Лаки бессмертный. Гексалогия (СИ) - Фирсов Алексей Сергеевич. Страница 7

Свитер и толстая куртка с капюшоном, правда с порванным рукавом, но Кастор заштопал рукав быстро и крепко.

Зима пришла без предупреждения. Вечером было сыро от прошедшего дождя, а утром все сковал мороз. Свалка покрылась слоем льда.

Для Лаки мороз и лед были в новинку, но он быстро освоился и уже смело с разгона скользил по замершей луже, стоя на куске пластика.

Развлекаться долго не пришлось. Вдалеке гудели моторы грузовиков. На свалку направлялась новая партия отходов.

Через два дня выпал толстым слоем влажный снег. Форман показал, как надо лепить снежки.

От холода руки покраснели и под кожей чесалось и зудело.

— Надень перчатки, руки замерзли же!

— Это вода?

— Что же еще? Просто замерзшая вода.

Лаки смотрел, как ажурные снежинки ложатся на его руку. Хрупкие, но такие узорчатые, просто волшебство с неба!

— Они очень красивые, правда?

Лаки вскоре обстреливал своих товарищей метко и быстро.

— Оказывается зима-это здорово! — со смехом крикнул он и тут же получил в глаз ответный снежок. Больно было до слез и глаз заныл, и моргать было больно…

— Извини, парень! Болит?

Форман обнял его, заботливо заглядывая в лицо.

— Ничего, пройдет…

— Эй, снайперы, пора делом заняться! — позвал их Кастор, катая рядом снежный ком.

До сумерек они катали снежные неровные комья и выкладывали вдоль стены хибары снежную стену. Ночью ударил мороз, но в щели уже не сквозило и стало даже теплее.

Ветер усиливался с каждым днем и морозы крепчали. Стало трудно находить топливо до печки. Лаки оставался следить за огнем и подкладывать в печку деревяшки очень экономно, а мужчины шли в ближайший лес за сучьями и сушняком. Топора чтобы свалить дерево у них не было. Старая, остро наточенная лопата с коротким черенком и собственные руки — вот и весь инструмент скавенжера.

Угревшись в тепле, Лаки задремал, а проснулся в темноте. Печка погасла. Рядом с хижиной кто-то ходил, заглядывал в оконце, заделанное исцарапанным, почти матовым пластиком.

Мальчик насторожился.

— Эй, пацан! Ты тут? — спросил незнакомец простуженным басом.

— Ты тут, я знаю!

Хлипкую дверь толкнули снаружи и она затрещала. Лаки не выдержал.

— Форман и Кастор скоро придут! Убирайся!

Незнакомец хмыкнул.

— Не придут. Их полиция из города забрала. Так что если хочешь со мной жить — открывай! Не хочешь — выметайся!

— Почему их забрали?!

— А я знаю?! Давай, малец, а то дверь сломаю!

Снег валил свирепо, небо и земля были одного цвета — темно-серого.

Лаки брел по следам грузовика, красные огоньки которого давно исчезли в круговерти метели.

Он должен дойти до города, до полиции и объяснить всем что Форман и Кастор хорошие люди, что их надо отпустить и что он, Лаки, не может жить без них!

Незнакомец все же сломал дверь, но Лаки уже стоял наготове с тяжелой коробкой в руках.

Врезал по затылку негодяю от всей души!

Немного сухого хлеба, да эта коробка с кристаллами, вот и все что лежало в рюкзаке за спиной.

Снег лепил в лицо, и только колеи от колес указывали путь.

Лаки брел настырно вперед. В его ухе, в приемнике певец задушевно пел про светлый праздник, что приходит вместе со снегом и звоном колокольчиков.

«Что за колокольчики такие?»

Он шел пока не понял, что колея исчезла. Вокруг серая равнина и снег кружит, а ветер лезет под одежду.

Тогда он сел спиной к ветру и решил немного отдохнуть.

«Посижу немного и пойду дальше… Немного… Самую малость…»

Глава шестая

Верит по имени Морис, возвращался домой на легких санках в хорошем настроении. Солнце ярко светило после вчерашнего бурана. Пачка галактостандартов за пазухой навевала сладкие грезы. Лошадь шла быстрым шагом, ей тоже хотелось быстрее вернуться в теплую конюшню, пахнущую сухим сеном.

Морис продавал самогон патрульным на периметре у города и имел неплохой профит.

Старейшина общины — старый Герб, иногда порицал Мориса за коммерцию с иноплеменниками, но Морис упрямо продолжал, считая, что заветов веры не нарушает. В книге пророка ничего не сказано про самогон и патрульных!

Когда лошадь встала и повернула голову к хозяину, моргая заиндевевшими ресницами, Морис разозлился.

— Ты что встала, дохлятина?!

Дохлятина грустно смотрела на Мориса, и он застыдился.

Рыжая за зря не будет останавливаться!

Морис выбрался из бараньего тулупа и выскочил на снег, провалившись сразу выше колен.

— Чего там?

В двух шагах впереди Рыжей из снега поднимался темный бугорок.

Морис разгреб снег и обнаружил человека, лежащего под снегом, поджав ноги к груди.

От куртки воняло. Заглянув под капюшон, верит, увидел детское лицо. Из носа шел едва заметный парок.

— Живой? Ты кто? Откуда?

Мальчик открыл глаза, карие, почти черные.

— Меня зовут — Лаки. — Прошептали побелевшие губы.

Вериты жили под землей. Крутой склон оврага, что рассекал равнину как рана от огромного скальпеля был изрыт норами в плотном слое красной глины на многие растояния. Вериты жили как ласточки. Потому что так теплее зимой и прохладнее летом. Потому что пределов жизненному пространству не было — хочешь увеличить жилплощадь — копай дальше!

По наезженной дороге Морис съехал на дно оврага и добрался до своей конюшни. По пути встретились Тим и Жак, что возвращались в лес за новой порцией дров. Их санки были куда шире и длиннее обычных, за что братьев тоже порицал староста, ревнитель единообразия, но дрова у братьев все же покупал. Для него была льготная цена.

Морис снял с саней деревянную лопату разгреб снег от дверей конюшни и заехал внутрь. Сначала распряг лошадь и отвел в стойло, задал сена, а потом уж закрыл ворота — не потому что экономил на освещении. Чтобы соседи не заметили фонарика в его руках. Фонарь — дело греховное и нечистое!

— Эй, как тебя? Лаки, что ли?! Вставай, приехали!

Мальчишка выбрался из тулупа, в котором продремал всю дорогу, с любопытством огляделся. Луч фонаря плясал по стенам и потолку. Везде доски и балки, потемневшие почти до черноты.

— Где мы?

— У меня в доме, где же еще?

— Тут все из дерева?

— Это только внутренняя отделка. Еще дед строил.

— Здорово!

— За мной иди.

По лесенке из бутового камня они поднялись этажом выше. Через оконце под потолком, наполовину заляпанным снегом, светило солнце.

Здесь их встретила женщина в черном платье и черном чепчике на голове, надежно скрывавшем ее волосы. Она была молодая и с веснушками на все лицо. Из-под платья выпирал круглый живот. Женщина строго посмотрела на Лаки.

— Морис, кого ты привел?

— Найденыш. Нашел в поле под снегом. Зовут Лаки.

— Отведи его к Гербу! Почему к нам?

— Эльза, дорогая, мальчишка замерз, он голоден…

— И от него воняет как от помойки!

Эльзас зажала свой длинный нос двумя пальцами.

— Вот поэтому тоже! Господь велит быть добрым не только с ближним своим!

— Ды не испавим!

Морис вынул из за пазухи пачку цветных бумажек и вручил женщине. Кивнув чепцом, Эльза удалилась следом за своим животом.

— Не обращай внимания! — махнул рукой Морис и повел носом. — Да, запашок у тебя тот еще! Быстрее идем!

Морис привел Лаки в комнату, расположенную по соседству, теплую, но без окна и потому освещенную фитилем, что плавал в миске с жидкостью. Пламя колебалось и по стенам дощатыми разбегались тени. Здесь Морис снял свою длинную куртку и повесил на вешалку.

— Снимай все с себя!

— Зачем? Я еще не согрелся…

— За той дверью мыльная комната. Тебя надо помыть.

Морис сам начал быстро раздеваться. В круглой, полутемной комнатке было очень жарко, почти как днем в пустыне. Жар шел от груды круглых камней прямо посредине. Но после зимней поездки это казалось блаженством.

Морис принес два деревянных таза, наполнил их водой из крана.