Королевство пепла (ЛП) - Маас Сара. Страница 62

Когда они проснулись, что-то острое в груди было притуплено — всего лишь часть.

Но Манона нахмурилась. Дорин сел, зевая, разминая руками, насколько позволяла палатка.

— Что? — спросил он, когда ее лоб нахмурился.

Манона надела сапоги, потом ее плащ.

— Твои глаза коричневые.

Он поднял руку к лицу, но она уже исчезла. Дорин уставился на выход, лагерь уже собирался, чтобы уходить.

Там, где этот край притупился в его груди, его магия теперь текла более свободно. Как будто она тоже освободилась от тех внутренних ограничений, которые он слегка ослабил прошлой ночью. То, что он открыл ей. Это своего рода свобода, которая отпускает.

Солнце едва поднялось в небе, когда они начали долгий перелет в Эйлуэ.

Глава 25

Каирн надолго оставил ее гнить в ящике.

Здесь было тихо, не было бесконечного, гудящего рева реки.

Ничего, кроме давления, возрастающего, возрастающего и возрастающего под ее кожей, в ее голове. Она не могла убежать от него, даже в забвении.

Кандалы все еще врезались, натирая ее кожу. Пока под ней не стало мокро от крови. В то время как, несомненно, Маэва была все ближе к ошейнику.

Она не могла вспомнить, когда ела в последний раз.

Она снова плыла во тьму, где она рассказывала себе эту историю — снова и снова.

Кто она, кем она была, то, какую роль она сыграет в уничтожении, если уступит гробу, в котором почти не было воздуха, лишь возрастающее напряжение.

Это не имело значения. Как только этот ошейник окажется вокруг ее шеи, сколько времени потребуется, пока принц Валг найдет все, что хочет узнать Маэва? Разрушит и проникнет в каждый внутренний барьер, чтобы раздобыть жизненно важные секреты?

Каирн скоро продолжит. Это будет мерзко. И тогда целители вернутся со сладко-пахнущем дымом, как они приходили в эти месяцы, в эти годы, сколько бы ни прошло.

Она увидела их, на мгновенье. Увидела ткань на холсте, камыши, покрытые вручную вышитыми коврами под их ногами в сандалиях. Вокруг медленно горели печи.

Палатка. Она была в палатке. Снаружи слышится бормотание — не рядом, но достаточно близко, чтобы ее фэйский слух смог услышать. Люди говорят на ее языке и на старом языке, кто-то бормочет о тесных условиях в лагере.

Армейский лагерь, полный Фэ.

Более безопасное место, сказал Каирн. Маэва хотела, чтобы она была здесь, спрятать ее от Мората. Пока Маэва не оденет холодный ошейник из камня Вэрда на ее шею.

Но потом пришло забвение. Когда она проснулась, с ясной головой и без боли, она знала, что Каирн скоро придет. Его полотно было вычищено начисто, готовое, чтобы окраситься красным. Его ужасный, грандиозный финал не для того, чтобы получить от нее информацию, не для триумфа Маэвы, а для его собственного удовольствия.

Аэлина тоже была готова.

На этот раз они приковали ее не к алтарю. А к металлическому столу, установленному в центре большой палатки. Он заставил их принести предметы обихода для дома — или то, что Каирн считал домом.

Высокий комод стоял у одной холщовой стены. Она сомневалась, что он предназначен для одежды.

Фенрис лежал рядом с ним, голова лежала на передних лапах. Он спал. На этот раз точно спал. Горе тяжело навалилось на него, опустившись, словно покрывало, затемняя его яркие глаза.

Другой стол стоял рядом с тем, на котором она лежала. Под тканью выделялись какие-то три предмета. Рядом с одним из них был оставлен клочок черного бархата. Для инструментов, которые он использовал бы на ней. Словно продавец показывает свои лучшие драгоценности.

Два кресла стояли друг напротив друга на другой стороне второго стола, пока здесь не появилась большая печь, полная до краев, с потрескивающими бревнами. Дым стелился вверх, вверх…

Небольшое отверстие было вырезано в потолке палатки. И через него…

Аэлина не могла бороться с тем, что ее губы дрожали от ночного неба, от ярких лучей света.

Звезды. Всего две, но над головой были звезды. Само небо… оно было не тяжелым черным, а скорее мутным, серо-черным.

Рассвет. Вероятно, за час или около того, судя по непогасшим звездам. Возможно, она продержится достаточно долго, чтобы увидеть солнечный свет.

Глаза Фенриса открылись, и он поднял голову, подергивая ушами.

Аэлина успокаивающе вздохнула, когда Каирн оттолкнул полог палатки, показав проблеск огня, освещающий тьму. Ничего больше.

— Наслаждаешься отдыхом?

Аэлина ничего не сказала.

Каирн провел рукой по краю металлического стола.

— Знаешь, я думал, что бы с тобой сделать. Как по-настоящему насладиться, сделать что-то особенное для нас обоих, пока у нас не закончилось время.

Рык Фенриса прогремел в палатке. Каирн только смахнул ткань с меньшего стола.

Низкие металлические блюда на трех ногах, на которых были сложены бревна, и Аэлина напряглась, когда он подтащил одно и поставил его под ножками металлического стола. Меньше печи, с обрезанными ножками, оно едва касалось земли.

Он поставил вторую печь под центром стола. Третью — во главе.

— Мы играли с твоими руками, — сказал Каирн, разгибаясь. Аэлина начала дрожать, начала дергать цепи, сковывающие ее руки над головой. Его улыбка стала шире. — Посмотрим, как твое тело реагирует на пламя без твоего особого маленького дара. Возможно, ты будешь гореть, как и все мы.

Аэлина беспомощно дернулась, ее ноги скользнули по все еще холодному металлу. Не так…

Каирн потянулся к карману и вынул огниво.

Это не просто разрушит ее тело. Но разрушит ее — огонь, который она любила. Уничтожит часть ее, которая пела.

Он расплавит ее кожу и кости, пока она не испугается пламени, пока она не возненавидит его, как она ненавидела тех лекарей, которые приходили снова и снова, чтобы восстановить ее тело, чтобы скрыть то, что было реально от того, что было мечтой.

Фенрис рычал без конца.

Каирн мягко сказал:

— Ты можешь кричать столько, сколько хочешь.

Стол станет раскаленным, и запах горящей плоти заполнит ее нос, и она не сможет остановить его, остановить его; она будет кричать в агонии, так как ожоги просочатся дальше, сквозь кожу к костям…

Давление в ее теле, ее голове, исчезло. Это ушло на второй план, поскольку Каирн вытащил свернутый мешочек из другого кармана. Он положил его на полосу черного бархата, и она смогла разглядеть тонкие инструменты внутри.