Греховная невинность - Лонг Джулия. Страница 25
Глядя на Еву во все глаза, миссис Лэнгфорд безмолвно протянула ей корзинку с печеньем. Ева взяла ее с грацией королевы, принимающей скипетр из рук вассала.
— Жду не дождусь, когда попробую ваше сладкое печенье, миссис Лэнгфорд.
— Надеюсь, оно придется вам по вкусу, — сухо отозвалась женщина.
— Я в этом не сомневаюсь.
Что, если печенье и вправду твердое как камень? Что ж, тогда можно позвать в гости Поли Лэнгфорда и швырять печенья, как камешки, в пруд позади усадьбы.
Миссис Лэнгфорд обеспокоенно вытянула шею, обводя глазами зал. «Должно быть, высматривает мужа, — подумала Ева. — Тот, похоже, посчитал за благо убраться подальше».
— Мне нужно идти, — пробормотала Маргарет и, сделав быстрый реверанс, поспешила прочь.
Миссис Снит откашлялась — трубный звук напомнил Еве сигнал побудки, которым горнист призывает солдат оставить палатки и занять место в строю.
— Мы посовещались и заключили, что наилучший способ для вас решить, хотите ли вы примкнуть к женскому обществу Суссекса, леди Уэррен, — принять участие в нашей работе. Нас глубоко тревожит судьба неимущих, в особенности детей и стариков. Слабых и беззащитных.
Три пары сверкающих глаз уставились на Еву. Во взглядах женщин чудилось что-то недоброе.
А-а, похоже, дамы задумали устроить ей испытание. Что ж, пусть так и будет. Ева одарила их тонкой царственной улыбкой.
— Прекрасная мысль.
— Мы приглашаем вас завтра навестить вместе с нами семью О’Флаэрти.
— С радостью присоединюсь к вам, — немедленно откликнулась Ева, понятия не имея, о чем идет речь. Ей показалось, что при упоминании имени О’Флаэрти у пастора перехватило дыхание.
— Я заеду за вами в Дамаск-Мэнор в восемь утра. До завтра, леди Булман.
Дамы простились, присев в церемонном реверансе. Уходя, Джозефина послала пастору нежную улыбку.
Повернувшись к Адаму, графиня вопросительно приподняла брови.
— Семейство О’Флаэрти?
— Речь идет о мистере и миссис О’Флаэрти. Это бедная семья. Я договорился, чтобы им помогли привести дом в жилой вид. Мы начинаем завтра.
— Возможно, есть нечто, что мне следует знать об этой семье?
Адам немного помолчал.
— Скажем так, леди Уэррен… думаю, вам решили устроить испытание. Выражаясь метафорически, вам предстоит очистить Авгиевы конюшни.
— Что значит «Авгиевы конюшни»? — Похоже, графиню нисколько не смущали пробелы в ее образовании. Она не видела смысла извиняться за них. Любознательная от природы, Ева никогда не упускала возможности учиться у своего окружения и впитывала знания как губка. В беседе с Адамом она обмолвилась, что находит полезным всякое новое знание и умение.
— Вам доводилось слышать о Геракле? Могучем воине, греческом герое, которому пришлось совершить не один подвиг, чтобы доказать, на что он способен?
— Хм. Кажется, кто-то из знакомых упоминал при мне это имя, — задумчиво произнесла Ева. — Мое образование слегка хромает, преподобный, и, должна признаться, меня не обучали традиционным женским премудростям. Однако я пою, немного играю на фортепиано, сносно шью и знаю немало полезных французских выражений. К примеру, «Je voudrais fumer ton cigare».
Ева прибегла к уловке, желая смутить пастора, и, похоже, ей это удалось. Она обронила непристойность самым будничным тоном.
Фраза, означавшая «Я бы охотно покурила твою сигару», представляла собой пикантный эвфемизм. Разумеется, речь шла вовсе не о сигаре.
Ева с радостью заметила, как лицо преподобного окаменело. Его синие глаза потемнели. Несколько мгновений он смотрел на нее не мигая. Потом слегка покачал головой.
И Ева вдруг почувствовала себя неловко. Краска стыда обожгла ей лицо. Боже, как ему это удалось?
— Авгиевы конюшни были завалены лошадиным навозом, леди Булман, — негромко произнес Адам. — Горами навоза.
— О, преподобный Силвейн, похоже, флиртовать с вами — дело безнадежное.
Он улыбнулся и вежливо коснулся края шляпы.
— До свидания, леди Уэррен. Пойду заберу свой имбирный пирог. Желаю вам удачи. Хочется верить, что завтра все пройдет благополучно.
Глава 10
Вернувшись в пасторат примерно полчаса спустя, Адам обнаружил, что у него на кухне за столом сидит Колин и грызет яблоко.
Безотчетным движением Адам спрятал за спину корзинку с имбирным пирогом.
— А, вот и ты, кузен, — весело протянул Колин. — Рад тебя видеть. Миссис Далримпл впустила меня в дом. — Он аккуратно положил тонкий огрызок на стол.
Потом откинулся на спинку стула, пошарил в кармане сюртука и принялся доставать фунтовые банкноты, выкладывая их на стол перед Адамом. Одну, вторую, третью, четвертую и наконец пятую.
— Говорят, ты потерял голову и купил имбирный пирог за пять фунтов. А я знаю, что ты не можешь себе позволить швырять деньги на ветер.
Должно быть, Оливия проболталась.
Бросив на кузена свирепый взгляд, Адам поставил на стол корзинку с пирогом.
Колин заглянул внутрь.
— И впрямь похоже на имбирный пирог.
— Все эти люди вроде бы собрались, желая помочь бедным. Их так и распирало от самодовольства, однако ни один не решился проявить милосердие и сделать доброе дело всего за шиллинг. Единодушное осуждение доставляло им такое острое удовольствие… Милые, славные люди, которых я хорошо знаю, наслаждались тем, что мучили свою жертву. Я сделал бы то же самое для любого другого, кто оказался бы на месте этой женщины.
— О, кажется, у нас возникла философская проблема. Священнику есть о чем поразмыслить. Если человек лжет, сам того не сознавая, можно ли считать его слова ложью? И ложь ли это, когда обманываешь сам себя?
— А совершу ли я тяжкий грех, если скажу своему кузену проваливать отсюда ко всем чертям?
Колин рассмеялся.
— Ладно. Возможно, ты действительно сделал бы то же самое для любого другого. В конце концов, не каждый день выставляют на торги имбирные пироги, испеченные бывшими куртизанками, которым удалось выбиться в графини. Грех упустить такой товар. Пять фунтов за него — бросовая цена. Дельце выгодное. Никаким донкихотством тут и не пахнет.
— Хорошо. — Адам сбросил плащ. — Предположим, ты испек имбирный пирог и предложил выставить его на благотворительном аукционе. Вот ты сидишь передо мной, примерный прихожанин, любящий помучить своего кузена, владелец земель и скота. Самый обычный малый, влюбленный до беспамятства в свою женушку. Но это чудесное превращение случилось с тобой не так давно. Когда ты сидел в Ньюгейтской тюрьме, тебе не пришлось терпеть унижение и злые насмешки, никто не смотрел на тебя с ненавистью и презрением. Напротив, ты стал легендой, о тебе слагали песни. Владелец одного кабачка в Лондоне как-то рассказывал мне, что бульварный листок с твоей подписью стоил добрую сотню фунтов. Иными словами, в те времена, когда тебе сопутствовала слава неисправимого гуляки и повесы, жители города дрались бы за право купить твой имбирный пирог. Тебе не пришлось бы сидеть в одиночестве в кольце ледяного молчания, когда довольно всего лишь шиллинга, чтобы избавить тебя от пытки. Знаешь, когда я думаю об этом… дай-ка мне перо! Я напишу проповедь о лживости и лицемерии.
Колин невозмутимо выслушал кузена, согласно кивая.
— Ну, не сомневаюсь, если поискать, найдется немало желающих бросить в меня камень. Уверяю тебя, я никогда не был всеобщим любимцем, да и сейчас вокруг меня полно злопыхателей. Но меня заботит не Ева. Знаю, не мне ее осуждать, верно? Я беспокоюсь о тебе.
Адам помолчал, потом устало, с бесконечным терпением в голосе произнес:
— Что именно тебя тревожит?
Колин открыл было рот, чтобы заговорить, но сжал губы и задумался.
— Ты не мог бы присесть… ненадолго? — осторожно начал он после небольшой паузы.
Адам тяжело рухнул на стул и, сорвав с себя шляпу, швырнул ее на стол жестом картежника, сдающего колоду. Шляпа, точно игральная карта, скользнула по гладкому дереву. Ослабив новый галстук, Адам смерил кузена хмурым взглядом. Колин смущенно повертел огрызок яблока. Казалось, он обдумывает, с чего начать.