Солянка по-афгански (СИ) - Афанасьев Игорь Михайлович. Страница 17

Мне хотелось увидеть, застреленного мною духа, но перебегать решили значительнее правее, также парами.

Мы с пареньком бежали первыми. Грозно застучал крупнокалиберный пулемёт. Петляя между фонтанчиками от пуль, мы со всех сил неслись к спасительным скалам. Добежав до скал, рухнули в снег, задыхаясь от бега, удовлетворённые тем, что и этот участок успешно пересекли. Душманский пулемётчик стрелял по следующей паре.

Это была новая пулемётная точка душман. Она была расположена в идеально защищённом месте. В самом верху горы, выступающей в долину и являющейся частью хребта, на который мы поднимались. Перед небольшой пещерой была маленькая, с трёх сторон открытая площадка, сверху которой нависла огромная скала, все склоны были высокие и обрывистые.

Когда перебежали все, рота пошла в атаку вверх, но уже более широким фронтом. Рваный, отчаянный бег, под прицельным огнём душман, давал нам шанс выжить. Жаль, что не всем удалось убежать от смерти. Несмотря на внутренние переживания каждого, никто не паниковал и не ныл, а действовали слаженно, подчиняясь приказам командира. Я бежал вперёд к намеченному камню. Падал за него и стрелял в сторону духов короткими очередями. В это время перебегал мой напарник чуть левее, он занимал новую позицию и прикрывал меня огнём.

После перебежки я открыл огонь, но напарник всё не бежал. Оглянулся назад и увидел, что он лежит на спине в неудобной позе на вещмешке, раскинув руки и запрокинув голову в сторону уклона. К нему подбежал товарищ по роте и стал оттаскивать в безопасное место. Напарник был убит.

Этот случай буквально потряс меня, поднимая в душе бурный протест, а в голове негодующие вопросы. Почему и зачем я должен бежать на встречу собственной смерти, ведь понимаю, что меня могут убить, и я не хочу этого. Меня никто не может заставить так рисковать жизнью.

Когда мы с товарищем по учебке Виталей Павловым (высокий паренёк из Питера) приехали из Союза в полк, то однажды в штабных коридорах столкнулись с бойцом, который не хотел ездить на боевые и брать в руки оружие. Офицеры кричали на него, а он был спокоен и уверен в собственной правоте. Крепкого телосложения, с красивым и умным лицом (что большая редкость в армии). Он был опрятно одет, но без ремня (наверное, привели с губы). Спокойно ждал оформления документов об отправке. Мы перебросились с ним парой фраз и узнали, что речь идёт не о суде, а о службе в другой, не строевой части, и возможно, в Союзе.

Так и я могу отказаться, и, пройдя через упрёки и унижения, отслужить без особого риска и вернуться домой, чем вот так бессмысленно дать себя убить, повинуясь, чужой и беспощадной воле. К духам у меня претензий нет, пускай они сами разбираются в собственной стране, почему я, простой русский парень, должен быть заложником их противоречий. Почему из-за дураков политиков должны гибнуть нормальные русские пацаны.

Командир роты оборвал мои судорожные раздумья, подозвав к себе. По правде говоря, эти мысли моментально проносятся в мозгу, на фоне напряженного поиска безопасного места до которого надо перебежать, или крошечного уступчика на который надо наступить, и за что зацепиться, чтобы быстрее под обстрелом проскочить опасное место на скале, когда под ногами пропасть. Быстрее убить врага, который хочет убить тебя. В мозгу постоянно, нервным пульсом, стучит мучительная мысль: "Когда же это всё кончится!?".

Я перебежал и упал около офицера. Ротный приказал держаться рядом, а бойцу, который оттаскивал убитого напарника, остаться с убитым и ранеными. Открыв стрельбу в сторону организованно отступающих духов, рванули вперёд за ними. Смерть товарищей не остановит "бегущих по горам".

Я не понимал, зачем делаю это, зачем бегу на встречу собственной смерти, отчётливо понимая, что хочу жить и не хочу подвергать свою жизнь совершенно не нужному риску.

До сих пор до конца не понимаю, что двигало мною тогда, может быть, боязнь осуждения, а может, любопытство (а что дальше?), или массовый психоз (все побежали и я побежал). Может быть, чувство долга пустило корни в неокрепший ум (…солдат, матрос в мирное-военное время обязан…) но зомби, уж точно, я не был, а может желание поиграть в войну, или какая-то другая, не известная причина…

Это событие преследовало меня потом и на гражданке, несколько раз мне снился страшный сон об этом. Мне снилось, что перебегал под пулями духов, а потом, лёжа за камнем, прикрывал огнём перебегающего напарника. Когда напарник побежал вперёд, вдруг увидел, что это я сам бегу на встречу душманским пулям, почти не пригибаясь, и я понимаю, что если другого меня убьют, то погибну и я сам. И я кричу самому себе в убегающую спину что есть силы с надеждой и отчаяньем: "Стой!!! Ложись!!!" — и просыпаюсь в холодном поту и никак, потом не могу уснуть.

Командир роты был среднего роста, коренастый мужик лет за тридцать, с простым русским лицом. Внешне он выглядел спокойным и рассудительным. Когда выше на хребте вступила в бой какая-то рота, дал приказ выдвигаться туда. Духи отчаянно оборонялись, иногда мы подходили к ним почти вплотную и пробовали достать их ручными гранатами. Душманы немного отступали и занимали новый рубеж обороны. Мне запомнился молодой дух в расшитой тюбетейке, и одетый в национальные одежды. Он вскакивал из-за камня, и отчаянно "поливал" из "калаша" наступающих, и приседал обратно. Помню, как азартно блестели его глаза. Между нами было меньше 50 метров. Не целясь, стрелял в его сторону, и не мог попасть.

На подходе к позициям другой роты ранило в ногу какого-то майора, он был зам. полит или какой-то приданный, потому что власти никакой не имел. Это был круглый мужик, лет под 35. Он привалился, справа от меня к камню и стал искать пакет для перевязки. Вдруг между нами занял позицию только что перебежавший и запыхавшийся боец, он был явно " молодым" с детским удивлённо испуганным лицом. Он присел на корточки, с опаской поглядывал в сторону духов, боязливо пригибаясь, т. к., пули свистели над самой головой или цокали, ударяясь в камень. Майор "наехал" на него: "А ты чего здесь прячешься, меня вот ранило, а ты давай быстрее вперёд!". Паренёк поднялся, наклоняясь вперёд для перебежки, и тут же убитый упал навзничь к ногам майора. Майор чуть скосил глаза в его сторону и мучительно поморщился от боли, нежно поглаживая свою простреленную ногу.

В глубине души поднялось негодование на майора за то, что он напрасно подтолкнул мальчишку к смерти. Я перебежал за ротным, который перебегал к позициям соседей.

Оказалось, что это разведчики, их высадили на другой стороне хребта. С ними был арт. наводчик, который и наводил огонь артиллерии на позиции духов, и авиа. наводчик. Офицеры лежали за камнями и говорили о нецелесообразности штурма, что можно, конечно поднять роту в атаку и потерять человек пять убитыми, но духи отойдут на следующие позиции, которые снова надо штурмовать. Тем временем я разглядывал убитого разведчика лежащего у их ног. Молодое лицо разгладилось, и стало совсем детским, совершенно безучастным ко всему происходящему вокруг.

В это время арт. наводчик наводил "град" из-за хребта на позицию пулемётчика, который простреливал долину и подступы к позициям душманов. Первая ракета упала ниже позиции пулемёта, вторая чуть выше, взяли в вилку и выпустили залп. С рёвом ракеты летели через хребет, пересекли долину и врезались в нижнюю часть нависающей над пулемётом скалы. Чёрные зонтики разрывов вперемешку с красными цветами огненных вспышек скакали по самому краю скалы, но не проникали внутрь, и, когда рассеялся дым, пулемётчик снова стал обстреливать наши позиции и подходы к хребту.