Смерти нет - Глуховцев Всеволод Олегович. Страница 69

Все сгрудились вокруг.

— По бокам! По бокам отчисть, — не терпелось Косте.

Сергей и сам знал, как надо. Провел точными, аккуратными движениями борозды обочь коробки; смахнул крошки и пыль сверху. Можно было вынимать... но Сергей поймал себя на том, что он чуточку тянет. «Торжественность момента!» — усмехнулся он и резко выдернул тайник.

Крышка соскочила легко, лишь коснулись ее пальцами. Коробка невысокая, почти плоская — и содержалось в ней одно: обычная школьная тетрадь в ярком, с голограммой, переплете.

— А! — обрадовался Костя. — Я такие видал. Пальцы Сергея задрожали. Неловко он попытался перелистнуть страницы — увидел четкие строчки, ясный почерк. Тетрадь захлопнулась.

— Ты что, Серега? — удивился Даня.

— Нет. Ничего, — отрывисто сказал Сергей. — Просто так.

А это слезы непрошеные навернулись на глаза, и Сергей еле удержал их. Предательски задергались губы... Он справился и с этим. Только наклонил пониже голову.

Так, — повторил он. — Вот тут вроде еще что-то есть...

— Да нет ничего, — удивился Кишка. До него, конечно, не дошло.

Но Сергей уже овладел собой.

— Да, нету, — молвил он. — Ну что ж, посмотрим. Открыл первую страницу.

«Дорогой мой сын! — началась рукопись. — Если ты читаешь эти строки...

Глава 21

ЖИВОЙ КОСМОС

…эти строки, то меня, вероятно, нет с тобой рядом. Не хочу сказать — нет в живых, так как верю в бессмертие вообще и надеюсь на свое в частности. Почему мне хотелось бы думать, что разлука наша временна. А жизнь — вечна».

— Ну, чего ты! — нетерпеливо вскричал Бабай. — Давай вслух читай!

— Вслух? — усомнился Сергей. — А вы, э-э... поймете? Здесь ведь, поди, философия сплошная!

— Ты читай, — распорядился Бабай. — А там видно будет.

— Ну, как скажете.

Сергей откашлялся и прочитал начало. Сделал паузу. Оглядел слушателей.

— Все понятно, — поспешил заявить Костя. — Чего непонятного? Все понятно.

Сергей вопросительно поводил взглядом туда-сюда. Народ безмолвствовал.

— Понятно, значит, — расценил это глашатай. — Ладно, продолжаю.

Он уселся поудобнее на траву и продолжил:

— «... жизнь — вечна. Я уверен: ее не одолеет никакая нечисть, даже если покажется, что все пропало. Не пропадет. Жизнь — большее, чем представлялось нам до сих пор. Мы, люди, упустили это из виду. Ты помнишь, наверное, как мы с тобой однажды зимним вечером обсуждали плюсы и минусы техногенной цивилизации...»

Здесь Сергей прервался.

— Верно, — сказал он. — Помню! Как вчера. Говорили, что во всем есть свои и хорошие стороны, и недостатки.

— А что это — техно... как это там? — наивно спросил Муха.

— Техногенная цивилизация?

— Ну да!

— Я знаю! — обрадовался Костя, но на него шикнули.

Сергей постарался как можно доступнее объяснить Мухе смысл мудреных слов, и надо сказать, сумел сделать это неплохо.

— А-а!.. — произнес Муха. — Понятно. Это, значит, такое развитие было раньше?

— Да, — кивнул Сергей. — И мы с отцом толковали... да вот тут и написано: «... техногенной цивилизации. Я, сознаюсь, затеял этот разговор не просто так. Мне хотелось, чтоб ты его запомнил. Я далек от мысли, что человечеству надо было совсем отказаться от научного прогресса и остаться жить в пещерах. Смешно говорить так! Этого просто не могло быть. Но и злоупотреблять техникой не стоило, а именно так и случилось.

Где, когда люди переступили ту грань? Не знаю, не берусь сказать. Когда тягу к удобствам, комфорту и удовольствиям стало не перебороть?.. Я еще тогда, в те времена, предупреждал, что это не шутки, что надо бы остановить, поскольку в погоне за благами земными мы упускаем из виду другие блага, земные тоже, но иного рода. Мы не замечаем, что живем и развиваемся отдельно от богатств природы, то есть биосферы Земли».

Тут Сергей вновь прервал себя.

— Биосфера... ну, как бы вам это объяснить...

— Никак не надо, — сдержанно сказал Даня. — Читай, не прерывайся. Что надо — спросим после.

— Ага. Ну ладно, «... биосферы Земли. Не буду здесь пускаться в размышления о свойствах и причудах мироздания, постараюсь сказать кратко. Наука и технологии сложились так, что были нацелены на освоение уже заданного человеку пространства — времени, заданного условиями нашего мира. Опять же! Ни в коем случае не хочу утверждать, что этого не нужно было делать. Это делать было не то что нужно, а необходимо. Но помнишь, мы и об этом говорили — во всем должна быть „золотая середина“. Вот ее-то, середину, в какой-то момент и упустили. А с нею упустили и возможность открыть по-настоящему биосферу, вернее, ее растительный мир.

Я пришел к таким выводам еще в прежние времена, до катастрофы, а теперь убедился в этом окончательно. Ведь, в сущности, мы, люди, и растения Земли существовали разобщенно, в разорванных пространствах. Разумеется, мы использовали растения в своих целях, да и они нас тоже: наши биологические массы служат пищей друг другу... но настоящего единства нет.

Видимо, здесь надо объяснить суть настоящего единства. Давно я обратил внимание на то, что растения — особый мир. Неверно думать, что это низший по сравнению с животными уровень живого вещества! Нет, они не ниже, они другие. Помню, как в свое время поразила меня простая вещь: если растения ниже нас уровнем, то почему они красивее и добрее нас?! Ведь это в самом деле так: ничто не сравнится красотой с пейзажем земли, ни одно животное, ни один человек не прекрасны так, как даль наших лесов, полей, холмов, рек и озер... Кроме того, растения, в отличие от нас, не нуждаются в насилии для того, чтобы питаться. Мы вынуждены пожирать другие существа, а растения живут, никому не мешая, никого не уничтожая. Они не приносят в мир зла, а лишь покой, умиротворенность и красоту.

Но, разумеется, есть какие-то преимущества и у нас. Какой отсюда следует вывод? Вот он: человек и мир растений — две ветви жизни, которые почти не знают друг друга. Отсюда дисбаланс, отсюда и трагедия человечества. Мы не сумели разглядеть то, что перед нами! Вспомни, Сережа, как мы с тобой гуляли по лесу, как восхищались его красотой. Признаюсь: я это делал недаром, хотя до поры до времени не говорил тебе об этом. Мне хотелось, чтобы ты проникся этой красотой, чтобы впитал ее в себя, всей душой своей. Я не знаю, доживем ли мы с тобой вместе здесь, в этой жизни, до того дня, когда я расскажу тебе все это, и ты меня поймешь. Я надеюсь!.. Надеюсь, что и наша мама. Что я сумею передать это тебе, а ты потом Володьке... и так далее. Человечество не должно погибнуть. Больше того! Оно должно вступить в новую фазу бытия. Я в том уверен, несмотря на все несчастья. Это урок. Увы, беда — самый лучший учитель в этом мире. Мы научились. И мне хочется, чтоб вы, мои дети, влились в новое, преображенное человечество.

Я уже много раз обращался к тебе с фразой «помнишь ли...», но что ж делать — приходится еще. Помнишь ли ты — это было в самом начале лета, — как мы с тобой вышли на юго-восточную опушку нашего леса? Помнишь, конечно. Пологий склон холма, поля уходят вдаль, перелески. И вот в одном из них, среди берез, стоит маленькая заброшенная церковь...»

Тетрадь резко захлопнулась. Сергей смолк. Несколько секунд царило полное безмолвие. Тихонько шумел лес.

— Ты чего?.. — как-то непривычно осторожно спросил Бабай.

Сергей поднял голову, обвел друзей странным взором.

«Восторженный», — мелькнуло в голове у Дани про этот взгляд.

— Ребята... — начал Сергей торжественно, а кончил так: — Я-то был совсем дурак.

— Совсем? — лукаво переспросил О-о.

— Почти. — Сергей улыбнулся, встал и отряхнул штаны.

— Поясни, — потребовал Бабай.

— Поясняю. Я вам заорал, что все понял, да? Ну да.

— Ну да! Вот и вышел дурак. Потому как ни хрена не понял!