Змеиное Солнце - Семенова Мария Васильевна. Страница 17

— Это же саконы! — обратился Хаста к стоящему рядом местному торговцу. — Каким чудом их сюда занесло?

— Вот явились сегодня поутру, — охотно вступил в беседу житель Двары. — Говорят, у накхов междоусобица. Эти везли оружие к Шираму, а тот поругался с саарами. Слыхал, что утром перед воротами творилось?

— М-да... — протянул Хаста, пытаясь понять, что тут происходит на самом деле.

— Уж мы тут сейчас наторгуем, — увлеченно прошептал его собеседник. — Они цен-то совсем не знают, а их оружие, о-о! — у нас за такое платят вдесятеро против того, что они запросили. Ты глянь на них, почтенный жрец, — экие подозрительные рожи. Продешевить боятся...

Действительно, саконы в искусстве торга явно не преуспели.

— Мы не знаем ваших цен, — слышался отрывистый, высокомерный голос старшего. — Откуда нам знать, что это верная цена? Мы меняем у накхов железо на рабов. Сколько у вас стоит сильный раб-венд?

Хаста с любопытством уставился на саконов. Раньше он видал только одного — того, что Аюр убил в заповедном лесу. Эти же выглядели cовсем иначе... Приглядевшись, рыжий жрец едва не вскрикнул от изумления. Изменившись в лице, он потихоньку отошел, надеясь что никто не заметил этого. «Саконы» были переодетыми накхами рода Аршага — с буйными черными волосами, повязанными на лбу тесемкой, с нарисованными на лице и руках вымышленными племенными знаками народа кузнецов... Так вот зачем Ширам приказал им расплести косы! По правде сказать, эти «торговцы оружием» весьма слабо напоминали саконов. Впрочем, здесь их было некому уличить. Главное — лазутчики стали совсем не похожи на накхов.

«Но я по-прежнему не пойму, что задумал Ширам, — размышлял Хаста, шагая к храму. — Их тут всего дюжина, а в крепости три сотни воинов... Только бы он не залил тут все кровью... Господь Солнце, забери у него жажду мести и отвесь взамен немного здравого смысла!»

Глава 7Клятва Хасты

Расписные ворота местного храма Исвархи уже виднелись в конце улицы. В прежние времена, выполняя тайные поручения святейшего Тулума, Хаста не раз здесь бывал. Задание, которое ему предстояло выполнить сейчас, несомненно, было самым тайным и самым важным из всех.

Ворота Полуденного храма были украшены позолоченными львиными головами. Вздыбленные гривы напоминали солнечные лучи, лишний раз говоря жителям Двары, что бог, дарующий и охраняющий жизнь, может быть суровым и даже яростным. Венды, жившие в этих краях, львов отродясь не видали, но очень хорошо понимали эту двойственность. Хозяин небес Сварга, которому они поклонялись наряду с десятком прочих вышних и подземных богов, насылал и живительное тепло, и устрашающие грозы, и питающие первые ростки весенние дожди, и губящие урожай затяжные осенние ливни. Так что всесильного, милостивого и карающего Исварху они признали быстро и с почтением склонились перед ним.

Храмовая стража узнала Хасту и без золотого перстня с печатью. Услышав о прибытии ближнего человека святейшего Тулума, верховный жрец храма Двары от радости позабыл о правилах и чинах и бросился через двор ему навстречу:

— Хаста! Как хорошо, что ты прибыл! Может, ты расскажешь, что происходит в столице? Мы тут уже устали объяснять людям то, чего сами не понимаем! Сначала до нас доходят слухи о мятеже накхов, о том, что они разорили пригороды столицы, но блюститель престола Киран разгромил их... На следующий день уже говорят, что Киран бежал с поля боя и сам чудом остался жив. Затем из Накхарана до нас доходят вести, что бывший глава жезлоносцев Ширам возложил на себя змеиный венец и вот-вот будет здесь с войском! А позавчера вечером в Двару примчался гонец с требованием подготовить дом для царевны Аюны, которая скоро прибывает сюда со свитой и приданым, чтоб выйти замуж за саарсана! Ты ничего об этом не знаешь?

— Нет, — в замешательстве отозвался Хаста.

Верховный жрец Двары подхватил его под руку и повлек за собой к храму, продолжая свои сбивчивые речи:

— Мир перевернулся! Кажется, Исварха не слышит наши молитвы... — Он понизил голос: — Быть может, Северный храм в чем-то прав?

«Только этого не хватало», — подумал рыжий жрец.

— Говори же, Хаста! Какие вести ты привез нам от святейшего Тулума?

— Сейчас расскажу. Но об этом никто не должен знать. Здесь есть место, где нас не потревожат?

Главный жрец Двары понял намек, прекратил расспросы и повел гостя под арку, ведущую во второй внутренний двор. Конечно, Хаста был человеком приятным и обходительным, однако святейший Тулум держал его подле себя не ради этого. Зачастую именно этому невзрачному молодому жрецу поручались самые тонкие и тайные дела.

Они вышли в небольшой храмовый сад, сели на каменную скамью под ухоженной яблоней, и Хаста, предварительно оглядевшись, тихо заговорил:

— В столице переворот. В нем обвиняют накхов, но это все подстроено Кираном. Он подлый мятежник.

— Но как такое может быть? — в замешательстве пробормотал верховный жрец Двары. — Киран — ближний родич покойного государя! Именно он открыл государю козни заговорщика Артанака!

Хаста пожал плечами:

— Вероятно, так и было. Киран убрал с пути всех преданных государю Ардвану людей, чтобы в нужный миг не нашлось никого, кто бы смог защитить его жизнь.

Главный жрец побледнел:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что ясноликий Киран виновен в смерти государя?

— Да. — Хаста задумался, вспомнив шрам на скуле у Ширама. — И я, пожалуй, догадываюсь, кто совершил это злодеяние...

— Но зачем?! Ведь солнцеликому Ардвану должен наследовать его младший брат, святейший Тулум!

— Киран держит святейшего Тулума в осаде в его храме.

Предстоятель храма Двары на миг утратил дар речи.

— Ах вот что... То-то я думаю: почему мой гонец вернулся из столицы ни с чем?.. Ему сказали, что верховный жрец скорбит и не желает никого видеть...

Хаста насмешливо скривился и продолжил:

— Когда в столице все только начиналось, по приказу святейшего я отправился к накхам для переговоров. Но Киран переиграл нас. Накхи были вынуждены оставить свою крепость и уйти в Накхаран, а с ними пришлось бежать и мне...

Старший жрец храма Двары сидел вытаращив глаза, не зная, верить ли собственным ушам или нет.

— Святое Солнце! Всего этого не может быть, — ошеломленно прошептал он.

— Все это так же верно, как то, что я стою перед тобой, — отозвался Хаста и поднял руку, показывая золотой перстень. — Я выполняю здесь волю святейшего.

— Cлушаю тебя, почтенный Хаста, — пробормотал старший жрец, склоняя голову перед святыней.

— Ширам действительно принял венец саарсана. Это произошло на моих глазах. За ним — войско накхов. После сражения с колесницами Кирана он пылал яростью, желая уничтожить Аратту, однако мне удалось воззвать к свету Исвархи в его душе. Ширам вспомнил о том, что клялся в преданности царевичу Аюру, а такие, как он, держат клятвы. Теперь он отринул месть и желает лишь восстановить поруганный закон и справедливость. Скоро саарсан будет здесь...

Казалось, побледнеть сильнее главный жрец не мог, но ему это удалось.

— Не бойся, слушай меня!

Хаста понимал, что все слова сейчас мало что значат для служителя Исвархи, живо представившего себе, что могут устроить накхи в захваченном городе.

— Слушай меня! — вновь требовательно повторил он. — Ширам идет сюда как военачальник законного наследника престола, а не как захватчик. Он не желает разорять Двару, как и любой другой город Аратты. Он войдет в крепость, желаем мы того или нет, потому что он уже решил сюда войти. Эти стены его не остановят. Но если мы поможем ему, накхи никого не тронут. Все будут живы, клянусь Солнцем, — с нажимом повторил он. — И не только это! Если саарсан возгласит имя Аюра со стен Двары, по всей стране воочию увидят, что он не враг Аратте, а по-прежнему ее верный слуга...

У Хасты перехватило горло, то ли от волнения, то ли от собственной наглости. Он понимал, что, возможно, лишь священный перстень в его руках удерживает предстоятеля от вполне разумного действия — позвать стражу и кинуть мятежника и пособника накхов в храмовое подземелье. И тогда Хасте останется только молить Исварху, чтобы главный жрец отправил весть о его поимке Тулуму, а не отдал его местному воеводе, который незамедлительно повесит его на городской стене. «Вот и веревка пригодится», — с мрачной усмешкой подумал он.