Путь на Балканы (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 40
На подорванном пароходе тем временем началась паника. Решив, что он вот-вот затонет, одни турецкие моряки принялись прыгать за борт, другие молиться, а третьи попытались спустить на воду шлюпки.
Но на уходящей с победой "Шутке" ничего этого уже не видели, поскольку, развив полный ход, уходили от своего поверженного противника.
— Ура! — Радостно закричал Нилов и матросы тут же подхватили его клич, а мичман продолжал, обращаясь к своим подчиненным: — всех к крестам представлю!
— Ваше благородие, — подал снизу голос матрос-кочегар, — тут это…
— Что там еще?
— Так что — тонем!
— Как?
Заглянув вниз, офицер увидел, что из-под решетчатого настила, покрывающего днище, внутрь катера поступает вода.
— Хреново, — буркнул оказавшийся рядом с ним Будищев, — надо к берегу.
— Ты бы не умничал! — взвился Нилов, которого бесцеремонность странного солдата все-таки начала откровенно бесить. — Лучше бери магеринг [40] да вычерпывай!
— Чего брать? — изумился Дмитрий, но его уже оттеснили кинувшиеся вниз матросы.
Буквально через несколько секунд, они разломали настил и принялись споро вычерпывать прибывающую воду, передавая друг другу эти самые магеринги.
— Давайте, братцы! — Поторапливал их командир, — если не будем мешкать, тогда глядишь и успеем.
— Ага, если поторопимся. И это, к турецкому берегу ближе…
— Пожалуй, — скрипнул зубами мичман.
Несмотря на все усилия, вода все прибывала и вычерпывающим её матросам доставало уже до колен. Сбавивший ход катер сносило вниз течение, но берег был уже совсем близко и люди продолжали работать как проклятые. Наконец почувствовался толчок и "Шутка" ткнулась в турецкий берег. Он был гораздо выше румынского, и катер оказался как бы в тени довольно изрядной возвышенности. Но, по крайней мере, немедленное затопление ему теперь не грозило, и экипаж смог перевести дух.
Мичман Нилов с удовлетворением посмотрел на почти скрывшийся под водой турецкий пароход и довольным голосом произнес:
— А все-таки мы их на дно пустили!
— Так точно, вашбродь, — угодливо поддакнул ему Нечипоренко.
Офицер обернулся на его голос и не без удивления увидел, что Будищев склонился над раненым рулевым. С треском разорвав на матросе голландку, [41] Дмитрий осмотрел его простреленную грудь и, покачав головой, взялся за перевязку. Зажав пузырящуюся кровью рану сложенной в несколько раз чистой холстиной, он приложил сверху кусок непонятно откуда взятой кожи и принялся крепко бинтовать тело моряка лентами, нарванными из его же одежды.
— Что ты делаешь? — удивленно спросил мичман.
— Надо чтобы воздух не попал в такую рану, — пояснил солдат, продолжая свою работу. — Это даже опаснее чем истечь кровью, может случиться этот, как его, пневмоторакс!
— Вы и в этом разбираетесь? — Нилов от удивления не заметил, что перешел на вы.
— Хрена тут разбираться, — хмуро буркнул в ответ солдат, потом видимо спохватился из-за грубости ответа и, бросив на Нилова опасливый взгляд, продолжал: — Главное, ваше благородие, теперь его к врачам побыстрее доставить.
— С этим могут быть проблемы, — покачал головой офицер, решив, на сей раз не заметить непочтительности. — Похоже, застряли мы тут надолго.
— Никак нет, вашбродь, — вмешался кочегар, — осмелюсь заметить, что, скорее всего, от взрыва заклепки в днище повылетали. Надо под них пластырь из парусины завести, тогда можно будет воду вычерпать и идти домой с форсом, как адмиральский катер по Фонтанке.
— Хм, давайте попробуем, — пожал плечами мичман, — хотя я полагаю, что наше бедственное положение не осталось не замеченным и скоро мы получим помощь.
— Кстати, а куда нас занесло? — поинтересовался Будищев.
— В каком смысле?
— Ну, кем этот берег занят, нашими или турками? А то с этой кручи нас очень просто можно перестрелять.
— Ну, это ты, братец, хватил, кто же в нас стрелять то станет?
— Да вон хотя бы те обормоты, — солдат махнул рукой в сторону ближайшей возвышенности.
Приглядевшись, Нилов тоже заметил, что с высокого берега за ними наблюдают какие-то люди. Точнее, видны были только их головы в каких-то лохматых головных уборах.
— Это, вероятно, казаки, — неуверенно заявил мичман.
— Ну, если казаки начали чалмы носить, тогда — да!
Как будто подтверждая самые мрачные предположения Будищева, непонятные люди на турецком берегу открыли по ним огонь. Моряки тут же кинулись прятаться за железными листами, которыми был блиндирован их катер, а Дмитрий, подхватив винтовку, неловко сверзился за борт и, оказавшись по пояс в воде, прикрылся корпусом "Шутки".
Патронов у турок оказалось довольно, и их пули с отвратительным лязгом то и дело били по катеру и поднимали фонтанчики в волнах Дуная рядом с ним. Правда, для того чтобы прицелиться в находящихся внизу русских им приходилось слишком уж высовываться из-за кручи. Этим тут же воспользовался Будищев. Уложив ствол "крынки" на борт катера, он тщательно прицелился и выстрелил. Как ни странно, первый же выстрел оказался удачным. Одному из противников пуля ударила прямо в грудь, и он с протяжным криком сверзился вниз.
Вражеский огонь тут же утих и матросы на катере тоже смогли взяться за винтовки. Правда, на весь экипаж у них было всего две "барановки [42]" для караульной службы, да револьвер Нилова.
Впрочем, туркам вести огонь было тоже не слишком удобно, а может стрелки из них были никудышные, но ситуация сложилась патовая. Добраться до моряков с "Шутки" враги не могли, точно так же как и те до них. Тем не менее, нападавшие попытались взять своих противников "на арапа". [43]
— Эй, урус, сдавайся, а то башка будэм рэзать! — раздался крик на ломанном русском.
— Та дэ ты бачив, поганый, чтобы русские сдавалысь? — злобно прорычал в ответ, перешедший от волнения на родной язык, Нечипоренко и, приложившись к винтовке, пальнул вверх.
— Кто же так ругается, — покачал головой Дмитрий, и, зарядив "крынку", подал голос: — Эй, чучмек, я твой дом труба шатал! Ты меня понимаешь?
— Сдавайся, шакал!
— Понимаешь, — удовлетворенно заметил солдат, и продолжил: — Я твою маму любил!
— Ты, как сказал?!
— Я твою сестру любил! Ишака любил и даже тебя, когда ты был маленький!
— У, шайтан! — закричал оскорбленный в лучших чувствах башибузук и выскочил на кручу.
Сухо щелкнул выстрел, и так и не успевший выстрелить джигит полетел вниз, и, подняв брызги, шлепнулся в воду.
— Русский! — раздался сверху другой голос, уже куда лучше говорящий на языке Пушкина. — Думаешь, ты самый умный?
— Спускайся вниз, узнаешь! — закричал ему в ответ Будищев, перезаряжая винтовку.
— Я тебя теперь запомню, — продолжал невидимый собеседник, — и сделаю с тобой то, что ты сказал Мурату.
— Ты тоже любишь его ишака? Я так и знал, что он на это обиделся!
Матросы, с интересом прислушивающиеся к их перебранке, довольно заржали, но невидимый противник наученный горьким опытом так и не показался.
— Как тебя зовут, русский? — Снова подал голос башибузук, — Я хочу знать, кто убил моего брата!
— Зачем тебе? Ты все равно сейчас сбежишь, как трус, а я скормлю твоего братца свиньям.
— Смеёшься, шакал? Ничего, придет время, посмеемся вместе!
На реке тем временем послышался звук работающей паровой машины, и обернувшийся на него Нилов, увидел, что к ним на выручку идут остальные катера их отряда. Первым, попыхивая дымком из трубы, шла "Царевна" на носу которой во весь рост возвышался лейтенант Шестаков с подзорной трубой в руках и в пробковом жилете поверх мундира. Матросы в катерах крепко сжимали винтовки, готовые открыть огонь, но враги не стали дожидаться их подхода и ретировались.