Дальние континенты - Гир Тильда. Страница 27

Но вот к брату Лэльдо подошел офицер и сунул в руки эливенеру тяжелое копье и длинный острый трезубец. Брат Лэльдо оглянулся. Желтокожий Ринпо уже исчез. Ну да, все правильно, — он ведь должен выступать в роли противника чужаков, так что на арену он выйдет с другой стороны… Ладно, вдруг развеселился американец, сейчас повоюем…

— Горм, как настроение? — спросил он товарища.

— Отлично, — ухмыльнулся Горм, оскалив крепкие зубы. — Думаю, эти тонконогие надолго запомнят сегодняшний бой.

— Надеюсь, что так оно и будет, — улыбнулся брат Лэльдо. — Кажется, нам пора.

И действительно, солдаты выстроились в две шеренги, между которыми оказались чужеземцы. Впереди отряда встал офицер, выкрикнул короткую команду, энергично взмахнул сверкающим мечом, — и торжественный марш на арену начался.

Брат Лэльдо и медведь старались соответствовать моменту. Эливенер важно выпрямился и вышагивал, как гусь, а Горм, хотя и умирал со смеху, глядя на него, тем не менее добавил перцу в новое блюдо — поднялся на задние лапы и зашагал в ногу с солдатами. Выглядело это чрезвычайно потешно: солдаты все как один были маленького роста, намного ниже брата Лэльдо, а медведь, стоявший на задних лапах, был выше двух метров. И когда он семенил, стараясь идти шаг в шаг с кривоногими солдатиками, то и сам он, и брат Лэльдо веселились от души.

Но вот перед ними открылась огромная овальная арена, посыпанная мелким белым песком, ослепительно сверкавшим на солнце. Вокруг нее высились трибуны, битком набитые римлянами. Жители вечного города были одеты совершенно одинаково: в белые тоги. И у каждого на голове красовался зеленый веночек.

— Ну и костюмчики у них! — осмотревшись, удивленно передал Горм. — Вот так балахоны! У них что, нормальной одежды не осталось?

— Это традиция, — пояснил брат Лэльдо. — Так в незапамятные времена одевались их предки. Вот они и подражают тому, что давно ушло.

— Глупо, — рассудительно заметил медведь. — Какой смысл подражать тому, что исчезло и никогда уже не вернется? Они что, надеются таким образом оживить прошлое?

— Кто их знает, — беспечно отмахнулся эливенер. — Нас это не касается. Главное — что ни один из зрителей не вооружен, как и говорил Ринпо.

— Да, это хорошо, — согласился Горм. — Впрочем, он еще и то говорил, что ни один римлянин не решится убить лошадь — потому что лошади слишком дорого стоят. А значит, для нас нет разницы, вооружены они или нет.

— В общем, ты прав, — кивнул брат Лэльдо. — Но сам понимаешь, в жизни случается всякое… О, а вот и Ринпо!

Они уже домаршировали почти до середины арены, когда из арки прямо напротив них вышел другой отряд римских воинов, в центре которого торжественно шагали противники чужеземцев — желтокожий Ринпо и огромный полосатый кот, ухмылявшийся во всю пасть. Ринпо был вооружен несколько иначе, нежели брат Лэльдо. В его руке сверкал длинный обоюдоострый меч, на поясе висел длинный изогнутый кинжал, а в левой руке европейский эливенер нес нечто свернутое в ком..

— Что это такое? — спросил брат Лэльдо, вглядываясь в ком.

— Сеть, медведя ловить, — пояснил важно марширующий Ринпо. — Очень крепкая, кстати. Так что поосторожнее. Мне придется ее бросать… если успею, конечно. Лошади уже близко. Коты — под трибунами.

Но когда Ринпо и кот, дойдя в сопровождении кривоногих солдат почти до центра арены, остановились, невидимые барабаны вдруг загрохотали яростнее и быстрее… и сразу из нескольких арок на арену выбежали местные тощие гладиаторы, одетые так же, как Ринпо, — в красные набедренные повязки. Гладиаторов было, пожалуй, больше сотни, и они выстроились по периметру арены, держа наготове копья. Другого оружия у них почему-то не было. Впрочем, учитывая их количество, лишнее железо им было и ни к чему.

— Черт побери! — хотя и мысленно, однако весьма энергично выругался Ринпо. — Все-таки решили привести подкрепление! Ну, наплевать. Они нам не страшны.

Но тем не менее он быстро настроился и передал куда-то за пределы Колизея:

— Здесь около сотни местных гладиаторов.

И тут же оборвал связь. Брат Лэльдо и Горм поняли: желтокожий эливенер боится, как бы его передачу не перехватили служители Новой Римской Церкви. Тогда, пожалуй, они могли бы даже остановить бой, лишив римлян развлечения, — ради того, чтобы заполучить в свои руки тех, кто владеет мысленной речью. А поскольку они вряд ли смогли бы определить, кто из стоящих в центре арены передал сообщение, то, скорее всего, схватили бы всех троих гладиаторов… и вырваться из их застенков вряд ли удалось бы так уж скоро. Или вообще не удалось бы. Ринпо, живя в Риме довольно давно, уже успел насмотреться на этих злобных служителей и наслышаться о методах Новой Церкви. Так что рисковать не стоило.

Но вот зазвенели трубы, наполнив сидящих на трибунах римлян радостным предвкушением. Брат Лэльдо с изумлением обнаружил, что женщины, которых в Колизее присутствовало очень и очень много, точно так же, как мужчины, жаждут увидеть кровопролитие. Им это казалось отличной забавой! Ну и ну, подумал молодой эливенер, вот так хранительницы домашних очагов, вот так нежные жены и матери! Им нравится, когда у них на глазах терзают и убивают людей! Нет, в Америке таких баб быстро послали бы куда подальше…

Офицеры отрядов, приведших на арену бойцов, торжественным шагом подошли друг к другу и обменялись рукопожатием. А потом дали команду своим отрядам — отойти к краю арены. И сами тоже поспешили удалиться.

После этого в ложе Сената коротко и резко прозвучал гонг. Это был сигнал к началу боя.

Брат Лэльдо взмахнул трезубцем, желтокожий Ринпо одновременно с ним поднял меч, и…

И в то же мгновение изо всех арок на арену вырвались лошади. А откуда-то из-под трибун выскользнули гигантские полосатые коты. И началось светопреставление…

Многие десятки лошадей дико ржали, несясь по краю арены. Их гнедые, белые, серые, черные гривы и хвосты развевались на ветру, напоминая волны бушующего моря. Сотни копыт оглушительно грохотали, поднимая в воздух тучи мелкого белого песка. Тонконогие гладиаторы, наполовину ослепшие от попавших в их глаза песчинок, были в одно мгновение сметены яростной лавиной. А на арену тем временем выскочили десятки огромных котов, завывающих, шипящих, хлещущих длинными хвостами… и сцепились друг с другом, свившись в огромные черно-желтые клубки. Конечно, коты и не думали по-настоящему драться между собой, но с удовольствием изображали яростную схватку. Они шипели, скалились, лупили друг друга лапами с тщательно втянутыми когтями, раздавали направо и налево оплеухи… под их тяжелые лапы попалось немало местных гладиаторов и солдат, растерявшихся настолько, что у них и мысли не возникло о том, чтобы воспользоваться оружием. Да и какой прок был в оружии? Попробуй хоть один из солдат взмахнуть мечом или копьем — его в ту же секунду разорвали бы в клочья или растоптали в тонкую лепешку.

Зрителей, сидевших на трибунах, охватила паника. Ее нарастанию поспособствовали трое гладиаторов, находившихся в центре арены, — они, поспешно пробираясь к нужному им выходу из Колизея, не упускали возможности посылать на трибуны ментальные волны, внушая ошалевшим римлянам, что сейчас их всех сожрут взбесившиеся коты. И римляне, теряя венки и сандалии, повалили с трибун, вопя от страха и давя друг друга. И ничто не могло остановить их бегства — даже служители Новой Римской Церкви, изо всех сил старавшиеся и словами, и ментальными посылами внушить несущейся, как горная лавина, толпе, что никакая опасность ей не грозит.

Среди этого безумия никто и внимания не обратил на то, что чужеземцы куда-то исчезли, а вместе с ними — и желтокожий Ринпо.

…Лошади, ждавшие гладиаторов у выхода, во весь опор помчались по улицам вечного города. Брат Лэльдо и желтокожий Ринпо сидели в седлах, Горм несся рядом с ними, ничуть не уступая в скорости лошадям. Медведь только казался неуклюжим. На самом же деле лесной народ американского севера был не только умен, но и скор на ногу. Перед лошадьми и позади них бесшумно летели несколько полосатых котов. Вопли и крики, повисшие над гигантской чашей Колизея, давно уже затихли вдали; отчаянная кавалькада приближалась к окраине Рима. Но теперь беглецам пришлось сбавить ход. Здесь уже не было широких и прямых, как стрела, улиц, как в центре. Здесь началась невероятная путаница узких переулков и проездов, в которых мог бы, пожалуй, заблудиться даже местный житель, пришедший из другого района. Лошади, не привыкшие к окраинам, могли бы растеряться, однако они следовали за котами, знавшими каждый закоулок гигантского города, расползшегося по равнине, и руководствовавшимися не столько зрением, сколько чутьем.