, просила принять свою фрейлину для разговора о погоде. Так что там у тебя насчёт снегопада? — и смотрит с ухмылкой.

— Царевна не всё может сообщать тебе открыто, но и таить от венчанного на царство государя истинного положения дел не должна. Вот отчёт о последних поступлениях средств в казну и предложение об их израсходовании. Если ты эти намётки одобришь, царевне будет спокойнее, и она с уверенностью сможет втолковывать думе уже не полную отсебятину, а волю истинного царя.

— Царя? — вскинулся Пётр. — Да она меня мальчишкой считает. Куклой послушной, слова её повторяющей.

— Пока ты рос и помогал ей, повторяя её речи, она, как могла, оберегала тебя от чрезмерных забот. Теперь это беззаботное время миновало — ты стал не мальчиком, но мужем. Настал и твой черёд приступать к делам великим. Шаг за шагом от простого к сложному. Вот как только почувствуешь, что овладел искусством государственного управления, так она сразу и передаст тебе власть. Шаг за шагом, не обрушивая единым махом на тебя непомерного груза забот державных.

— Тогда почему Софья мою матушку не слушается?

— Софья — дочь царя. Отец, твой и её, видя слабость здоровья сынов своих Фёдора и Ивана, постарался хотя бы дочери — девице пытливой и любопытствующей — дать знания, нужные для того, чтобы та смогла начинания его продолжить. Она лишь послушна воле батюшки своего. И твоего. Свято выполняет волю родительскую. А твоя матушка, как и полагается любой заботливой матери, боится за судьбу чад своих. Тебя и Натальюшки. Как орлица над своими орлятами хлопочет и от всех тревог старается уберечь. Материнский инстинкт он всехный. И у нас, млекопитающих, и у птиц, и у реп… гадов ползучих или пресмыкающихся. Даже у рыб холоднокровных.

А для матушки твоей, Натальи Кирилловны, Софья — падчерица. Слыхивал, наверно, сказку про Золушку?

— Нет. Расскажи.

Пришлось рассказывать.

— Ты когда в другой раз придёшь? — спросил Пётр на прощание.

— До лета не свидимся, — ответила Софи. — Да и летом встретимся только если ты захочешь на корабле по морю пройти и приедешь в Архангельск. Проведывать тебя станет фрейлина Уокер. Ты её знаешь, это та самая Лиза, которая сердита на тебя.

— А если я прикажу чтобы приезжала ты?

— Бабами бабы командуют, а ты, поскольку мужчина, парнями распоряжайся, — резко высказалась Софи. Признаться, царевич её несколько раздражал. Детскость его была не такая, как во взращённых нашими трудами английских школярах. Чересчур царственной. — Через седмицу или около того мне приказано исполнить волю госпожи моей в месте дальнем и хладном.

— Какую волю? Где? В Архангельске?