Чудо (СИ) - Грушевицкая Ирма. Страница 4

Обо всех его успехах я узнавала со стороны, страшась задавать прямые вопросы. Иногда Джулия сама заговаривала о брате, всё ещё подшучивая над моей детской влюбленностью, которую я всячески отрицала.

- Ничего я не сохну. Просто в следующий раз, когда соберёшься кому-либо посылать мою фотографию, лучше спроси меня.

Мне было восемнадцать. Тому двадцать три. Конечно, я понимала, что у него были девушки – не могли не быть. Однажды он привёз одну на День Благодарения. Не помню, как её звали: в памяти остались только светлые волосы, крупными локонами падающие на плечи, и то, как Том с ними играл. Они сидели на диване в нашей гостиной. Его рука была на спинке, голова девушки лежала на плече Тома. Беседуя с Ником, он рассеянно накручивал на палец эти золотистые локоны. Как под гипнозом, я смотрела на его пальцы, не в состоянии отвести взгляда от этой мучительной картины. Тогда я сказалась больной, и под рассеянную улыбку Тома поспешила убраться к себе.

Я честно пыталась его забыть. Начав принимать приглашения на свидания, я старалась получать от них удовольствие. Но пару раз врезав зарвавшимся кавалерам по физиономии, когда они пытались сделать нечто большее, чем было дозволено, я бросила это дело, и забила на свидания. Да и парни больше не рвались: видно те, которые до того решились за мной приударить, поделились своими впечатлениями. В попытках отвлечься от мыслей об Томе, я сосредоточилась на учебе и неожиданным образом окончила школу в числе лучших учеников. Подав заявления в несколько университетов, в том числе и Нью-Йоркский, я получила положительный ответ.

Родители долго не соглашались на мой переезд на Восточное побережье. Но неожиданно меня поддержал Ник.

- Да ладно вам! Наша кнопка давно зарекомендовала себя серьёзным человеком. Справится.

Отец только качал головой, и просил всегда держать под рукой газовый баллончик. Мне тоже было страшно уезжать, буквально тошнило от неизвестности, но справиться со своими страхами позволяла единственная мысль: я ехала в город, где жил он.

Разумеется, Тому сообщили, что я буду учиться в университете Нью-Йорка, и, по словам Ника, он договорился взять надо мной шефство. Хотя бы, на первое время. Только на этих условиях, заручившись поддержкой Картеров-старших, меня и отпустили.

Том встретил меня в аэропорту. До этого мы не виделись около двух лет, и он не сразу меня узнал. Его взгляд скользил по выходящим из зала прилёта, на секунду задержался на мне и снова обратился к двойным стеклянным дверям. Пришлось его окликнуть.

- Том.

Он резко повернул голову в мою сторону, и моментально нахмурился, видимо, пытаясь соотнести мой привычный образ и тот, что видел перед собой.

- Вики? – неуверенно переспросил он.

Я растерянно пожала плечами и смущённо улыбнулась.

- Боже мой! - Том рванул ко мне и тут же заключил в объятья. – Ничего себе! Как ты выросла! Я тебя не узнал.

- Я заметила, - весело засмеялась я, когда он расцеловал меня в обе щёки.

Это было настоящее счастье – стоять рядом с ним в переполненном аэропорту и, будучи крепко прижатой к его груди, смотреть в эти удивительные синие глаза.

- Ты красавица, чудо! Я аж обалдел! – Том пожирал меня взглядом, всё ещё широко улыбаясь, а я плавилась от счастья и растекалась лужицей. Спасибо, спасибо, Боже! - Идём, Тереза держит такси. Мы бы год стояли в очереди.

Моя сказка закончилась, так и не начавшись.

Я узнала эти золотистые локоны. Когда мы подошли к девушке, Том приобнял её и слегка подтолкнул ко мне.

- Вот, Тереза, это Виктория O’Брайан, сестра Николаса. Теперь вспомнила?

- Вспомнила, вспомнила, - засмеялась девушка, и по-дружески меня обняла. - Привет, Виктория. Как долетела?

- Спасибо, хорошо. – По сравнению с нежными колокольчиками, звучавшими в её голосе, мой прозвучал, как воронье карканье.

- А это - Тереза, - Том подтянул девушку к себе и поцеловал в щёку. – Моя невеста.

Не удивлюсь, если первые месяцы пребывания в университете меня считали беспробудной пьяницей. На занятия я приходила опухшей, потому что все ночи проводила в слезах, жалея себя. Я мечтала вернуться в Сан-Франциско и даже начала предпринимать определённые шаги в этом направлении, выясняя, когда безболезненно могу перевестись в местный университет.

Контакты с Томом я свела к минимуму. Он часто звонил, интересовался, как я устроилась, предлагал помощь, спрашивал о моих успехах, новых друзьях - в общем, вёл себя как заботливый старший брат. Но мне это было не нужно. Более того, его забота меня обижала, я считала её чем-то сродни насмешки, хотя, разумеется, ни о чём таком Том и не помышлял. Они с Терезой неизменно приглашали меня проводить с ними выходные, звали в театр, на концерты, и я, по началу отказывалась, но позже пару раз составила им компанию, чтобы дальнейшее моё отдаление не вызвало никаких вопросов.

Том и Тереза были милы и влюблены. А я была несчастна, наблюдая за ними. Во мне пропала великая актриса, и я с притворным возмущением одёргивала парочку, когда, забывая обо всех и вся, они начинали пылко целоваться. Моя тактика дала свои плоды, и уже через пару месяцев звонки с приглашениями стали редки, а потом и вовсе сошли на нет. Я была счастлива и несчастна одновременно. Я решила забыть Тома, прекратить тешить себя несбыточными надеждами и, наконец, буквально приказала себе повзрослеть.

По старой привычке все силы я бросила на учёбу, и к своему удовольствию поняла, насколько мне нравится то, что я изучала. Английская литература девятнадцатого века увлекла меня в свои сети, и я плыла по волнам романтизма, забывая о своих горестях и предаваясь мечтам любимых мною героинь Остин и сестёр Бронте. У меня были замечательные профессора, я посещала семинары с истинным наслаждением знатока и ценителя. Много времени я проводила с книгами и людьми, написавшими их. Три года, проведённых в университете превратили меня в книжного червя, но я совершенно не считала себя зарытой в землю.

Выиграв грант, полгода я провела в Англии. Мои статьи печатались в студенческих журналах. Конференции, семинары, коллоквиумы – всё было интересно, захватывающе и по-настоящему увлекательно. Я нашла работу в университете на своей кафедре и даже позволила себе снять небольшую квартирку.

Всё это время вокруг меня вились молодые люди. Я ходила на свидания, флиртовала, понимая, что без этого жизни пройдёт мимо. Но никогда мне не хотелось большего. Никогда.

«Никому больше не позволяй этого делать».

Я позволяла. Назло позволяла. Но не испытывала от этого удовольствия. В свои двадцать два я пришла к выводу, что абсолютно, неотвратимо и безнадёжно фригидна.

Каждую неделю я разговаривала с родными, а на длинные праздники летала домой, где любила возиться с племянниками: малышки были погодкам и Джулз с Ником буквально с ума сходили от их кипучей энергии. Всякий раз, собираясь на западное побережье, я осторожно выведывала у родных, не собирается ли в это время появиться в Сан-Франциско Том, и, если это оказывалось так, отменяла поездку, ссылаясь на занятость. Таким образом, получалось, что вот уже более трёх лет я с успехом ограждала себя от неожиданных встреч и ненужного волнения.