Заветы предательства - Аннандейл Дэвид. Страница 2

После восхода третьего солнца с Чондакса исчезли тени. Все, что представало нам, казалось сложенным из резко очерченных фрагментов разных цветов. Глядя друг на друга, мы видели мелочи, сокрытые прежде. Мы замечали румянец на загрубелых смуглых лицах и осознавали, насколько стары и как долго ведем эту кампанию; поражались, что чувствуем себя более свирепыми и бодрыми, чем в детстве.

На седьмой день, когда солнца стояли в зените, мы увидели на горизонте орков. Они тоже направлялись к северу, передвигаясь длинными колоннами потрепанных неуклюжих бронемашин, которые выбрасывали тучи копоти. Это и выдало местоположение чужаков.

Как только я разглядел врагов, у меня запело сердце. Мышцы напряглись, глаза сузились, сердцебиение ускорилось. Мои пальцы заныли, стремясь сомкнуться на гуань дао. Благословленная глефа — двухметровая металлическая рукоять, один изогнутый клинок, гениальное творение для ближнего боя — уже много дней не испивала крови. Дух оружия жаждал снова вкусить ее, и я не хотел его разочаровывать.

— Добыча! — взревел я, встречая лицом резкий холодный ветер, и поднялся в седле. Гравицикл взбрыкивал подо мной, пока я всматривался в озаренный солнцами горизонт.

Зеленокожие не развернулись, не приняли бой. Их окутанный дымом конвой по-прежнему рвался вперед, так быстро, как только мог.

Раньше, когда он только привел нас на Чондакс, орки сразились бы с нами. Они бросились бы на нас всей толпой, грузно топая и рыча, брызжа слюной из неровных пастей.

Но не сейчас. Мы уже сломили их дух. Мы гнали чужаков по всему миру, отражали их удары, искореняли и вырезали их. Понимали, что они где-то накапливают силы, пытаются собрать достаточно войск для обороны числом, но даже зеленокожие должны были чуять, что их конец близок.

Я не испытывал к ним ненависти. В те дни я не ведал, что значит «ненавидеть врага». Знал, насколько сильны, хитроумны и находчивы орки, и уважал их за это. В первые дни на Чондаксе они убили многих моих братьев; мы и чужаки учились вместе, узнавали наши слабости, разбирались, как воевать на планете, которая ничем не помогала нам и не обращала внимания на нашу распрю. Зеленокожие умели перемещаться быстро, когда хотели. Не так стремительно, как мы, — ничто во Вселенной не могло сравниться с нами в проворстве, — но они были изворотливы, смекалисты, отважны и яростны.

Возможно, я слишком сентиментален, но мне кажется, что и орки не ненавидели нас. Они ненавидели проигрывать, и это подтачивало их боевой дух, затупляло их клинки — но в них не было ненависти к нам.

Несколькими годами раньше, на Улланоре, дела обстояли иначе. Хейн едва нас не истребили. Они атаковали бескрайней, бесформенной зеленой волной, повергали все и вся, опьяненные своей мощью; столь безоглядный подход к войне казался мне грандиозным и прекрасным. В итоге их одолел Хорус. Тогда Луперкаль и он бились вместе — я видел это издалека, но своими глазами. Именно в тот момент все наконец-то изменилось, и мы сломали хребет чудовища. На Чондаксе нас ждали только жалкие остатки, последние упрямые бойцы империи, что посмела бросить нам вызов и почти взяла верх.

Вот почему я не испытывал ненависти к уцелевшим. Иногда представлял, как вел бы себя, столкнувшись с неодолимым врагом, если бы мог только отступать, слабея после каждой стычки, глядя, как жизненная влага медленно вытекает из моих собратьев, как вокруг нас стягивается удавка.

Я верил и надеялся, что смогу поступить по примеру орков и продолжить сражаться.

Мне не требовалось отдавать приказы братьям — мы уже много раз проделывали такое. Разогнавшись до полной скорости, братство разделилось и охватило колонну с флангов.

Пятьсот блистающих гравициклов с ревом неслись на врага, выстроившись клиньями по эскадронам из двадцати машин. Их моторы оглушительно рычали, их всадники радостно гикали — от такого зрелища бурлила кровь и сердце пело. Мы, великолепные в бело-красно-золотом облачении, разошлись веером над ослепительно яркой пустыней, вздымая за собой песчаные вихри.

До сих пор мы летели на крейсерской скорости, приближаясь к врагу для атаки. Теперь гравициклы набрали полный ход, и наши длинные космы развевались над наплечниками, а клинки блистали в свете солнц.

Мы подлетели вплотную к неприятельским машинам — большим и громоздким, полугусеничным или поставленным на разные колеса. Грузовики раскачивались и виляли, их водители-орки выжимали из хрипящих моторов все, что могли. Струи дыма вырывались из прорех в броневой обшивке. На моих глазах отдельные чужаки садились за орудия и поворачивали турели, целясь в нас из самодельных гранатометов и лучевых установок с закопченными стволами.

Распахивая клыкастые рты, они что-то кричали нам. Я слышал только грохочущий рокот гравициклов, рев ветра и гортанный рык орочьих двигателей.

На наших машинах имелись носовые тяжелые болтеры, но они молчали. Никто из нас не стрелял — быстро сближаясь с чужаками, мы резко поворачивали, чтобы не попасть в их радиус поражения, наблюдали за ними и рассчитывали для себя будущие атаки. Искали слабые звенья, точки, по которым нанесем первый удар.

Эрдени подвел глазомер, и воин подлетел слишком близко. Развернувшись в седле, я увидел, как выпущенная с полугусеничной машины ракета описывает в воздухе безумную спираль и врезается ему в грудь. Взрывом брата скинуло с гравицикла. Быстро удаляясь, я успел заметить, как он врезается в землю, отскакивает и катится дальше в своей тяжелой броне.

Я отметил, что нужно наказать Эрдени, если он выживет.

Затем мы взялись за дело.

Наши машины стремительно рванулись вперед, закладывая виражи и петляя сквозь ураган вражеских залпов. Мы открыли огонь из тяжелых болтеров, ненадолго заглушив рокот турбин отрывистым ревом разрывных снарядов. Врубившись в колонну, мы проносились мимо неуклюжих полугусеничных транспортных средств и сеяли разрушение на своем пути.

Возглавляя клин, я безжалостно подгонял скакуна, свирепо вопил в боевой ярости, увертывался от неприятельских пуль и ракет, чувствовал жестокие толчки болтера, что нес погибель всему передо мною.

Я забылся в жизненности происходящего. В небе стояли солнца, мы неистово сражались в ближнем бою, стиснутые машинами конвоя, чистый ледяной ветер овевал наши доспехи. Никогда не желал для себя чего-то большего.

Вражеская колонна распалась. Сначала мы пробили броню самых медленных грузовиков, и взрывы сотрясли их изнутри, подбрасывая ввысь. Чудовищные машины, получая попадания в тяговые агрегаты, зарывались носами в песок. Прицепы вставали на дыбы, опрокидывались и переворачивались. После взрывов металлические обломки, вращаясь, высоко подлетали над пустыней. Гравициклы стремительно мчались вперед, словно копья, брошенные в круговорот резни.

Сблизившись с выбранной жертвой, я поднялся в седле, и, направляя резвого скакуна движениями ног, выхватил глефу из перевязи на спине.

Девятнадцать моих братьев по минган-кэшику поравнялись со мной, придерживаясь той же траектории. Развернувшись, мы ринулись в атаку через плотный шквал энергетических залпов и цельных снарядов. Со мной был Джучи, и Бату, и Цамьян, и другие — все пригнувшиеся за опущенными носами гравициклов, с огнем в крови и восторгом в глазах.

Моя добыча находилась в середине конвоя — громадная восьмиколесная машина, увенчанная неровным хребтом пушек и гранатометов на турелях. Орудийная платформа была размещена на высокой, но неустойчивой с виду надстройке, по бокам которой свисали пластины трофейной брони, размалеванные в красный и зеленый цвета. Наверху толкались многие десятки орков, как бортовых, так и обычных стрелков. Вся эта конструкция дергалась и подскакивала, громыхая по пустыне вместе с распадающимся конвоем, и две широкие выхлопные трубы на ее задней части изрыгали дым.

Зеленокожие не были ни тупыми, ни медлительными. На нас обрушилась буря шипящих лучей, которые опаляли нам уши и вонзались в песок позади. Мне попали в наплечник, и я резко свернул влево; за моей спиной к земле камнем понесся сбитый гравицикл — вертящееся буйство обломков и размытых языков пламени.