Путь на Балканы (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 49

— Именно, дело в том, что этот солдат притащил в лазарет двух тяжелораненных товарищей, которых нашел на поле боя и даже перевязал. Хочу заранее отметить, что если бы не он, эти двое пополнили бы мертвецкую.

— Это правда?

— Так точно, ваше высокоблагородие, рядового Шматова и еще одного из Нежинского полка.

— Ничего не понимаю! — вконец запутавшись, заявил Буссе и подозрительно посмотрел на Хитрова. — А что, за отцом Григорием уже послали?

— Здесь я, господин полковник, — отозвался священник.

Лицо отца Григория было измучено, борода свалялась и вообще было похоже, что его, как и Дмитрия, только что разбудили. Батюшку тут же ввели в курс дела и спросили, что он может сказать по поводу произошедшего?

— Гхм, — прочистил горло священник и взглянул на Будищева так, что у него похолодело сердце. — Что я могу вам сказать, господа, солдат этот действительно… ругался при мне. Но поскольку, службу я в этот момент не производил, сие всего лишь непочтительность, а никак не богохульство. К тому же если принять во внимание причину сподвигшую его на это, то я с ним полностью согласен!

— Вот как, — изумился Буссе, — но что же это за причина?

— Разве вам не сказали, что он нашел раненых, оставшихся без всякой помощи?

— Да, но…

— А кто может поручиться, что те, кого он доставил — единственные?

— Хм, действительно, нехорошо получилось.

— Господин полковник, пошлите людей, чтобы удостовериться.

— Непременно, батюшка, непременно. Но что же делать с этим…

Увы, договорить ему опять не получилось, к штабной палатке подъехал командир нежинцев полковник Тиньков со своими офицерами и, соскочив с лошади, шумно поприветствовал соседей.

— Здравствуйте, господа! Славная нынче погодка, не находите?

— Как сказать, Александр Владимирович, как сказать… опять жара будет.

— Ну, это уж как водится, а вы заняты?

— Нет, мы уже закончили, уведите пока арестованного, я с ним позже решу…

— Позвольте, — переменился в лице Тиньков, — а что это значит? За что арестован этот солдат?

— Вы его знаете?

— Конечно, он мне можно сказать, жизнь спас!

— Каким образом?

— Да самым прямым! Ведь этот, сукин сын, Азиз-паша, меня чуть было не подстрелил, даром, что сам раненый был. А ваш солдат ему револьвер-то из руки и выбил, причем выстрелом! Да так ловко, что сам паша живехонек остался, а ведь генералов далеко не каждый день в плен берут! Да-с! Кстати, ссадил его с лошади тоже он, так что, если по справедливости, честь пленения Азиза-паши принадлежит нашим полкам поровну. Первого, замечу, пленного генерала в этой компании!

— Не может быть!

— Да отчего же не может! Нет, господа, я не знаю, чем этот солдат провинился, однако же, прямо требую при вынесении приговора учета прежних заслуг.

— Владимир Васильевич, — тихонько шепнул Буссе, полковой адъютант Линдфорс, — я вспомнил. Брат рассказывал мне об этом солдате, он действительно чрезвычайно ловко стреляет.

— Ну, что вы, друг мой, — решился командир болховцев, — вина рядового Будищева не так уж велика и он, разумеется, получит причитающуюся ему награду. Потом. Эй, вы, отпустите его!

— Слушаю, — вытянулся обескураженный Хитров и велел отдать Дмитрию винтовку и пояс.

— Прошу в палатку, господа, — полковник сделал приглашающий жест и посторонился. — В последнее время, черт знает что творится, прямо голова кругом!

— Надеюсь ничего серьезного?

— Да как вам сказать, вообразите, из Дунайской флотилии пришло отношение, чтобы из моего полка перевели к ним рядового Блудова! Каково?

— Странно, конечно, но что же вы ответили?

— Да что же мне отвечать, если в списках полка такого нижнего чина не числится? Так и ответил!

— Дурят что-то наши морячки!

— И не говорите.

Дмитрий тем временем шел вместе с остальными солдатами к расположению роты, размышляя над нелегкой судьбой Хитрова. Тот, очевидно, угадав ход мыслей солдата, невольно ежился под его взглядом, однако вида не подавал, стараясь выглядеть уверенно.

— Ты чего с нами прешься? — строго спросил он Будищева, — твою команду к стрелкам передали, так и иди к Михау!

Тот неожиданно не стал спорить, а, ни слова не говоря, повернулся и зашагал прочь, оставив недавних конвоиров в недоумении. Дядька Никифоров хотел окликнуть, но посмотрев на командира звена, сразу отказался от этой затеи и двинулся вслед за остальными.

— Вы где были? — подозрительно спросил их Галеев.

— Приказ командира полка сполняли, господин унтер-офицер — заюлил ефрейтор.

— А я, почему про то ничего не знаю?

— Ну, что ты, Северьян, — голос Хитрова можно было мазать на хлеб вместо патоки, — мне приказали, да велели быстро, где же тут успеть всем сообщить! Да и кончилось уже все…

— Ну-ну, смотри Васька, я ведь тебя предупреждал!

Прямым следствием этого происшествия, была немедленная отправка санитарных и похоронных команд к месту боя у Езерджи, с целью поиска выживших. Задействованы на это были роты, не участвовавшие в деле и потому не понесшие потерь. Солдаты, разбившись цепью, еще раз обошли местность, стараясь не пропустить ни малейшей складки на ней, где бы могли оказаться их раненные или убитые товарищи. Вскоре поиск увенчался первым успехом — вольноопределяющемуся Гаршину удалось найти в густых зарослях раненного в обе ноги рядового второй роты Василия Арсентьева. Бедолага лежал рядом с убитым им аскером в полном сознании. Как оказалось, он слышал, что рядом ходили люди, однако не знал русские это или турки и потому боялся подать голос. Жажду он утолял из фляжки найденной им у мертвого противника, еды не имел вовсе и, по словам осматривавшего его при приеме в лазарет Соколова, непременно погиб, если бы его нашли хотя бы днем позже. Даже и теперь, врачам пришлось отнять ему одну из ног, но, по крайней мере, жизни его ничего не угрожало.

Вся эта история произвела на впечатлительного Всеволода такое действие, что он несколько дней ходил сам не свой и друзья даже опасались за его душевное здоровье. Однако все обошлось и вскоре Михалыч, как его называли солдаты, вернулся в свое обычное состояние. Вообще, нельзя не отметить, что в полку все любили Гаршина. Несмотря на явную слабость, он стойко переносил вместе со всеми тягости похода. Был неизменно приветлив и никогда и никому не отказывал в помощи. Единственный с кем у него не складывались отношения, был Будищев. Не то чтобы они враждовали, но всякий раз при встрече между ними случались недоразумения, так что они старались даже избегать друг друга.

Впрочем, получалось это далеко не всегда. В тот день, Дмитрий был свободен от службы и занимался тем, что мастерил пулелейку. Дело в том, что захваченный им в бою у Езерджи револьвер оказался капсюльным. То есть заряжались каморы его барабана не металлическими патронами как Смит-Вессоны, Галаны или Лефоше, а отдельно порохом и пулями. Капсюли же надевались на специальные шпеньки брандтрубок на тыльной стороне барабанов. В горячке боя разбираться с этим времени не было, но после него, эта конструкция нимало удивила Будищева. Впрочем, ничего особо сложного в ней тоже не было. Найти капсюли, порох или свинец не составляло ни малейшей проблемы, но вот пули нужно было отливать самому.

Прежде всего, нужна была модель для отливки. Поразмыслив, Дмитрий решил разрядить одну из камор, но дело это оказалось совсем не простым. Пули плотно сидели в гнездах, так что выковырнуть их никак не получалось. Тем более что никаких инструментов кроме ножа и штыка у него не было. Идти на поклон к полковому оружейнику не хотелось, один Бог знает, как он мог отреагировать на наличие у простого солдата трофейного револьвера. Пришлось идти по пути наименьшего сопротивления и разрядить револьвер выстрелом. Найдя укромное местечко в небольшой овраге по дну которого протекал не совсем еще пересохший от жары ручей, Будищев обмотал револьвер куском рогожи, чтобы заглушить выстрел, и спустил курок. Творение неведомого оружейника исправно выплюнуло огонь, дым и кусочек свинца. Звук и впрямь получился негромким, зато вони и дыму было хоть отбавляй. Опустившись на колени, он принялся за поиски, и скоро пуля была у него в руках. Вода и жидкая грязь не дали ей деформироваться, так что можно было приниматься за дело.