Живи ярко! (СИ) - Петров Марьян. Страница 10

Он неожиданно просто подаётся за мной, перехватывая ладонь в цепкий захват, и сам втаскивает меня в ванную, ставит у стенки и включает воду. Она приятно успокаивающе шелестит, и помещение постепенно наполняет пар.

— Яр… дурак… у меня же титан… горячо! — меня качнуло, движением вперёд влипаю в его спину лицом, вернее, лбом. В грубую синтетическую вязку джемпера. В его запах. Следующее, что понимаю: обнимаю за стройный напряжённый — будто сейчас пресс качает — торс. — Успокойся.

А кого я успокаиваю? Сам похож на пережатую пружину. Мы одного роста и одного телосложения. Мне нравится. Выпрямляюсь, продолжая замыкать кольцо рук. Кто бы мне всё объяснил! Но под моей ладонью плоский живот вдруг начинает расслабляться. Пальцев касается горячая влажная рука… кожа сморщилась от кипятка.

— Яр…

— Можно?

— Да, — сил не хватило даже на благоразумную паузу подумать, о чём просит этот странный человек. Наверное… мне уже неважно? Наверное… мне уже мало просто слов?

Ярослав

Жар в теле, распространяющийся от его рук, постепенно отогревает холод. Разум отключается слишком быстро, чтобы анализировать. Развернувшись в кольце тёплых рук, обнимаю за поясницу, прижимая к себе и сильнее, чем следовало, сжимая руки. Лбом трусь о его лоб, отмечая уплывающим разумом — у него яркий румянец, и не могу не умилиться такой… неиспорченности, такой искренности. Когда касаюсь губ — он вздрагивает. Пробую на вкус их сладость, не могу ограничиться лёгкими прикосновениями, блядская натура требует большего, а судорожный, едва слышный стон Геры только подстёгивает к продолжению. Кончиком языка касаюсь по контуру, проталкивая его внутрь и задевая язык мужчины, толкнувшийся мне навстречу и сразу отступивший…

Сколько я его так мучил — не скажет ни один из нас, но каждый раз, когда Гера хотел отстраниться, я тянул его обратно и в какой-то момент поймал себя на мысли, что не просто целую, а буквально трахаю его рот языком, а он, видимо, поняв, что сопротивляться бесполезно, но ещё и травмоопасно — хватка моя стала уже просто удушающая, — смирился и только жадно глотал воздух, постанывая на выдохе.

— Герман, — отстранившись с неохотой и открыв глаза, выдыхаю сквозь зубы: — Я тебя выебу сейчас.

— Ты. Слишком. Прямолинеен, — не пытается отстраниться, но внутренне напрягается, хотя и старается этого не показывать.

— Считай это моим единственным недостатком.

— Да?.. А остальные?

— Остальные — это продолжения моих достоинств.

— Яр, я тебя хотел поддержать…

— У тебя получилось, — ухмыляюсь, разжимая руки и чуть отступая, чтобы вернуть ему зону комфорта. Нежная, не по-мужски чувствительная кожа так и манит к ней прикоснуться, но так не вовремя включается мозг, как после перезагрузки. — Только в следующий раз, когда меня накроет, держись подальше, целее будешь.

— Я постараюсь, — забавно хлопает ресницами, словно стараясь что-то рассмотреть. Становится не по себе, как будто в моих силах вернуть ему зрение, но увы, блядь, от меня это не зависит. — Но не обещаю.

— Тогда я не обещаю, что в следующий раз буду предупреждать о своих дальнейших действиях, — лёгкий отходняк ещё кружит голову избытком адреналина, но в целом состояние удовлетворительное. А обычно сутками отхожу. Чудеса.

— Может… — снова краснеет и вертит головой по сторонам, видимо, в поисках одежды. — Сменим тему?

— Ты бы ещё догола разделся, а потом предложил мне остаться друзьями. Чудище, халат хоть одень, — цепляю мягкую ткань и заматываю его вместе с головой. — Всё, будем считать, ты меня «посмотрел», как я и обещал. Всё потрогал?

— Член забыл, — бубнит обиженно, выпутываясь из ткани. Спустя мгновение слышится крик. — Яр, блин! — он с руганью отдёргивает руку, как будто я ему змею подложил, а это всего лишь член. Что? Он сам сказал. — Извращенец!

— Ой, да ладно, — открываю дверь и впускаю свежий воздух в ванну. — У тебя такой же. Почти. Чуть потоньше…

— Это ты когда понял? КАК?!

— Бедром притёрся. А что?..

— Лучше замолчи.

— Кстати, про извращенца… Рассказать, в чём именно у меня это проявляется, м?

— НЕТ!

— Показать?..

— Изыди, демон!

— Как — изыди?! Ты же ужин хотел. Кстати, у меня с готовкой не очень, я больше для любви создан.

— Коньяк на верхней полке.

— О…

Герман

Я знал, что будет поцелуй. Но к такому взятию моего рта готов морально не был. И его руки… сильные и… очень сильные… каждое движение по моей коже сопровождалось отливом в пах, и у меня почти встал, держусь чудом, чтобы не выглядеть в его глазах таким доступным. Ох! Да пусть уже что хочет, то и думает! Если двинется ниже поясницы, мой стон будет решающим аккордом. Я знаю, как выгляжу. Я выгляжу неплохо. Но при этом довольно сдержанный, как бы сейчас меня не колбасило в руках Яра. Никогда не верил, что любовь — это химия тел и запахов, искал надёжность и грамотность в проявлении чувств. Сам не мог ощущать кого-то так ярко, боялся показаться холодным и равнодушным, и тем самым обидеть. Я не стесняюсь, говорил уже, боюсь поверить, что это по-настоящему моё и оттолкнуть ненароком, даже не поняв.

Но не Его.

За Яра цепляюсь в отчаянном порыве устоять на ногах. Рад, что он не погрузился в прострацию сильнее, а выкарабкался, едва не сорвавшись. И как же благодарен, что он не ломает меня, окончательно прогибая под неизбежность, а даёт время выдохнуть… Просто выдохнуть и начать привыкать. Мы говорим, снижая коэффициент возбуждения. В его голосе будоражащая наглая хрипотца, она не даёт мне расслабиться и остудить голову. Шутки, скорее подъёбки. Мать твою, он мне в руку вложил свой член! Делаю вид, что возмущён, а сам хочу наглаживать эту плоть и даже больше… Беру себя в руки, ну… почти беру.

— Под «с тебя ужин», — продолжаю после его «коньячного оживления», — я подразумевал вынуть из холодильника и разогреть в микроволновке уже готовое рагу. Сделаешь? И там ещё помидоры и огурцы есть.

— Так бы сразу и сказал. А коньяк?

— И коньяк! — улыбаюсь. Отпустило.

Максимально быстро перебираюсь в комнату, абсолютно не уверенный в том, что Яр не следует по пятам за мной, иначе в параноика превращусь. Из шкафа наугад хватаю две футболки. Одну надеваю на себя, осторожно пропихивая раненую кисть в рукав, вторую несу для Яра. Блин, штаны. Останавливаюсь, чтобы застегнуть. У ноги чувствую тёплый упругий бок Арчи. Глажу по голове, да он и сам видит, что всё в порядке.

Ярослав

— Я хочу белую, — заявляю безапелляционно, когда он протягивает мне тёмную футболку.

— Э… — теряется, и мне эта его растерянность импонирует, — а которая белая?..

— Которая на тебе.

— А какая разница? — искренне недоумевает.

— Я. Хочу. Белую. И она на тебе. Снимай.

Под своё тихое «твоюжмать» он стаскивает с себя футболку, бережно просовывая пострадавшую конечность в рукав. Протягивает мне. Вот если бы он сейчас мою рожу ухмыляющуюся видел — он бы снова покраснел.

Покрутил в руках, подумал…

— Ты тупо меня раздеть хотел, да?.. — доходит до мужика не сразу, а когда доходит, он всё-таки вспыхивает.

— Нет. Я очень придирчив к моде.

Тащусь к нему, продолжая ухмыляться, Арчи у его ног хмурит брови, на что показываю ему язык, а он встряхивает ушами. Помогаю Гере одеть обратно белую, я всё равно её засру, себя знаю.

— Та же, — хмурится и, придерживаясь за стенку, идёт на кухню.

— Передумал, — пожимаю плечами, стараясь предположить, чувствует ли он, как я залипаю на его заднице, обтянутой джинсой…

Сам накладываю вкусно пахнущую мешанину из овощей и крупных кусков мяса на тарелки: один стащил сразу, пальцами влез в подливу, облизал — всё равно не видит и не выругает. Напротив, смотрит чуть в сторону, доверчиво улыбается. Сую в полуоткрытый рот половинку помидора черри. Хмурит брови и толкает руку:

— Зачем?

Коньяк и широкие тяжёлые стаканы стоят рядом. Наливаю по одной трети, ясно-понятно, что глумимся над аристократом, но выпить нужно. Смыкаю длинные пальцы Гера на стопке, а сам вспоминаю, как он мой член на секунду сжал и руку отдёрнул, словно обжёгся. Сам стукаю своим стаканом.