Истинная пара дракона (СИ) - Арминская Мая Юрьевна. Страница 28

А в следующее мгновение сознание ухнуло вниз, в бездну отчаяния, и тело за ним, потому что я… падала. Под ногами оказалась зияющая пустота, а вокруг — ничего, абсолютно ничего, за что можно было бы ухватиться. Даже, черти его задери, дракона!

Часть двенадцатая. Об ужасах авиастолкновений

Я падала в совершенно, как это иронично с его стороны, свободном полете. А земля была настолько далеко, что территория академического городка, выделяясь на фоне белых зимних просторов, казалась просто небольшим ограниченным квадратом. Крик застыл в горле, меня затопил ужас, перед глазами вот-вот должна была мелькать картинками вся жизнь…

И как-то я даже не стала обращать внимания на то, что все это убийственное для меня событие происходит медленнее, чем должно было бы, и на такой невероятной высоте я не испытывала почти никакого холода, который присутствовать должен был обязательно, и ветер бил не так сильно, как мог. Не до того было. Но если бы задумалась, то гораздо меньше было бы разводимой паники.

Веки упали и намертво склеились сами собой. Последней моей мыслью перед предполагаемой смертью стала "Таки достала его". И напоследок было как-то даже обидно, что зря извинялась, а он не оценил.

Прошла вечность, прежде чем я почувствовала, как вдруг мягко (а значит, падала я не дольше секунды) подо мной оказалась твердая поверхность. Глаза я разлепила моментально, а затем… Мир ярко вспыхнул ослепительно-голубыми красками небес.

Мощно взмахивая огромными черными крыльями по сторонам от моего места сидения, дракон, позволивший после этого короткого экстремального испытания впервые себя оседлать мне, своей жертве-принцессе, сделал еще один головокружительный кульбит, толчок, ветром вырывая меня из скользких лап ужаса, и полетел вперед. Мой убийственный испуг быстро сменился абсолютным восторгом.

…Вдох смешивается с очередным рывком — мы взмываем…

…Медленный выдох плавно сливается с мимолетным парением, душа рвет последние оковы…

…Едва успеваю судорожно вдохнуть вновь, как мы снова делаем умопомрачительный взмах вверх, и крик восхищения теряется где-то в шумных потоках воздуха…

…Выдох ощущается чем-то далеким, отделенным физического тела, мы неожиданно ухаем в воздушную яму…

Сердце оглушительно бьется, грозя ненароком выпрыгнуть из тесной клетки груди, и этот дикий, неравномерный ритм звонким эхом отдается в ушах, перекрывая даже яростный рев бушующего ветра; ощущение безграничного счастья — или ее иллюзии, неважно — накрывает меня с головой, затягивает в омут безвременья.

Мне казалось, этот цикл мог бы продолжаться вечность. Поглощенная эйфорией, я забыла обо всем: и о текущих минутах, и даже не замечая, что «свобода» не была такой уж полной, что магия дракона крепко приковывала меня к его спине, не давая упасть. Это все было неважным, ведь в моих грезах полет был моим. Личным. Я почти наяву чувствовала каждый взмах крыла собственным, я не оседлала, я была драконом.

А это в какой-то мере действительно обстояло так. Оказалось, впервые наша связь проявила себя в обе стороны, и это поразительное слияние грозило нам обоим маленьким сумасшествием, потому что ничего более всепоглощающего, восхитительного, крышесносного я в жизни не испытывала.

Здесь, в бескрайних просторах небес, было то, что я никогда не нашла бы на земле. Желанная свобода…

К сожалению, ничего не могло продолжаться слишком долго, и уж тем более ничего хорошее. Мое эфемерное счастье разбила жесточайшая реальность с отвратительным крякающим звуком. Ее воплощением стало уродливого вида демоническое существо, пробившее с подозрительно радостным для того, чтобы быть неумышленным, кличем защитный купол дракона. Летело оно в нашем направлении и с убийственной скоростью, но инерцию забрал на себя купол, так что я при столкновении, благо, осталась жива, хоть и не совсем невредима.

Выражаясь конкретнее: в меня со всей дури врезалась утка.

Упуская мои визги, слезы и прочие непотребности в процессе борьбы со вшивой птицей, скажу, что несколькими минутами позднее драконом была совершена аварийная посадка. Меня, все еще переживающую, пожалуй, худший свой теперь кошмар, еще не способную оставить истерику, судорожно пытающуюся вытащить из прически застрявшие перья и горько оплакивающую целый клок вырванных бешеным пернатым волос, аккуратно слевитировали на снег. Я совершенно ничего не видела за пеленой слез, поэтому в очередной раз пропустила интригующий момент смены формы дракона. А он сделал это быстро, и я даже не успела толком разойтись, как плеч коснулись мужские, вполне человеческие руки и с тихим «Мариа» чуть встряхнули, пытаясь привести в чувство. Но я в чувство не приводилась так просто, мне нужно для этого было побольше тепла, так что громко, жалобно всхлипнув, я резко подалась вперед и уткнулась в теперь чуть пряно пахнущий плащ магистра Шайкана.

Стыдно будет потом признаваться в том, что едва не убившая меня при неожиданном нападении птица (эта безмозглая полуслепая тварь умудрилась зацепиться за шаль от моего платья когтями, порвать в каких-то местах дорогие одежды, жестоко избить крыльями и нанести глубокую, от которой наверняка еще останутся навечно шрамы, страшную, багрово-алую кровоточащую психологическую травму) впечатлила меня в стократ сильнее, чем всякие беловолосые незнакомцы на подоконниках, ссоры с великими и ужасными драконами, покушение когда-то на нас с отцом, откровения магистра, даже недавний трюк дракона со свободным падением, да все вместе — вообще никогда в жизни еще так сильно не рыдала.

— Маленькая леди, — кажется, я еще никогда не слышала в голосе дракона столь откровенных ноток растерянности, хотя его руки сориентировались сразу, прижавши меня к твердому телу. Меня опять осторожно гладили по многострадальным волосам, но эта ласка с волосами всегда странно мне нравилась, так что он поступал правильно. В голосе, в жестах лорда была невыразимая нежность, от которой я расчувствовалась еще сильнее.

Естественно, не в утке было все дело. Просто она, на фоне всего остального, стала последней песчинкой, и лавина моих эмоций прорвала все плотины. Я плакала, привычно жалея себя, и еще сильнее плакала, начиная жалеть терпевшего меня мужчину. Долго мы так стояли, пока влага в организме наконец не кончилась, и я стала медленно, но верно затихать.

— Я вовсе не маленькая, — было первым моим хриплым изречением, когда речь более-менее пришла в норму, хоть и с паузами на шмыганье сопливым носом.

Он хмыкнул, но спорить не стал.

— Ненавижу уток, — начиная возвращаться в рассудок, а вместе с тем все ярче и ярче краснея от смущения, я отстранилась.

— А я люблю, — задумчиво ответил мне он вдруг. — Аппетитную, жареную, на костре…

Я задумалась тоже.

Не знаю, каким образом, но полчаса спустя я закончила разводить магический костер на собранном хворосте, а дракон приземлился где-то за пределами моей видимости, снова не позволив лицезреть чудо перевоплощения, и вернулся с добычей в уже руках, а не лапах. Я почему-то и не сомневалась, что раз уж он решил, что мы устроим обед за костром мясом птицы, эта конкретная птица обязательно будет, так что гадать оставалось только о том, та ли это утка.

Ну, и еще это смотрелось немного дико. Этот длинноволосый блондинистый дракон всегда казался истинным холодным аристократом (по крайней мере, со всеми, кроме, может быть, меня, ибо не приведите небеса мне однажды ощутить на себе его презрительно-равнодушный прищур и вымораживающе-ледяной тон). Он был им от подтянутого, но скорее статного, чем по-рыцарски мощного, огромного тела до манеры держаться, некой частичной брезгливости порой в жестах — например, изогнутое лезвие ритуального кинжала на паре перед тем, как продемонстрировать нам заклинание на крови, маг сначала своим идеально белым платком, коих имел, наверное, десятки в карманах, педантично протер. Так что меньше всего я когда-либо всерьез могла поверить, что буду видеть его в образе охотника, пришедшего с мертвой грязной дичью в руке.