На моей планете сегодня дождливо (СИ) - Алексеева Оксана. Страница 13
Это прозвучало не как вопрос, поэтому я не посчитала себя обязанной отвечать.
— Ну, а ты? Теперь и о себе расскажи, — предлагаю я.
Рома молчит. Я знаю причину его молчания, но не могу ее обозначить вслух. Он ведет себя так, что никто и никогда не догадался бы о ее настоящих эмоциях — никаких лишних жестов, напряжения или других реакций, которые он выявил у других. Думаю, этот разговор пора заканчивать:
— Ты прав. Я сама не своя, потому что у меня с ним ничего не получается.
— К сожалению, тут глупо что-то советовать. Мысли его я прочитать не могу.
Настя зовет:
— Ром, иди сюда, тоже давай пой. Трезвость от ответственности не освобождает!
Он идет без пререканий и поет что-то, выбранное Денисом. Пью вино. Смотрю на него — сейчас, когда он этого не видит, можно. Я, наверное, впервые встречаю настолько сложного человека — такого, у которого «внутри» полностью противоречит тому, что «снаружи».
Глава 7
Решаю провести субботу в одиночестве. Аленке по телефону бодро отвечаю, что у меня все в порядке. В общем-то, так и есть, мне просто надо собраться с мыслями.
Барсюля счастлив, что его любимая я наконец-то дома и никуда не собирается: вытирает пыль, готовится к семинарам, смотрит фильм на ноутбуке, долго глядит в окно на бесконечный дождь.
Мои эмоции перепутались между собой. Рома вчера заметил, что мое отношение к Денису стало другим — он прав, но не до конца. Денис по-прежнему Сияющий, не могу себе представить, чтобы это для меня изменилось. Я просто отвлеклась — и камнем преткновения сам Рома и стал. Ему любопытно, что же произошло, ему хочется докопаться, и, наверное, он имеет на это право. Стараюсь не думать о нем, но когда ближе к вечеру звонит телефон, обозначая неизвестный номер, я, кажется, заранее знаю, чей голос услышу:
— Мы можем поговорить? Привет.
Сажусь на диван, подбираю под себя ноги.
— Можем. О чем? Привет.
— О том, что у тебя в голове, — в голосе слышу улыбку. На самом деле, нужно говорить о том, что у него в голове! Он объясняет: — Кира, я понимаю, что где-то накосячил, но ей-богу, сам не допру.
Как я и думала — странности он заметил, ему нужна причина.
— С чего ты взял, что накосячил, Ром? — натягиваю на себя плед и укладываюсь поудобнее.
— До сих пор думал, что я не дурак. И до сих пор думал, что меня никто дураком не считает, — смеется тихо, легко. — Ты… просто в один миг изменила отношение ко мне, захлопнулась. Я чем-то обидел тебя?
— Почему ты звонишь, а не спросил об этом лично? — я настраиваюсь на прямоту, но не все сразу.
— Ты бы не ответила, — кажется, он потягивается. Тоже, наверное, лежит на кровати или диване, смотрит в потолок. — Это такой психологический трюк. Иногда то, что не говорится в глаза, легко произносится в телефон. И думаю, полное разрешение конфликта между нами важно не только для меня — тебе тоже станет лучше.
Кажется, именно этот разговор мне и был нужен, его я и ждала в своих метаниях, только так, только с ним я и смогу рассортировать кашу в голове по разным тарелочкам.
— Ты психолог, что ли? — шучу, отвлекаясь от темы.
— Э-э, что за вопрос? И вообще-то, психиатр. Есть разница.
— Что?! — меня аж на месте подбрасывает, но после выдоха могу добавить: — А ведь несложно было догадаться!
— О чем? Ты не знала?
Вместо ответа смеюсь. Он в замешательстве:
— Кира, я ж по образованию психиатр, но не практикую. Ты почему так удивлена?
Теперь я в веселом возмущении:
— Я тебя спросила однажды, кем ты работаешь, но ты не ответил! А у других я не хотела о тебе спрашивать! Да я чуть не лопнула от любопытства!
Он думает секунду и решает, что обязан его удовлетворить:
— Я не работаю по специальности. После института открыл психологический центр, отец помог со стартом, короче, занимаюсь бизнесом, а не медициной. Об этом все наши знают! — он меняет тон. — А вот теперь ответь, почему не стала спрашивать у других обо мне, раз тебе это было интересно?
Допрос ведет профессионал, мне ли с ним тягаться? Поэтому решаю расслабиться и отдаться на его милость:
— Не хотела говорить о тебе. Ни с кем. И знать о тебе больше ничего не хотела.
— …после? — продолжает он за меня. — После чего? Кира, что произошло такого, что я у тебя из доверенных лиц вдруг во врага превратился?
Не во врага — неверная формулировка. Но как сказать об этом? А если так прямо и сказать?
— После того как я узнала, как ты ко мне относишься. Меня это… испугало.
— И как я к тебе отношусь? — без малейшей паузы.
Молчу.
— От кого и что конкретно ты узнала?
Жалею, что отважилась на этот разговор. Сейчас уже поздно, кто-то из нас сделает все понятным, а как после этого мы будем общаться? Ладно, пусть это буду я:
— Я нравлюсь тебе. Очень сильно. Ты ревнуешь к Денису. Ты… взял этот номер у Ольги, жены Игоря, еще тогда, но не стал звонить.
Напряженное молчание, а потом неожиданно легкое:
— Начинаю думать, что ты умеешь читать мысли!
— Думай, что хочешь, — сейчас ему надо осмыслить, поэтому не стану давить, подожду.
— Тебе об этом могла сказать Ольга, — предлагает он объяснение хоть чему-то.
— Могла, — покорно соглашаюсь. — Ты хотел разбить мою чашку об стену, ты стоял за моей дверью тогда. Долго… Ты хотел вернуться, но если бы я открыла, ты бы просто попросил зонт и ушел.
— И у тебя нет дверного глазка, — он говорит теперь сам с собой.
— И ты об этом знаешь не хуже меня, — заканчиваю я мысль. — И самое, наверное, самое важное — ты хотел, чтобы я об этом узнала, но никогда бы не сказал прямо. Тебя все это выбило из колеи основательно.
Физически ощущаю, как он садится, как недоуменно зарывает пальцы в волосы. Мое сознание неожиданно выскальзывает, плюхается о бездушную поверхность телефона и возвращается на место. И почти без перерыва еще раз — к трубке, ощутимый шлепок, обратно. Да что ж это такое? Ведь сейчас он на другом конце города! Может, у Ромы тоже суперспособность? Например: «Кто-нибудь, залезьте мне в голову! Ау! Кто-нибудь, мне от этого становится приятно!». Даю себе и ему время поразмыслить — каждому о своем.
— Кира! — знаю, что он уже на ногах, ходит по комнате туда-сюда. — Это же… потрясающе! Невероятно! Да это же… просто спасение для многих! Я пока не могу определить границы моральности такого вмешательства, но в некоторых случаях оно полностью оправдано! — у меня от шока на его реакцию аж рот открывается. — В крайних случаях аутизма, например. Или дети! Дети не могут сформулировать свои проблемы, они не сопоставляют многие события — некоторым нельзя помочь только потому, что невозможно понять суть их мыслей! В психологии таких проблем тьма тьмущая, и ты смогла бы…
Я смеюсь в голос:
— Так, Рома, спокойно! Я уже поняла, к кому обращаться, когда буду искать способы применения своего дара! Значит, теперь ты веришь?
Он заставляет себя утихомирить волнение и сесть:
— Не могу сказать, что верю… Но теперь и не могу сказать, что не верю! В любом случае, я тебе работу уже предлагаю! С оплатой точно договоримся, — теперь и он смеется.
— И это все, что тебя волнует? — жду, когда он вспомнит и о теме нашего разговора. — То есть никакого смущения, что я так нагло в тебя влезла и все узнала?
Рома усмехается, но тихо, спокойно:
— Ты же сама сказала, что я этого хотел. Ну вот, получил. Хотел, потому что я — гребаный эгоист. Для меня твои открытия в сущности ничего не меняют. Похоже, что от них пострадала только ты сама.
Он улыбается, чувствую это, но не знаю, что возразить. Поэтому Рома продолжает сам:
— Кира, а что изменилось для тебя? Ну узнала — и что? — он чувствует, что я в ступоре. Раскачивает меня: — Почему тебя это испугало? Думаешь, что я с собой не справлюсь? Что могу доставить тебе неприятности?