Осторожный подход к любви (СИ) - Verona Veronika. Страница 84

   - Ты мне нравишься. Сильно. Давно.

   Вот так всё просто. Выпалила как на духу признание, а теперь жди ответа. И не важно, каким этот ответ окажется, самое главное это то, что она сделала это. Она и так слишком долго носила всё это в себе. Пусть теперь этот груз хоть и частично, но всё-таки перейдёт и на его плечи. А плечи у него широкие и сильные - выдержит как-нибудь.

   Почему-то она в последний момент постеснялась сказать ему заранее заготовленное 'люблю'. Странно. Может потому и умолчала, чтобы в случае чего не было бы больней? Или она подсознательно всё же не считает эти чувства любовью?

   Она не поднимала на него глаз, даже наоборот ещё и зажмурилась. Не видя его, она не слышала и его дыхания. Создавалось впечатление, словно она здесь стоит и вовсе одна. В какой-то шальной момент она уже начала надеяться, что просто закрыла глаза и задремала и на самом деле всё это ей сейчас сниться, но как только она откроет глаза, то окажется вновь в своём классе.

   Вот только никаким сном это не было. А он всё молчал и молчал.

   - Извини меня, - так тихо прошептал Илья, что девушка не сразу поняла, что это его голос.

   Зоя тут же посмотрела на него, дескать, за что же это ты извиняешься? Почему? Неужели...

   - Я люблю другую. Тоже сильно. Тоже давно. - Продолжал говорить он тем же шепотом.

   И тут-то Зоя отчётливо поняла, что все её надежды и мечты оказались просто парусом бумажным. Красивым парусом, вот только нереальным. Бумага не справиться со штормом, порвётся. Уже надорвалась.

   Он не отводил взгляда. Продолжал так же, как и несколько минут назад, ещё до признания, смотреть честно и открыто, абсолютно не таясь. Правда, теперь в его взгляде отчётливо виднелась жалость. К ней.

   Только теперь она заметила тёмный кулон, на тёмной цепочке, бессовестно выглядывавший из расстёгнутой на несколько пуговиц рубашки. Она помнила его, потому как сама содействовала при его выборе. Металлические языки пламени.

   Дура, дура, дура...

   Отсветы фонарей, тень ветки дерева - всё это не могло скрыть его почему-то виноватых глаз... Эх, глаза! Такого цвета Зоя не видела ещё ни у кого, даже у него самого не замечала этих чарующих глаз все эти жестокие долгие годы. И почему-то именно сейчас она на все сто процентов осознала, что эти прекрасные глаза загораются трепетной нежностью и любовью для другой, той, которая может быть и не ценит этого и вовсе. Но не стоило кривить душой, те глаза тоже горели, едва ли не пылали при одном только воспоминании о своём возлюбленном...

   - Кто она? - только и смогла выдавить из себя, уже прекрасно зная чьё имя, он сейчас назовёт, разрушив все надежды.

   Не хотелось верить. Не хотелось ничего слушать. Пожалуй, она была права, когда одумалась и едва ли не ушла. Нужно было бежать от него куда глаза глядели, вместо того, чтобы сейчас стоять здесь и кривя душой, стараться не показать то, как её всё это задело.

   Ей хотелось кричать оттого, что не она в его сердце. Но на сильно мил не будешь?

   - Настя.

   Имя упало как холодная могильная плита.

   Бух.

   Настя. Уж Зоя-то помнила, как та ещё летом отзывалась о внешности Полежаева, да и о нём самом. Девушка не строила и из себя святошу, утверждая, что лучше Малышевой и сама никогда даже плохо не подумала об Илье, не то чтобы уже сказала. И Леонова была не без греха.

   Она вдруг попыталась улыбнуться, немного покачав головой, словно удивлялась собственной глупости по отношению к этой призрачной взаимности с его стороны.

   Внутри-то её всю скручивало в узел и не слабо. Все внутренности скрутились в какую-то спираль, пульсировали, готовые взорваться в любую секунду. Сердце не просто участило свой ритм, оно просто-напросто летело с невероятной силой ударяясь о рёбра. В горле стоял давящий все слова ком. Из глаз должны были вот-вот покатиться горькие слёзы обиды... но, несмотря на всё, вопреки всему, она старалась улыбаться. И выходило у неё вся эта актёрская игра на отлично. До поры до времени.

   И вдруг раздался контрольный выстрел, пришедшийся прямо в сердце:

   - Она отвечает мне взаимностью.

   Лежачих не бьют. Что же он тогда не так благороден? Внутри Зоя корчилась в муках, и вдруг глянул последний, решающий-довивающий удар.

   Лучше бы он промолчал.

   Стоило догадаться. Давно стоило. Как можно было оставаться такой слепой? Подмечающая все самые мелкие детали Зоя, не смогла заметить этих непонятно откуда взявшихся чувств. Как упустила момент?

   Ведь ещё и Наташа пару раз говорила Зое, что Полежаев неравнодушен к Малышевой, уже далеко не первый год, но верить в это не хотелось. Пару раз у них на этой почке чуть не случилось крупной ссоры.

   В эти секунды она вспомнила всё: как Настины глаза горели счастьем... как Зоя с Ильёй были в кинотеатре, а он ждал кого-то другого...как подруги выбирали парные кулоны...

   Эмоции одним огромных вихрем охватили Зою. На глаза наворачивались непрошенные слёзы, а затем быстро скатывались по щекам, щекотно останавливаясь на подбородке. Илья, конечно же, заметил это и попытался её хоть как-то успокоить.

   Он подошел к ней ближе, немного постоял, а затем просто обнял, без всякого нажима. Простое дружеское объятие. Даже во время танца он обычно прижимал её сильнее к своему телу.

   Девушке горько усмехнулась, уж больно часто её в последнее время обнимали. Из чувства противоречия, она уж было хотела его оттолкнуть от себя, но... вот только ещё чуть-чуть и точно оттолкнёт... да, точно.

   - Ты хорошая, - шептал, сиплым от всех сдерживаемых эмоций голосом. - Правда, хорошая... - тяжёлый вздох. - Но она так давно в моём сердце, что стала частью меня самого.

   - Я всё понимаю, - кое-как сдерживая свои истинные эмоции, ответила она, прилагая все возможные и даже невозможные усилия, чтобы не перейти на хриплый шепот. Она была готова на всё лишь бы не показать и сотой доли того как ей сейчас плохо.

   Он что-то ещё ей говорил, всё утешать пытался. Ему это удалось, на какое-то время. Было огромным чудом, что их никто не увидел в объятиях друг друга прямо на школьном крыльце.

   Затем Зоя нашла какой-то предлог и чуть ли не сбежала домой, подальше от школы, да и не только от неё. Благо сегодня с ней был мотоцикл. Ещё утром она переживала, что Жанна Егоровна начнёт вновь читать ей лекции по поводу дорог и других водителей, но сейчас она была благодарна лишь тому, что никто не увидит её в таком состоянии и не будет задавать лишних и ни черта никому не нужных вопросов.

   Дома на неё накатила вторая волна. Зоя начала рыдать, ещё поднимаясь по лестнице на нужный второй этаж. Пыталась хоть как-то заглушить звук собственного голоса приложил обе ладони ко рту, как только заметила полоску света в комнате Гоши. Он не предупреждал, что приедет сегодня. А она не особо нуждалась в свидетелях её накатывающей истерики. Быстро закрывшись в своей комнате, она тут же принялась утирать слёзы сжатыми кулаками, но те всё лились по её щекам и лились, непрекращающимся потоком.

   С разбегу прыгнув на кровать, она тут же зарылась носом в подушку и принялась уже не таясь подвывать, прекрасно зная, что подушка заглушает все звуки. Её уже и не заботило, то, что в комнате напротив кто-то есть. И ещё больше всё равно ей было на то, что её может кто-то услышать.

   Почему-то именно тогда, когда она дала волю слезам, на неё нашло какое-то странное состояние оцепенения и равнодушия.

   В какой-то момент кто-то нерешительно постучался, но она никак на это не прореагировала, продолжая своё самоистязание. Теперь она не рыдала. Она просто лежала и смотрела в белоснежный потолок, но слёзы продолжали катиться по щекам.

   А потом она взяла эту же подушку, мокрую от слёз, и начала по ней бить кулаками, пытаясь хоть так освободиться от той боли, сковавшей всё её нутро. Помогало, конечно, слабо, но хоть как-то она выгоняла из себя злобу, вдруг скопившуюся в ней.