В плену медовой страсти (СИ) - Лартер Элли. Страница 14

Она морщилась, чувствуя отголоски боли, и тут же запрокидывала от наслаждения голову, всхлипывала и сдерживала стоны, обнимая его, невольно отталкивая от переизбытка ощущений и обнимая снова, крепче прижимаясь телом к телу…

Снова и снова, глубже, глубже… От сладких шлепков голова шла кругом, налитая кровью мошонка долбилась о ее ягодицы, член скользил внутри, все быстрее и хлеще.

Исмин выгнулась сильнее прежнего, и Арвор едва успел заткнуть ладонью ее рот, прежде чем она громко, надрывно застонала, не в силах сдержать порыв своего тела. Убрав руку, мужчина тут же накрыл ее губы поцелуем, шепча умоляюще:

— Тшшш… Не кричи, иначе нам конец…

Исмин мотала головой и морщилась. Ее пальцы впились в его спину, оставляя кровавые царапины. Она уже достигла пика и теперь боялась издать хоть один звук… Он и сам с трудом сдержал стон, прежде чем наконец кончил, и его член выскользнул наружу, багровый, перепачканный в крови и семени.

— О боже, — задохнулась Исмин, когда Арвор скатился с нее, подставляя грудь и живот свежему воздуху.

— Чертовски хорошо для первого раза, — хмыкнул он в ответ, улыбаясь невольно.

— Ужасно, просто ужасно, — Исмин покачала в ответ головой, но ее сияющее лицо и улыбка говорили об обратном. Арвор сел в постели, разглядывая ее обнаженное тело и любуясь блестящей от пота кожей.

— Ты так красива.

— Не надо, — девушка быстро натянула на себя шкуру, но Арвор тут же отнял ее, широко улыбаясь и притягиваясь ближе, чтобы поцеловать ее в губы… Вот только с поцелуем он не успел: снаружи вдруг раздались шаги, и они оба замерли, прислушиваясь.

— Охрана, — прошептал Арвор, и голос его прозвучал как смертный приговор.

Исмин вскрикнула и тут же закрыла рот обеими ладонями, уже представляя с ужасом, как их обоих бросают с обрыва позади хозяйской виллы.

13 глава

Собственную камеру новой рабыне пока не дали — сначала она должна была доказать свою верность и полезность, в том числе и дарением невинности кому-то из богатых господ и патеров Криниса. Только после этого ей должны были выделить собственный угол для ночлега и молитв и, конечно, выжечь или набить именное клеймо дома Марсилия.

Бойцам клеймо обычно выжигали: когда они приносили свою первую победу в дом хозяина, металлический вензель с переплетением двух букв «М» (Марсилий и Мариса) раскаляли добела и ставили метку бойцу на запястье. С этого момента он становился частью братства, частью семьи.

Девушкам-рабыням — рабов-мужчин на вилле почти не было, — обычно делали татуировку-вензель на шее или чуть выше лопаток. Кера получила такую татуировку в восемь лет, когда стала полноценной работницей в доме господина и госпожи, и стала не только помогать своей матери, но и выполнять отдельные поручения и приказы. Ее мать, Лила, тоже была рабыней этого дома, а до этого и мать матери, Камина.

Лила умерла во время осенней лихорадки, когда ее дочери было пятнадцать лет. Кера тяжело переживала смерть матери, но госпожа Мариса была добра к ней, и Кера стала еще старательней работать, чтобы забыться после своего горя и в то же время не оказаться на улице, ведь долго страдающая, слезливая, проблемная рабыня никому была не нужна, и ее могли просто вышвырнуть за пределы виллы. Но Кера родилась здесь и виллу покидать не хотела. Она и не бывала нигде больше, разве что сопровождала госпожу в поездках по городу и на различные игры.

Лила была личной рабыней госпожи — после ее смерти эта честь перешла к Кере. Трудолюбивая, верная девушка нравилась госпоже, и она всячески берегла свою любимицу. Мужчины к Кере тоже не допускались — в свои девятнадцать она все еще была девственна. Продавать ее невинность госпожа Мариса наотрез отказалась, хотя и были желающие купить столь ценный, юный, цветущий товар.

У Керы был свой угол недалеко от покоев госпожи, но также у нее была собственная камера на нижнем этаже виллы, где жили другие рабыни и бойцы-чемпионы и где находились конюшни, скотный двор и каморка старикашки-лекаря. Именно в этой камере ночевала рабыня нынешней ночью. Ей не хотелось оставлять в одиночестве новенькую девушку, которая была напугана после участия в празднестве в честь патера Мэгли, да еще и оказалась девственницей, на которую теперь должны были открыться торги.

— Не повезло бедняжке, — сказала за вечерней трапезой Летта, другая рабыня, давно уже отдавшая свою девственность одному из господ.

— Да уж, лучше бы она отдалась Арвору, — кокетливо повела плечом Кессия, та самая, которая заменила Исмин в медовом бассейне.

— Она не могла! — укорила ее Кера. — Ты знаешь, что было бы потом. Ее наказали бы, и очень жестоко.

— Зато Арвор осчастливил бы ее перед тем, как другие причинили бы боль… А теперь что? Теперь ее не ждет ничего хорошего.

Могли ли рабыни знать, что Исмин, рыдавшая во время этой беседы в камере Керы, и сама окажется догадливой, и пойдет к Арвору, лишь только взойдет луна… Вот и Кера ничего не знала. Она привыкла повиноваться господину и госпоже, так что и в мыслях не могла представить, что новенькая ослушается. Но поздней ночью, уже незадолго до рассвета, проснувшись и не обнаружив Исмин в камере, Кера забеспокоилась и, надев сандалии и взяв факел, вышла во двор, чтобы поискать девушку.

Луна висела над виллой большим оранжевым шаром. Сейчас, весенней порой, она всегда была особенно яркой и особенно близкой, и в бессонные ночи Кера нередко выходила во двор полюбоваться ею. Но сейчас ей было не до того. Освещенный лунным светом ночной двор дышал свежим воздухом и тишиной, но где-то в отдалении, как показалось девушке, слышались стоны. Этому не следовало удивляться: едва-едва закончились Игры на Арене Мори, и многочисленные победители наслаждались щедростью хозяина, трахая по ночам присланных из города шлюх. Но все же Кера решила пройтись и проверить. Стоны слышались не из казарм, где обитали большинство бойцов, а со стороны одиночных камер. Там сейчас жил только Арвор. Но сегодня ночью к Арвору не должны были присылать никаких девушек, она точно это знала…

Подойдя к камере Арвора вплотную, девушка прислонила ухо к двери. Изнутри и вправду доносились приглушенные стоны. Было ясно, что мужчина и женщина стараются не шуметь, но с трудом сдерживают свою страсть… Так кто же был с Арвором?

Она стала прислушиваться и сразу догадалась: это была Исмин. Непослушная девчонка сбежала из ее камеры, чтобы отдаться Арвору и покончить со своей невинностью.

Это было ужасно.

Слушая ее приглушенные стоны, Кера закрыла рот ладонью, чтобы ненароком себя не выдать.

Она понимала Исмин, и ей было жаль ее.

Она понимала и Арвора, самого лютого воина дома Марсилия и самую теплую его душу.

И она винила себя, что ненороком проговорилась о доброте чемпиона новой рабыне, и та не нашла ничего лучше, кроме как пойти к нему за помощью. Винила себя и за то, что не смогла толком утешить и поддержать несчастную девочку. Да только как тут было утешить? Все знали: Исмин ждет незавидная участь, особенно если торги выиграет патер Мэгли.

Но что было делать теперь?

Она не успела принять решение: остаться незамеченной или войти в камеру и пристыдить любовников. Со стороны казарм послышались шаги, и она быстро развернулась, чтобы понять, что идет.

Это оказался Берт. Ему, похоже, тоже не спалось, и он вышел во двор подышать свежим воздухом. Увидев издали Керу, он зашагал прямо к ней.

Теперь действовать нужно было, не тратя время на раздумия. Берт шагал быстро и размашисто, топая своими деревянными сандалиями по каменной кладке двора, и Кера издали замахала ему свободной рукой, привлекая внимание, а потом быстро приложила палец к губам.

Молчи! Молчи, во имя Эрона!

Берт и вправду не издал ни звука. Подхватив его под локоть, Кера потащила мужчину прочь от камеры Арвора, где в этот момент, как ей показалось, вскрикнула Исмин.

— Что? Что такое? — возмутился мужчина, когда они преодолели половину двора.