Звездный удар - Гир Уильям Майкл. Страница 15

— Будь осторожен. Я тебя предупредил. Я уничтожу все следы твоей деятельности в случае неудачи. Я буду отрицать, что ты доверил мне свои планы, и объявлю тебя сумасшедшим. Люди, конечно же, будут уничтожены.

— Никто не узнает. — Толстяк подкатился к монитору и отключил связь.

Космос стал другим. Чиилла проводил время за изучением телеологических и математических изменений среды. Он бы не отвлекся, если бы передача не была сконцентрирована на особом узком луче связи. Но это произошло, и его кристаллическое тело запульсировало, так как разговор двух Ахимса нарушил восприятие микрокосмоса и помешал его теоретическим изысканиям. Пустоты распространялись венчикообразно, они не были стабильны, и Чиилла ожидал очередного фазового сдвига. Но его размышления были прерваны: это нарушение порядка должно подвергнуться жестокой критике.

Чиилла проанализировал содержание закодированной беседы Ахимса и обдумал действия Толстяка. Когда он проделал статистический расчет всех параметров будущих последствий, его тело начало излучать все цвета спектра. Если слова Толстяка о том, что “от вопля ужаса содрогнутся все измерения вселенной”, были правдой, то внутрикосмическая телеологическая фаза смены информации может быть безнадежно испорчена.

Ни в коем случае нельзя поощрять подобные беседы.

ГЛАВА 5

Мика Габания сцепил пальцы рук и напряг мускулы, выполняя разминочные упражнения. Бледная кожа задрожала и взбугрилась, когда он напружинил сильные кисти.

Он взглянул вверх, и взгляд его упал на окно с тройными стеклами, за которыми кружился снег.

Почему они привезли нас сюда ? Почему мы находимся в центре американской военной базы ? Что все это значит ?

Он отвернулся от окна и поймал свое отражение в зеркале. Он был одет в штатское — белая футболка обтягивала выпуклую грудь. Густые черные волосы коротко подстрижены. Тонкий рот сжат. Скуластое лицо несло отпечаток восточных генов матери — за этот профиль русские недолюбливали его. Черные глаза уставились на зеркальное изображение.

— А дальше что, Виктор? — он повторил вопрос, который мучил его с тех самых пор, как самолет сбросил их здесь. — Что все это значит?

Он обвел рукой небольшой конференц-зал, соединенный коридором с казармами, в которых их разместили. На сервировочном столике лежали американские журналы. Стулья выглядели раздражающе удобными и уютными. Именно на таких стульях, по его представлению, и должны были сидеть изнеженные американцы. Это место похоже не на военную базу, а скорее на ночной клуб.

— Говорю тебе, не нравится мне все это, Виктор. Это похоже на западню. Это место не для нас. Я ничему этому не верю. Нам следует быть настороже в логове американцев.

— Терпение, Мика. — Стукалов подошел к нему и стал вглядываться в снежную пелену за окном. — Я не знаю, что и сказать.

— Пришельцы? Существа с другой планеты? И они хотят, чтобы мы этому поверили? Что это? Что? Американские враки, купленные в Кремле? Виктор, мне это не нравится. Я не знаю, что все это значит, но мне это не нравится.

— Ты уже говорил. Спокойно, Мика, — Стукалов поднял руку в успокаивающем жесте. — Мы солдаты Советской Армии — лучшей в мире. Мы исполняем свой долг. В данный момент находиться здесь и есть наш долг. Вспомни, сам Генеральный секретарь отдал этот приказ.

Мика вздохнул, ноздри его раздулись.

— Виктор, ты знаешь больше, чем говоришь. Я не спрашиваю о своем долге перед миром. Но солдат имеет право поинтересоваться обстоятельствами. Для меня находиться здесь, на территории американской базы… ну, это тяжко. Я не доверяю американцам. Сколько раз они улыбались, протягивая Советскому Союзу руку, и в то же время вонзали ножи в наши спины. Разве Горбачев этого не знал? Он все время старался улучшить отношения с Западом, а американские “стингеры”, вооружение и амуниция переправлялись к узбекам!

Виктор подошел к Габания и похлопал его по плечу. Его губы кривила улыбка.

— Но мы-то пока еще живы. Кроме того, КГБ тоже здесь. Если тебе от этого легче.

— А если дело будет дрянь?

Глаза Стукалова посуровели.

— Тогда и решим, что делать. Они не дали нам взять с собой оружие, но ножи и мускулы при нас.

Мика посмотрел за окно.

— И сбежать туда?

Стукалов пожал плечами.

— Не волнуйся. Неприятности еще не начались, а ты уже переживаешь. Расслабься и наслаждайся жизнью. Это все-таки лучше, чем Афганистан, старина.

Мика покачал головой и стал расхаживать по комнате, с силой ударяя кулаком о ладонь.

— С чем мы сражаемся здесь? С байками о космических пришельцах? На американской базе? В любой день я справлюсь с афганцами и узбеками. Или в конце концов убегу от них, или убью их до того, как они настигнут меня. А здесь?

На лице Стукалова заходили желваки.

— Просто мы выполняем приказы. На данный момент наша обязанность — подчиняться.

Мика больно ткнул пальцем в грудь Виктора.

— Мы подчинились, когда вышли из Афганистана. Посмотри, во что это вылилось!

Виктор встретился с его злобным взглядом.

— И что это нам дало? Еще один бунт. Узбеки стали свидетелями победы афганцев и наслушались обещаний Горбачева о лучшем будущем! — Сердце Мики сжалось. — Виктор, что случилось с тобой? Последние месяцы, я замечаю, ты замкнулся в себе, ты очень изменился. В твоих глазах упрямство, я это уважал, я думал, что твой гнев направлен против врага. Но теперь я в этом не уверен.

Виктор устало улыбнулся, почесав в затылке, подошел к одному из мягких диванов и опустился на него.

— Мика, разве ты не понимаешь, что произошло с нами? Я был мальчишкой, когда Брежнев вторгся в Афганистан. Юным лейтенантом я с восторгом писал рапорты в ответ на приказы из Кабула. Два года спустя я плакал, когда мы получили приказ о выводе войск. Но от облегчения, Мика, от облегчения. — Его отсутствующий взгляд был устремлен куда-то в тайные закоулки памяти.

— Теперь-то ясно, что вывод войск был ошибкой. — Габания скрестил на груди руки, поглядывая на шрамы, которыми были испещрены предплечья. Следы боевых ранений, такие же, как на груди и ногах, говорили о том, что тема разговора — больная для него.

— Разве? — Стукалов был погружен в свои мысли. — Я был свидетелем того, как лучшую в мире армию разбили наголову в Куше, я видел, как молодых парней разрывало на части гранатами, брошенными мальчишками среди бела дня на улицах Кабула. Я видел целый народ — проклятый, одураченный, голодный, засыпанный бомбами, замученный террором — и все-таки они устояли.

— Мы могли бы победить.

Виктор устало моргнул, потом потер глаза.

— Каким образом? Завоевать Пакистан? Ты думаешь, американцы позволили бы? Или китайцы? Даже Индия отвернулась бы от нас, а уж они ненавидят Пакистан… но я потерял мысль… Мы все еще в Афганистане, вот в чем дело. Там погиб Сухов, его кровью пропитана афганская земля. И Иван Макаренко, и Михаил Ломоносов, и Степан Бахтин, и многие другие, которых мы знали, с которыми смеялись, которых потом мы видели мертвыми. Теперь молодых солдат взрывают гранатами мальчишки на улицах Душанбе, Ташкента и Самарканда. Мы усиливаем давление, вводим пополнение, а они становятся все более преданными своему народу, сопротивление охватывает все южные республики.

— А что бы сделали вы, товарищ майор?

Виктор горько усмехнулся.

— Не знаю, Мика. Честно, не знаю. А как по-твоему, долго мы сможем продолжать действовать в том же духе? Кроме нас с тобой, кто еще остался в живых из тех, с кем мы начинки? Только я и ты. Десять лет войны, включая двухлетнюю передышку в Зоссен-Вунсдорфе, а мы все еще сражаемся, нас жуют и переваривают — сначала афганцы, теперь наши собственные южные республики. Мы мертвецы. Мика, мы только ждем нашего часа. Вот и все.

— Ты говоришь как побежденный, Виктор.