Звездный удар - Гир Уильям Майкл. Страница 43

— Майор?

— Да? — Данбер обернулась.

— Спасибо.

— Через шесть месяцев, если после Тахаака мы останемся в живых, посмотрим, какой благодарности все это заслуживает.

Маршал Растиневский сдвинул поленья, горящие в его огромном камине. В углу длинной комнаты струнный квартет играл Моцарта. По всей длине помещения горели старинные газовые светильники, создавая мягкий уютный полусвет. Толстые персидские ковры устилали пол, сводчатый потолок возвышался на добрые два метра над его головой. Ирландский волкодав спал рядом с обитым бархатом креслом. Он поставил скрещенные ноги на скамеечку, и огонь камина заиграл на сапогах.

Одно из поленьев затрещало, и сноп искр выдуло в дымоход.

Маршал Растиневский взял бокал ирландского виски, и напиток заблистал темным янтарем сквозь резной хрусталь. Сделав глоток, он посмотрел на сидящего напротив грузного седовласого человека, который, не отрываясь, глядел на огонь. Пухлые пальцы Евгений Карпов покойно сложил на животе. Ему было почти шестьдесят. Бульдожья хватка политика в горбачевское время усилила его могущество. При Голованове он еще больше выдвинулся, и ему удалось не запятнать себя во время американского скандала.

— Думаю, вам следует приступите к работе. А что будет потом, подумаем сообща. — Растиневский поставил виски на стол и наклонился почесать за ушами собаку. Издавая довольное урчание, волкодав вытянул вперед лапы.

Карпов шумно вздохнул.

— Ты думаешь, это снова объединит страну? — он перенес внимание с огня на лицо Растиневского. — А как же южные республики?

Растиневский сцепил пальцы, наблюдая, как пляшут вокруг больших поленьев ярко-красные язычки пламени.

— Мы откупимся от них, как от армян и грузин. Нам интересна Европа. То, что Гитлер проделал с нами, мы проделаем с ними.

— Гитлер кончил неважно.

Растиневский потянул за мочку уха.

— Разница в том, мой дорогой Евгений, что Гитлер вторгся в огромную Россию. А мы располагаем огромной армией, которая наводнит маленькую Европу. Я думаю, ты понимаешь: большинство советских граждан успокоятся, когда мы дадим им “Рено”. “Мерседесы”, “БМВ”, технику, красивую одежду и прочие западные предметы роскоши. Если наш удар будет молниеносным, мы парализуем всю Европу. НАТО не сможет нанести ответный удар, не имея ядерного щита. КГБ внедрился в их командные структуры. Если, например, глубокой ночью мы бросим спецназ на Брюссель, Лондон, Бонн и остальные жизненно важные центры, мы сможем обезвредить весь их командный состав. Убить генерала Уиллиса в его собственном доме. Так же поступить и с другими. Наш грузовой лайнер может вместить две дивизии: бронетанковую и пехотную. Представь себе: каждые четыре часа с главного аэродрома по две дивизии. Успех зависит от того, какое количество натовских самолетов нам удастся блокировать на земле. Но мы можем справиться с ними, для нанесения первого удара используя торговые самолеты Аэрофлота как бомбардировщики. Почти одновременно войска Западного стратегического направления пересекут границы. По моим подсчетам, четыре недели — и Европа наша.

— А американцы?

— Это будет твоей особой заботой. Они знают, что наши ракетные силы парализованы. У нас уже проведена мобилизация. У них тоже. Будучи новым Генеральным секретарем, ты сможешь убедить их в том, что лучше будет позволить Советскому Союзу укрепить свои силы на границах, что этот акт, мол, успокоит старых консерваторов, которые страшно боятся повторения Второй мировой войны. Это их немного сдержит. Кроме того, когда мы нанесем удар, отдаленность не позволит им вмешаться. Америке потребуется время, чтобы решить, стоит ли защищать Европу. Их силы рассредоточены по всему миру. Они не могут вывести войска с Тихого и Индийского океанов, из Центральной Америки, из других мест — они связаны определенными обязательствами. Мы можем их отвлечь — начать передислокацию войск в направлении Японии или опять пройти через Афганистан и напугать их вторжением в Белуджистан, выходом к южным портам. Марш-бросок в каком-то из этих направлений, несомненно, принесет пользу. Когда они разберутся, что к чему, будет уже поздно. Европа станет нашей. Мир будет восстановлен.

Подбородок Карпова напрягся, глубокая морщина прорезала его лоб — он не отрывал взгляда от огня.

— А как же наша ядерная программа?

— Чтобы восстановить ядерный потенциал, потребуется время. Лучшие умы из Академии наук все еще гадают, что это за зеркальные шары. Мы опять вступаем в соревнование с американцами. Нам надо за кратчайшие сроки отстроить военные заводы. К счастью, они увязли в глубокой депрессии. У них, конечно, есть свои преимущества, но им придется потратить немалые деньги на восстановление оборонных заводов. Кроме того, любое усилие истончает ресурсы НАТО и их рассеянной по всему миру армии.

— Так что — теперь или никогда?

Растиневский вскинул бровь.

— Можно думать и так. Вы будете править землями и народами от Чукотского полуострова на востоке до Атлантического океана на западе.

— А восстановление порядка на территории Советского Союза?

Растиневский пожал плечами,

— Я твердо верю, что мы с минимальными разрушениями сможем захватить большинство промышленных центров в Западной Европе. В наших силах также удержать квалифицированных рабочих на их рабочих местах. Прибыль будет отдана советским гражданам. Когда каналы снабжения наладятся, на прилавках появятся отличные западные товары. И все недовольные успокоятся. Зачем людям жаловаться, если они сыты, если им тепло, если у них появились новые игрушки?

— А европейцы?

— У победы есть и темные стороны. Конечно же, их надо будет утихомирить. Кто сделает это лучше, чем КГБ? Вспомни, как Гитлер держал их в руках. Вспомни о трудовых лагерях, о рабочих бригадах, которыми он укрепил всю прибрежную линию. Мы сможем развить его опыт.

Евгений тихо сам себе усмехнулся.

— Ну ладно, Сергей. Я стану вашим новым Генеральным секретарем.

Растиневский важно кивнул:

— Я знал, что ты согласишься. Я уже озадачил свой персонал подготовкой твоей первой речи. Утром ее текст ляжет на твой стол. Посмотри, может, сделаешь какие-то дополнения или что-то изменишь по своему усмотрению. Пришло время привести американцев в чувство.

Светлана Детова просто влюбилась в свой головной обруч-телефон. Он ее заинтересовал гораздо больше, чем сам Ахимса. Она училась общаться с компьютером пришельцев. Если бы у нее был ее Крэй! С осторожностью, которой никогда раньше не отличалась, она скрупулезно осмотрела систему включения и начала исследовательский процесс. Светлана так боялась сделать ложный ход и услышать сигнал тревоги, что работа продвигалась медленно. Как всякий новичок, вникающий в систему, она проверяла каждый свой шаг. Когда-то она разобралась в банковских компьютерах Гонконга, “Мицубиси”, подобрав ключ к банку данных. Насколько труднее ей будет справиться с Ахимса? Ей надо было действовать крайне осмотрительно, тайно, а это — более сложная задача, нежели овладение языком Ахимса — очень-очень старым, застывшим, состоящим из свиста, писка и дребезжания.

Но не зря же Детова сделала столь блистательную карьеру в КГБ, не пользуясь блатом. Она упрямо сжала губы, уселась в кресло и сосредоточилась на двух словарях Ахимса, светящихся перед глазами, на мыслительных связях, ведущих к мозговому центру корабля. Очень медленно, шаг за шагом, но она все же вышла на доступ к банку данных. Одновременно Светлана лениво делала небрежные наброски в своем блокноте: животные, геометрические фигуры, абстракции — знаки, которые составляли ее систему запоминания.

К концу первой ночи она досиделась до того, что глаза страшно опухли, но ей удалось из разрозненных деталей создать смутные очертания целого. Слабый контур системы.