Ожог любовью (СИ) - Карат Татьяна. Страница 12

Тяжелые мужские шаги приближались. Мне было не ровняться с их скоростью, а позорно переходить на бег просто не могла. И почему такой длинный этот коридор? Вовремя вспомнила о третьей двери налево и уже взялась за ручку, но в последнюю минуту мою руку накрыла другая более сильная мужская рука. По позвонку прошелся озноб, вызывая нервную дрожь во всем теле. Ручка двери так и осталась не повернутой, я отдернула от нее руку как ужаленная. Он не стал настаивать, сам отстранился.

Сколько времени я его не видела, сколько времени запрещала себе даже думать о нем. Сколько ночей прорыдала навзрыд, пряча всхлипы в подушку, чтоб не слышала мама. Но она слышала, слышала и плакала за дверью точно так же. И вот сейчас, когда все должно было давным-давно умереть, истребиться, выгореть в израненной душе, там кольнуло. Больно, ужасно больно. И от чего было больнее не знала, от того что он жив и счастлив и ему так хорошо, или от того что улыбается, но не мне.

— Нам нужно поговорить.

А я молчала. Стояла, отвернувшись к стене, не двигаясь, как статуя и молчала. Чувствовала его каждой клеточкой своего тела, ощущала его присутствие спиной. И не нужны были глаза, чтобы видеть.

— Дымкина, нам нужно поговорить.

Полушепот, с хрипотцой, где-то у самого уха. Как часто мне снился этот голос! И вновь тысячи мурашек разбегаются по всему телу. Только он действовал на меня подобным образом. Только он заставлял кровь быстрее бежать по венам.

— Я больше не Дымкина. — Едва слышный ответ. Я не знаю, что было тому причиной — испуг, нервы, а может просто голос решил меня подвести.

Услышала, как он задержал дыхание, а потом выдохнул. Чуть резче, чем до этого. Или мне показалось? Эта новость его удивила. А может мне просто этого хочется? Вижу его интерес ко мне там, где его и быть не может?

Как будто и не было этих семи лет. Как будто не выстрадала, не выплакала, не пыталась забыть. Все обострилось снова и с еще большей силой.

— Вышла замуж?

Опять бархат обволакивает с ног до головы. Он мое персональное наказание, мой яд со вкусом амброзии. Пытаюсь взять себя в руки, быть хладнокровной. Пытаюсь сосредоточиться на обидах, всколыхнуть в сердце былую боль.

Какое он имеет право задавать мне подобные вопросы?

Лишь на мгновение сверкнуло здравомыслие, и сразу развеялось. А сердце почему-то сжалось от одной мысли, что его это интересует, ему не безразлично.

Мне нужно взять тайм аут. Обдумать все и привести взбушевавшиеся чувства в порядок. Слишком неожиданно все это. Слишком остро и больно. Как учил психолог — дышать, глубже дышать.

— Это не имеет значения.

Мой голос звучал достаточно четко. А уже через мгновение я обернулась и посмотрела прямо в темно медовые глаза.

— Ты права, не имеет. Нам нужно поговорить.

И почему в его словах мне чудится боль? Почему хочется утешить? Силой удержала себя, чтобы не мотнуть головой, сбрасывая наваждение.

— Нам не о чем говорить.

— Что ж как знаешь. Тогда стоит вернуться и подписать договор.

Голос зазвучал чуть резче. Передо мной уже стоял полностью собранный взрослый мужчина и его ранимость мне, скорее всего, только показалась. Что ж так на много проще.

— Я хочу поменять несколько пунктов в договоре.

— И каких? — Глаза сощурены в ожидании моего ответа. Чисто деловой подход, без какого то намека на личное.

— Не имею желания работать в этой компании.

Его скулы сильнее сжались, но голос больше не дрогнул.

— Мы с Дмитрием Сергеевичем оговаривали именно такие условия. Он уже получил деньги. Размер неустойки равноценен сумме, которую я заплатил за его фирму. Как ты думаешь, он сможет ее вернуть в двукратном размере?

— Это шантаж.

— Нет. Всего лишь деловой подход.

Я вопросительно взглянула на него, и Петр Васильевич не стал томить догадками.

— Не хочешь говорить о прошлом, что ж, пусть оно там и остается. Но о сегодняшнем и будущем я думать обязан. И такие кадры как ты мне нужны. — Он помолчал какое-то время, собираясь с мыслями и выискивая нужные слова. — Я постараюсь свести к минимуму наш контакт. Но согласись, вызывать сейчас обратно Дмитрия Сергеевича для переоформления доверенности глупо. Человек только слез с самолета, и обратно?

Что ж в логике ему не откажешь. И как я не пыталась найти в нем плохие качества, все же не могла закрыть глаза на здравомыслие слов.

Мы подписали договор и он сдержал свое слово, отменив банкет в честь подписания, тем самым минимализируя наш контакт.

Я возвращалась домой на автомате. На автомате переключала коробку передач, перестраивалась в нужный ряд и останавливалась перед зажженными красным огнями светофора. В голове все никак не улаживались события сегодняшнего дня. Больше не вспоминала о растрепанном пучке на голове, не вспомнила о работе, куда стоило заехать после подписания договора. Я даже Олега Петровича больше не видела, точнее не обращала на него внимания. Было одно желание оказаться дома и никого не видеть, никого не слышать, а главное не думать.

Не думать о нем. Не думать, не представлять, не мечтать о том, каким он может быть еще. Когда не злой, когда любит. Может с той девушкой он совсем другой. И почему-то от этой мысли стало так больно.

Не хотела о нем думать, не хотела представлять…, но как запретить себе это?

Он мне снился опять. Просил простить, умолял об этом. А потом громко смеялся в лицо. Проснулась среди ночи в холодном поту, так до утра глас и не сомкнула.

Глава 8

«Распирает сердце от вопросов…

Что есть жизнь? Весны ли обожание?

Скоро ль доберемся до всего?»

Но ответил пасмурный философ:

«Жизнь, по сути, — только привыкание.

Ни более, ни менее того.

Люди суть муравьиная стая:

Мы живем, ко всему привыкая…»

Утром, собрав себя по кусочкам, поспешила на работу. То обстоятельство, что я вдруг стала директором филиала, не давало мне никаких преимуществ. На работу нужно выходить всем и вовремя.

Немного волновалась, заходя в офис. Все знакомые, с кем-то сдружилась, с кем-то просто общалась, но тогда мы были на одном уровне, так сказать по одну сторону баррикад. Могли пожаловаться на начальство, посетовать на завышенные нормы и слишком большие требования. Сейчас я оказалась начальством, и большинство жалоб будут отпускать в мой адрес.

Коллектив встретил слегка настороженно. Мало ли, вдруг мне власть в голову ударила, и в хмельном дурмане начну строить из себя большое «це-бе».

Обосновалась в кабинете Дмитрия Сергеевича, а за следующие несколько часов ко мне успели заглянуть все одиннадцать сотрудников нашей фирмы. С мелочными вопросами, поручениями… Самым честным оказался Виктор Дмитриевич наш водитель — мужчина преклонного возраста. Он не стал придумывать каких-то причин, просто честно признался: «пришел увидеть, как ты в кабинете шефа смотришься». Мой ответ был «ну и?». Он так же откровенно констатировал «да ничего, так, сойдет».

Еще несколько дней все можно сказать привыкали к смене руководства, а после потянулись самые обычные рабочие будни. Я постаралась сохранить всех сотрудников на прежних местах. Наш офис был расположен в противоположной стороне города. И в распределении на нас сбросили работу по области. Приходилось налаживать новые контакты, искать подходы. Быть начальником не так просто как всем кажется. Огромная ответственность, которая невыносимым грузом давит на плечи.

Работа затягивала, все меньше времени оставляя на отдых. Две недели пролетели незаметно.

Поднимая в очередной раз трубку рабочего телефона на привычное «Слушаю» услышала только молчание. Повторилась:

— Слушаю, говорите.

Обычно все звонки проходили через секретаря, по совместительству помощника, и представляться, кто именно слушает и какая фирма на связи, никакой надобности не было.