Исцеление сердца (ЛП) - Фанетти Сьюзен. Страница 42

Рассвет был близок.

Его грудь прижалась к ее груди. Она хотела снять с себя одежду, хотела почувствовать тепло его кожи на своей, хотела почувствовать себя в тепле и безопасности, и пусть это будет только иллюзия, которую развеет рассвет.

Вцепившись в его тунику, Ольга пыталась стянуть ее, но он отстранил ее и сжал ее кисти так сильно, что ей стало больно, и ухватился за застежки хангерока.

Движениями, уже не такими неловкими, как раньше, Ольга расстегнула застежки ее теперь уже ставшей привычной одежды. Она даже нравилась ей теперь больше, чем одежда Эстландии. Более удобная, хоть и более простая. Ольга показала некоторым женщинам способы вышивания, которым научила ее мать.

Что же до волос, она всегда носила косы, так что менять ничего особенно не пришлось.

Леиф отбросил застежки прочь, и они застучали по полу. А потом он развязал шнуровку, и хангерок сполз с ее плеч. Теперь только тонкая ткань нижней рубашки отделяла ее тело от его прикосновения.

Леиф обхватил ее лицо ладонями и снова поцеловал.

Он должен был спросить ее, хочет ли она этого. И она надеялась, что он не спросит. Это было даже не бледной тенью того, что происходило между ними раньше: та любовь была нежной, мягкой, даже невинной. Эта же была темнее. Горше. В ней звучали отголоски того, что случилось. Ольга не отдавалась — ей больше нечего было отдать, как и Леифу. Они только брали — каждый свое.

И еще в этой дикой страсти пульсировала любовь, настоящая, глубокая.

Ольга ответила на яростный поцелуй не менее яростно. Опустив руки, она нащупала завязки бриджей и потянула, развязывая. Ей в руку уткнулось свидетельство его возбуждения, твердое, горячее. Ольга задрала юбки, сжала напряженный стержень в руке и резко опустилась на него, насаживая себя так быстро и глубоко, что Леиф откинул голову и издал рык.

Так глубоко. Ей было больно, казалось, ее пронзило железным копьем, но Ольге было все равно. Она хотела, чтобы было больно. Хотела, чтобы эта боль прогнала из ее разума и сердца другую. Хотела чувствовать его внутри себя спустя дни, недели. Всю жизнь.

Ольга прикусила губу и снова насадила себя на него так глубоко, как могла, ища новой боли. Каждый жестокий толчок заставлял Леифа стонать так, словно она сжимала в руках его сердце, и она была этому рада. Она хотела, чтобы и ему было больно, как и ей. Она хотела, чтобы он запомнил это ощущение. Навсегда.

Леиф потянулся вперед и стянул с нее рубашку, обнажая грудь. А потом снова сжал ее и приподнял так, чтобы она выгнулась в его руках. Ольга опускалась и поднималась, опускалась и поднималась в тяжелой скачке, и когда он наклонился и обхватил губами ее сосок, она вцепилась руками в его волосы и потянула так сильно, что выдернула несколько прядей. Леиф снова издал тот животный звук и стал сосать сильнее.

Ольга не соображала, что происходит; она кружила в водовороте чувств и ощущений, в сплетении боли и всепоглощающей любви к этому мужчине — и это было больше, чем она могла принять. Ее сердце билось в груди, как птичка. Внизу живота все трепетало. Запах, вкус, звуки, что она слышала и чувствовала — все это был Леиф. Ее любовь.

И вдруг боль стала сменяться чем-то другим. Боль все еще была жестокой, но теперь к ней примешалось наслаждение — нет, не наслаждение от боли, смешанной с похотью, а удовольствие, которое она познавала с ним раньше. Ольга чувствовала, что буквально истекает влагой возбуждения, чувствовала, как ее тело открывается навстречу Леифу, просит о большем, ищет большего.

Комната качалась, и Ольга уже не была уверена, снится ей это или происходит на самом деле. В темной комнате с ней наедине так долго были только дым и пепел.

Руки Леифа мягко и нежно спустились по ее спине и обхватили ягодицы. И эта бережная поддержка, этот контроль дали ей что-то другое — столь же сильное, но без боли, которая была ей нужна. Он отпустил ее грудь и снова впился губами в ее губы, и теперь в поцелуе была только страсть. Огонь боли погас.

Желание Ольги причинить боль ему и себе ушло. Теперь здесь были лишь Леиф и она, и его руки, нежно обнимающие ее. И на короткий момент, на крошечное мгновение она почувствовала себя в тепле и безопасности в его руках. Она почувствовала себя дома.

Освобождение ударило в Ольгу, волна за волной, и наконец она сдалась и позволила ему унести себя. Она разорвала поцелуй и обхватила Леифа за шею, уткнувшись лицом в его грудь. Шелк его волос ласкал ее щеки. И он все еще двигался в ней, входил и выходил, входил и выходил, пока не откинулся на спину — и она вместе с ним, и не застонал. Леиф стонал и стонал — этот долгий мучительный еле слышный стон она скорее ощущала у себя на груди, чем слышала.

А потом он опустил ее на пол рядом с кроватью, и они улеглись рядом, в ее темном доме: сплетенные тела, частое, как у животных, дыхание.

Unistan sinust nii päeval kui ööl, — выдохнул Леиф, притягивая ее к своей груди. — Ma armastan sind. Ma armastan sind. Igavesti.

Ольга слишком устала, чтобы думать. Она еще плыла на волнах экстаза, ей все еще было трудно дышать. Так что она просто позволила этим прекрасным словам прозвучать в темноте дома и закрыла глаза.

Глава 16

— Ольга?

Она лежала на нем, мягкая и такая податливая. Леиф бы был обеспокоен тем, удобно ли ей, если бы эта поза не была такой привычной. Она часто засыпала так, лежа на нем, когда он еще оставался в ее теле. Они спали так в Эстландии, очень часто — она на его груди, в его объятьях, в кровати, которая была ему мала.

Может, на полу в ее доме в Карлсе не было так удобно, как на кровати, но он был с Ольгой, держал ее в своих руках, и даже если бы ему пришлось лежать на гвоздях, не признался бы, что ему неудобно.

Леиф не понимал, что только что случилось. Он не понимал, прощен или нет, теперь, когда она с ним, но определенно все изменилось. То, что произошло сейчас, было совсем не похоже на то, что было раньше; это было зло и больно, и она была настолько не похожа на себя, что Леиф растерялся.

Ей было больно, он видел. А еще он видел, что она хотела этого, видел — чувствовал — как она движется, намеренно причиняя боль, и не понимал. Она получила удовольствие, да, это тоже было. Леиф ощущал ее экстаз.

Он не понимал, что случилось, и это его беспокоило.

Но сейчас Леиф лежал на полу, сжимая Ольгу в объятьях. Их тела были соединены, запах соития все еще витал в комнате. Ольга тихо спала на его груди. Они не могли быть ближе друг к другу, хотя бы в физическом смысле, и это уже было больше, чем он надеялся получить.

Этого пока было достаточно. В темноте Леиф повернул голову и уткнулся лицом в ее косы, и поцеловал ее в висок.

А потом и он закрыл глаза.

~oOo~

— Эй! Ольга! Ох!

Леиф проснулся от звуков молодого голоса раньше, чем Ольга.

Комната была наполнена светом, сочащимся сквозь прикрытые ставни. Широкая полоса света лежала на полу от открытой двери. Леиф вытянул шею и увидел маленькую пару башмаков и край хангерока. Дальнейшее изучение показало, что голос принадлежит молоденькой девушке с яркими, как огонь, волосами.

— Приветствую, — сказал он, и Ольга зашевелилась при звуке его голоса.

Девушка заморгала.

— Ты ярл Леиф, — сказала она. Девушка тут же склонила перед ним голову, что в сложившихся обстоятельствах показалась Леифу смешным.

Ольга напряглась и села на полу со вздохом. Она была голой, одежда сбилась на талии, и Леиф осознал это одновременно с ней.

— Фрида! — зашипела Ольга, закрывая руками грудь.

— Прости! Я… я буду… прости! — девушка скользнула обратно за дверь и убежала.

Леиф повернулся и посмотрел на Ольгу. Он улыбнулся ей, но она не смотрела на него. Вместо этого она смотрела на его грудь.