Техподдержка - Дивов Олег. Страница 7

– Так мы не по трассе. Мы, так сказать, огородами. А трудовой народ, слава богу, всем сердцем поддерживает благие начинания Директора Буки. И как увидит, что едет на танковозе благое начинание, – сразу прячется. Никто не хочет остаться без продуктовых карточек из-за дурацкой фотки в сетке. Ну и контрразведка бдит. То, что позволили отснять местной агентуре капиталистов, – готов поспорить, в этой агентуре через одного наши ребята.

– И зачем такая секретность?

– Вы ругаться будете… Ну, я подсказал, что так будет еще смешнее.

– Опять ты?.. Василий, зачем?! Тебе больше всех надо?! Ты и огребешь в итоге больше всех!

– Мне ничего не нужно, но меня возмущает несправедливость! – заявил Вася и жахнул залпом полстакана.

Некоторое время он сидел молча, зажмурившись, и отдувался. Потом сказал, не открывая глаз:

– А время идёт, и всё кажется, что уходишь от настоящей прекрасной жизни, уходишь всё дальше и дальше, в какую-то пропасть…

– Ва-си-лий! – позвал консул. – Очнитесь, ваше сиятельство.

– Простите, ваше превосходительство. Это не я с ума сошел, это Чехов меня потихоньку доводит. Мы репетируем. У Ирины скоро первый спектакль в учебном театре ГИТИС, Оля с Машей взялись помогать… Я послушал, как мои младшие подают ей реплики, и решил – нет, уж лучше сам. Она тоже, глупышка, пытается играть, но ведь ни черта не понимает, не чувствует! А мне «Три сестры» как ножом по сердцу. Я сам такой был. Родился в деревне, где ничего не происходило, учился в этом городе, где ничего не происходит, и задыхался тут, и сбежал в Москву, и тем спас свою душу, истинно вам говорю… Нашел мужество вернуться, только когда дома началось какое-то движение. И то, если по правде, меня очень попросили – ну, вы знаете… Вы сказали верно, Сергей Георгиевич, я огребу за свои дурачества больше других. Но я не могу без этого, мне душно здесь! Город наш существует уже двести лет, в нем пятьсот тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника, ни в прошлом, ни в настоящем…

– А как же твой приятель Бука?

– …ни одного ученого, ни одного художника, ни мало-мальски заметного человека, который возбуждал бы зависть или страстное желание подражать ему! – гнул свое Вася. – Только едят, пьют, спят, потом умирают, родятся другие, и тоже едят, пьют, спят и, чтобы не отупеть от скуки, разнообразят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами, сутяжничеством…

– Было! – рявкнул Тёмкин, но вовсе не гневно, а даже с некоторым восторгом. – Было, негодяй! Поймал меня! Я же тебе поверил! Ну как не стыдно, а?! Клоун!

– …и неотразимо пошлое влияние гнетет детей, и искра божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери! Что не так, Сергей Георгиевич? Чему тут можно не поверить? Оглянитесь – всё правда! Самая прогрессивная Африка двадцать первого века – это самая задрипанная Россия девятнадцатого!

– Для некоторых и девятнадцатый – недостижимый идеал, – Тёмкин махнул рукой куда-то на северо-восток.

– А некоторые любят погорячее, – сказал Вася. – Через двести-триста, наконец, тысячу лет, настанет новая, счастливая жизнь. Участвовать в этой жизни мы не будем, конечно, но мы для нее живем теперь, мы творим ее – и в этом одном цель нашего бытия и, если хотите, наше счастье… Понимаете, мне неудобно остаться в памяти народа пошлым оружейным бароном под рукой великого царя Буки. И ушлым посредником при гениальном реформаторе Буке – неинтересно. Даже мудрым советником – ну скучно же. Так все могут. Такое, кстати, легко забывается. Нет, в своих мечтах я вижу, как мои потомки гордятся хулиганом, по мановению пальца которого лезли на стенку наглые американцы, высокомерные французы, надменные англичане, самодовольные китайцы… Неплохо, а? И век от века в устной традиции – строго в устной традиции, я настаиваю, это принцип, это уважение! – будет обрастать новыми дикими подробностями история ужасного Черного Ящика, сотворенного мной на коленке из дерьма и палок… Э-э, джентльмены, вы почему так смотрите? Я что-то не то сказал?..

Ломакин опустил глаза и поднял стакан. Леха закусил губу. Будь он знаком с Негром Васей получше – шепнул бы ему сейчас пару ласковых слов. Чисто по-дружески. Нашелся, блин, изобретатель, Черный Ящик выдумал, кулибин хренов. Ну форменный детский сад. А в далекой холодной России куча народу убивала ради этого время и ресурсы самым идиотским образом. И шеф взбеленился. И Ломакин весь извелся. И Леху ящик просто измучил.

И всё ради того, чтобы неграм в Африке было весело?

– Сдается мне, я чего-то важного не знаю про Черный Ящик, – сказал Тёмкин, внимательно глядя на гостей.

– Сдается мне, я тоже, – буркнул Вася озабоченно. – Вы как-то очень напряглись, мои дорогие. С упаковкой были сложности? Или она вам просто не нравится? В чем дело?

Ломакин мотнул головой и снова припал к стакану.

А Леха не выдержал.

– Не сочтите за оскорбление, Василий, но вам-то шуточки, а у нас вон Олег Иванович, заслуженный человек, руководил сборкой этого нелепого ящика, которым вы гордитесь. Бригада квалифицированных механиков строила его целый день! И известное вам слово появилось на ящике не просто так! Это люди выразили свое отношение!..

– Минуточку! – прервал Леху консул. – Какое слово?!

Глава 3

…How I Learned to Stop Worrying and Love the Bomb

октябрь 2049 года, Россия – 4 ноября 2049 года,

Лимпопо

никаких праздников, всем работать

температура: высокий градус идиотизма

Двадцатитонный прототип БШМ-К с ласковым прозвищем «Избушка» весьма условно поддавался упаковке в тару типа «ящик». Он туда попросту не влезал. Не то чтобы само изделие сопротивлялось; в основном противился здравый смысл.

БШМ-К – это «боевая шагающая машина». Что значит «К», хотя должно быть, по идее, «О» – опытная, – давно забыли, да никому и не интересно. Полный рост изделия – шесть метров. С откинутой за башню антенной радара и в положении «сидя», то есть согнув ноги в коленях, всё равно около трех.

Прототип обозвали «Избушкой» еще первые его испытатели. Представлял он собой двуногое самоходное шасси, на которое нахлобучили башню от «Тунгуски». Дизайн получился уморительный: чистая избушка на курьих ножках, и даже трудно поверить, что машина предназначена для войны. Несмотря на свои четыре ствола, башня старой русской зенитки с задорным гребешком радара и круглой блямбой антенны выглядела как угодно, только не пугающе. Машина-защитница, симпатяга. «Избушка» в целом производила впечатление несколько карикатурное и даже несуразное, но, в первую очередь, добродушное. Испытатели ее любили. В серию пошли совсем другие БШМ – изящные, с характерной красотой опасного зверя. Хищные. Агрессивные. А «Избушка» – ну она же пусечка.

Однако упаковать эту пусечку на лапках в подарочную коробочку всё равно заколебешься.

Жесткое требование клиента из какого-то богом забытого Лимпопо поставить изделие непременно в ящике сначала позабавило, а будучи подтверждено высоким начальством, глубоко и полностью шокировало персонал «департамента экспорта специмущества и услуг сухопутных войск». Чего, блин? Лимпопо, блин? Это где вообще? Да мы если чихнем дружно всем департаментом, там случится гуманитарная катастрофа. Ящик?! Хотите сыграть в ящик – «Рособоронтех» к вашим услугам! Строго говоря, это наша профессия. Мы до сих пор не завоевали мир только потому, что приказа не было. Короче, отвалите.

От упаковки отбрыкивались долго и упорно, и сами не заметили, как вырастили из мухи слонопотама: сроки давно вышли, ничего не сделано, ответственного нет, виноватых не найти. По бюрократическим понятиям это полный залет, ведь бугор разбираться не станет и назначит виноватыми сразу всех. Так и получилось. Разъяснять вопрос явился лично шеф – начальник департамента. И сказал: друзья мои, вы меня больше не любите? Или забыли, как я вас люблю? Сейчас напомню, как я это умею!..