Воины столетия. Дар (СИ) - Черкасова Галина Геннадьевна. Страница 29

И снова сон мне не дался. Я взяла книгу — и не могла сосредоточиться. Полезла в Интернет — не помогло. Оставалось только мерить шагами комнату и поздравлять всех с наступающим.

В девять ко мне без стука вошла мама.

— Не могла бы ты помочь мне нарезать салаты и накрыть на стол? Мы можем посмотреть какой-нибудь фильм.

Фильм дал нам возможность не поддерживать разговор.

В одиннадцать приехал отец. Повосхищался елкой, фальшивя, как и я, похвалил Асю за горячее и маму за салаты (два дня в году она готовила салаты — на Новый год и на бабушкин День рождение), и… мы встретили Новый год. Мать с отцом обсуждали новогодний концерт, подарки, которые я купила, завтрашний-сегодняшний ужин. А ко мне пришел сон. Я пересела на диван и уже дремала, когда ощутила знакомый призыв.

Поднявшись, я потянулась и зевнула.

— Можно, я спать пойду?

Мама благосклонно кивнула.

— Иди сюда, — отец, повеселевший от коньяка, поцеловал меня в макушку. — Ты — молодец. Спокойной ночи, доча.

— Спокойной ночи, Анна. Приятных сновидений.

Я плотно закрыла дверь, повернулась к окну и, сжав половинку Камня, закрыла глаза и представила его целым.

— Арес.

Свет от окна поблек. Стало темно, пол ухнул вниз. Я, кажется, вскрикнула, но уже в следующую секунду ощутила опору под ногами. Темнота из синей стала блекло-серой. Оказалась я в палате, между двумя койками. Шторы на окне были неплотно задвинуты, и через полосу в комнату проникал яркий свет фонарей и вспышки запоздалых фейерверков. На койке напротив после особенно оглушительного залпа, кто-то всхрапнул и заворочался. Я осторожно присела на пол.

— С Новым годом.

Я резко подалась вперёд и обняла свесившегося с койки Сашку за шею, едва не утянув его на пол.

— Полегче.

— Прости, — я отстранилась. — Выглядишь неплохо.

— Серьёзно? Мне идет повязка на голове?

— Тебе идет целая голова.

Из коридора донесся вопль: "За ВДВ!" и я снова присела, прячась под кровать.

— Лезь сюда, — Сашка поймал меня за руку и потянул к себе. Я устроилась у него под боком, а он, опершись о локоть, положил голову на подушку и посмотрел на меня сверху вниз. Я ждала, что он начнет разговор. Игра в гляделки смущала.

— Как ты себя чувствуешь? — не выдержала я.

— Все время хочу спать. Голова кружится, когда встаю.

— Тебе нельзя вставать.

— В палате не покуришь.

Я недовольно посмотрела на Сашку. Он едва заметно улыбнулся в ответ.

— Слушай, я хотела спросить про тех уродов…

Сашка напрягся, отвел взгляд. В глазах отразился отблеск фейерверка.

— Я не хочу об этом говорить.

— Почему?

— Не хочу.

Кирсанов в своём репертуаре. Я вздохнула и промолчала. Сашка сменил тему.

— Как встретила Новый год?

— Дома, — я усмехнулась. — Мать пригласила декоратора наряжать ёлку. Ей не нравится, как мы это делаем с отцом.

— Ммм… Моя мама ёлку наряжает на американский манер. По молодости ездила в Штаты на учебу, прониклась местной культурой.

Мне вспомнилась наша прогулка по бруклинскому мосту и кое-что ещё.

— Кстати, твоя мама запретила мне с тобой общаться.

Сашка хмыкнул — то ли его этот факт развеселил, то удивил.

— И? Что нам делать? — поинтересовалась я.

— Ничего. Зачем что-то делать?

Дверь в палату приоткрылась. Я вжалась в койку. Сашка чуть повернул голову, и дверь, захлопнувшись, щелкнула. Ручка дернулась пару раз, и из коридора кто-то негромко заметил.

— Заперлись, что ли.

— Как ты это делаешь? — шепотом спросила я.

Сашка повернулся и продвинулся ко мне. Я почувствовала его дыхание на своей щеке.

— Что?

— Раскидываешь парты, переворачиваешь машины, сминаешь мусорные баки, закрываешь двери, не касаясь их.

Сашка посмотрел мне в глаза.

— Я не знаю.

— Это из-за Перехлестья?

— А из-за чего же ещё? Раньше я за собой такого не замечал.

— Почему ты не спросил об этом Ключника?

— Хммм…

Сашка замялся, отвел взгляд.

— Клааасс, — протянула я, глядя на напарника. — Значит, ты с ним говорил, а мне ничего не сказал? Какая мы отличная команда!

— Не обижайся. Я сам ничего не понимал.

— Угу.

— Слушай, я не хотел вешать свои проблемы на тебя.

— Вай, как благородно.

Сашка прикрыл глаза, вздохнул. Мне сразу стало стыдно — это ведь из-за меня он здесь и ему плохо, а я делаю из мухи слона. Он ведь не обязан передо мной отчитываться. Я коснулась его руки, лежавшей рядом с моей. Провела от запястья до пальцев и накрыла ладонью.

— Извини, я не обижаюсь. Так что сказал Ключник?

Не открывая глаз, Сашка ответил.

— Связь с Перехлестьем очень сильна. Каждый меняется по-разному.

— А я почему не меняюсь? Я тоже хочу силой мысли машины переворачивать. Ты же в реальности героем можешь стать!

— Героем… Тём, — он открыл глаза и грустно посмотрел на меня. — Я человека убил. Мусорным баком. И не помню, как.

Мы помолчали.

— Саша… Идём в Перехлестье.

— Зачем? — вяло спросил он.

— Разве ты не чувствуешь? Там что-то происходит. И там ты быстро восстановишься. Я готова.

Сашка устало посмотрел на меня.

— Уверена?

— Сестра! — подал голос больной с дальней койки. — Сестра! У пацана крыша едет. Он с собой говорит! Сестра! Псих в палате!

— Твою мать, — прошипел Сашка и, запустив руку под подушку, вытащил свою половинку Камня. — Сваливаем.

Мы очутились в живописном парке с зелеными лужайками, деревянными мостиками через искусственные прудики, скамейками с резными спинками. Часть парка была сокрыта стеной густого тумана. Он расползался по окрестностям серой дымкой, и казалось, что тучи спустились с неба. Из этого грозового вала вдалеке поднимались верхние части аттракционов. Я смогла разглядеть колесо обозрения и вышку с кольцом, на котором располагались сидения. В жизни бы добровольно не согласилась туда залезть.

— Пойдём в туман? — спросила я. — Выглядит жутковато.

Арес, сняв шлем, огляделся.

— Нам ли его бояться.

— Неровно они тебя побрили, — заметила я, разглядывая его затылок. Шов тянулся до самого уха.

— Ну, если тебя это смущает, — Арес фыркнул и надел шлем. — Пошли.

— А чувствуешь себя как?

— Отлично.

Я пожала плечами и двинулась следом за напарником.

Туман по мере нашего приближения рассеивался. Не дойдя до его границы, Арес вдруг остановился.

— Смотри.

Я замерла, как громом пораженная увиденным.

Впереди, на скамейке, положив руки на спинку и запрокинув голову, улыбаясь, смотрел в небо мой отец. Он выглядел таким счастливым, молодым и одухотворенным, что я его сначала даже не узнала. Изумление сменилось страхом, к страху прицепился гнев, за гневом подтянулась решительность.

— Он — заблудший? — снимая лук с плеча, спросила я.

— Не знаю. Окликни его.

— Папа!

Мой окрик разбил тишину резко и неприятно. Отец поморщился и, мотнув головой, посмотрел на нас.

— Аня? Вот так встреча! — улыбаясь, он поднялся и раскинул руки. — Здравствуй, дочь!

И одновременно с ним из-за скамьи поднялся дух.

— Осторожно! — завопила я, выхватывая стрелу, но Арес оказался быстрее — в один прыжок он очутился на скамейке между отцом и духом. Дух издал некий звук, похожий на поросячий визг, и ринулся в сторону, но я уже отпускала тетиву. Еще до того, как вспышка угасла, Арес раскромсал духа на лоскуты. Отец растерянно озирался по сторонам.

— Аня? Аня! Что происходит?

Закинув лук за плечо, я подошла к отцу и взяла его за руку.

— Это сон, пап. Хороший сон. И мы не хотели, чтоб тебе его испортили.

— Кто испортил? — отец обернулся, посмотрел на Ареса. — Что произошло?

— Ничего, пап. Тебе пора проснуться.

— Но я жду твою маму, она обещала прийти.

Я сжала руку отца, поддалась вперёд и, заглянув ему в глаза, произнесла приказным тоном.

— Просыпайся!

Отец открыл рот, но, не успев ничего ответить, исчез. Не как дух — тая и постепенно рассеиваясь, а как спящий — пропав за мгновение, будто его тут и не было вовсе.