Ожог любовью (СИ) - Карат Татьяна. Страница 17
— Это правда?
— Что именно?
— Что ты меня любила?
Как ушат холодной воды на голову. Но быстро справившись со своими чувствами, задала встречный вопрос.
— А о том, заморозил ли ты мое сердце, спросить не хочешь?
Мы не останавливались, не смотрели в глаза друг другу. Так было легче справляться с бурей эмоций нахлынувшей от одного только его присутствия.
— Я перед тобой очень виноват.
Ни как не отреагировала на его слова. Видела, что они ему давались с трудом, но упорно молчала, не показывая никакой заинтересованности.
— Знаю, мне оправдания нет…
И опять квартал в полной тишине. На очередном перекрестке загорелся красный и в ожидании зеленого, я уставилась на светофор, подгоняя его мысленно. Он смотрел на меня, видела боковым зрением, и это напрягало еще больше. Наконец загорелся нужный цвет, и я шагнула на проезжую часть. Резкий рывок руки и я останавливаюсь.
— Но скажи почему?
— Что «почему»?
Мне сложно смотреть в его глаза. В них можно утонуть, потерять себя. Отвожу взгляд в сторону. Буду смотреть куда угодно — на прохожих, на дома, на машины — только не на него.
— Почему ты тогда пошла на все это? Почему согласилась на авантюру директора и решилась соблазнить меня?
Его слова совершенно выбили меня из колеи.
— Я… я не решилась… Вернее… А причем здесь директор?
Мы стояли на проезжей части люди сновали между нами в попытке успеть перескочить улицу. Не отрывая взгляда, смотрели друг другу в глаза в ожидании. Я ждала объяснений, а он — правдивого ответа. По чуть приподнятой брови и саркастической улыбке, затронувшей только один уголок рта, понимала, что моим словам он не верит.
— Это же по его просьбе ты пришла тогда на урок в подобном виде?
Что? Почему-то очень сильно захотелось оправдаться. Как маленькой девочке рассказать все-все-все и удостовериться, что он не думает обо мне плохо. Вовремя сдержала глупый порыв и сухо ответила.
— Нет.
— Тогда почему?
— Из-за своей глупости.
Опустила вниз глаза и шагнула вперед, намереваясь все же пройти перекресток. Было жутко стыдно вспоминать подобные поступки. Машина резко затормозила, проезжая в нескольких сантиметрах около меня. Звук сигнала и нецензурная брань в мой адрес. Я и не заметила, что светофор давно поменял свой цвет. Петр дернул за руку, оттаскивая с дороги и прижимая к своей груди.
— Извинись и прикрой свой рот, к девушке обращаешься.
Я позволила себе прижаться к его груди и дальше не вслушивалась в их перепалку с водителем. Хотя перепалки там особой и не было. Со словами «извини мужик», притормозивший рядом внедорожник помчался дальше.
— Не у меня извинение нужно просить.
Но Петра уже никто не слышал кроме меня.
Он прижимал меня крепко к своей груди, и я позволила себе еще несколько минут насладиться этим, а потом отстранилась и направилась в обратную сторону.
— Марина подожди!
Но я не собиралась останавливаться, еще больше ускоряя шаг.
— Мы не закончили разговор.
Его слова на шумной вечерней улице слышны были все менее и менее четко. А я не желала останавливаться. Не хотела больше ничего слушать. Мне услышанного было достаточно, чтобы опять взбунтовались слегка остывшие чувства. Все это время я уверяла себя, что его ненавижу. Что не испытываю к нему больше ничего кроме ярой и жгучей ненависти. И как только это чувство ослабевало, а я по каким-то непонятным причинам начинала искать ему оправдания, снова вспоминала все подробности его поступка и опять возрождала ненависть.
Петр не бежал сзади, не пытался остановить. Нам обеим нужно было подумать и переварить услышанное. А мне даже ни сколько услышанное, сколько само его присутствие и внимание ко мне.
Глава 12
Жаль что гордость бывает сильнее любви
И все чувства порой разбивает о скалы
Хоть и вид не подашь, но кипит все в крови
Выдаст только румянец и что губы вновь алы
Жаль что гордость бывает сильнее любви
И тепло душ родных может сделать холодным
Вроде сделать бы шаг, ты лишь раз позови!
Но идти на уступки в мире стало не модным!
Николай Седых.
Как всегда в кабинет заходила без пяти назначенное время. Не люблю ни долгих ожиданий не опозданий. Мужчины собрались около окна и что-то заинтересованно рассматривали. То, что они пешеходов не могли видеть достаточно четко с такой высоты, понимала, и поэтому просто терялась в догадках, что же их могло привлечь в этом окне. Дверь прикрыла аккуратно и тихонечко, стараясь не стучать шпильками, на носочках подошла к ним. Окно было залеплено мужскими фигурами и что-то разглядеть, просто не получалось. Рукой слегка оттолкнула Мишу, он был самым молодым и самым высоким в нашем коллективе директоров филиалов. Поэтому и стоял сзади, так как внушительный рост позволял видеть все за головами остальных. Потом пришлось локтем слегка подвинуть Виктора Андреевича. Тридцати семилетний мужчина иногда казался сущим дитём. Правда, слушая женщин опытнее, понимаешь — все мужики дети.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
Никто из них даже не глянул в мою сторону, все внимательно не сводили глаз со сцены за окном.
— Как думаешь, поведется?
Володя слегка толкнул плечом меня, как бы показывая, что вопрос адресован в мою сторону. Возможно и не в мою, поскольку тут только что стоял Виктор Андреевич, но я нагло пробивая себе путь к интересному зрелищу вытолкала его с этого места. Устремила взгляд в нужную сторону и… И застыла.
С окна хорошо просматривался фасадный полукруглый выступ. Огромные французские окна не были ничем закрыты и открывали интереснейшее зрелище. На огромном письменном столе рабочего кабинета восседала живописная блондинка. Блузка с огромнейшим декольте, которое больше открывало, чем прятало. Короткая узкая юбка, задралась выше любых допустимых пределов, когда девушка виртуозно переставляла ногу на ногу. Самый живописный пейзаж открылся, конечно, хозяину кабинета, тому, для кого и устраивалось это представление, мы же с боку видели только малую долю всего этого.
Мужчина все это время восседал в кресле, слегка отъехав от стола на котором томилась блондинка, и спокойно наблюдал. И все бы ничего, если бы этим мужчиной не был Петр Васильевич.
— Не знаю. — Ответила машинально я.
На душе скребли кошки, внутри поднималась волна ярости. Было неудержимое желание подойти и врезать хорошенько. Не ей — ему. Зачем был этот фарс с извинением, выслеживания меня в кафе? Зачем интересовался, любила ли? У него таких глупышек как я, вон, по одной на день.
После моего ответа мужчины пришли в себя. Смотреть подобные сцены в чисто мужской компании как-то попривычней. Сразу же разошлись в разных направлениях, каждый придумал себе важнейшее занятие. И только я осталась у окна, вглядываясь невидящим взглядом в те же окна.
Спустя какое-то время дверь зала открылась, пропуская Екатерину, через минуту вошел и Петр Васильевич. Он увидел меня стоящую у окна, если и догадался, что я могла что-то видеть, то никаким образом этого не показал.
Собрание прошло как обычно. Никаких острых тем не затрагивалось, споров не возникало. Я большинство этого времени молчала, злясь в первую очередь на саму себя. Чувствовала себя преданной. И даже не понимала причины этого чувства. Он мне ничего не обещал, даже намека на что-то кроме мучавшего чувства вины не давал. Тогда почему же я размечталась?
И почему он все это время неотрывно смотрит на меня? Не стоит надеяться Петр Васильевич, от меня подобных представлений больше не дождетесь.
По окончании вышла первая с кабинета, не задерживаясь ни минуты, поспешила к лифту. Пройдя большую часть коридора, ощутила его присутствие рядом. Не знаю как — скорее всего на интуитивном уровне. Он не спешил сворачивать в крыло, где располагался его кабинет, а пошел рядом со мной к лифту.