Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 10

— Медведь, блин, — проворчал я, тоже предприняв попытку распахнуть створку.

Заклинило, и тут явно замешана тяжелая рука моего товарища. Пришлось выбираться с другой стороны и смотреть на ненатурально-счастливую улыбку встречающего, в глазах которого уже было некое сомнение. Потому что спасение редко приезжает на потрепанном Опеле.

— Максим Михайлович? Очень рад, — заключил он мою ладонь в две своих и энергично пожал. — «Гость» на втором этаже терминала, я вас лично провожу до эскалатора. — Открыл он дверь и ожидаючи посмотрел на меня.

Я же не торопился и внимательно осмотрел лица всех «встречающих» со стороны Шуйских, заглянул в окна их машин и неспешным шагом вернулся обратно. Никого из главных семей рода. Свита Артема, все до единого — охранение, консультанты, солдаты.

Остановился напротив Семена и приподнял бровь, ожидая комментариев.

Тот изрядно занервничал и упустил дверь в терминал, тут же распахнув ее вновь.

— Они же не внутри, верно? — и речь тут совсем не о гостях.

— До прибытия Старших рода сорок минут, — посмотрел он нервно на наручные часы.

— Значит, не будем медлить, — вздохнул я и обернулся к нашей машине. — Тоня, езжай-ка ты обратно, — посмотрел я на иссиня-черное небо над головой, в которое успела превратиться непогода с легким дождем.

— Что-то не так? — Тревожно спросила она, заводя-таки мотор.

— Все будет нормально. — С улыбкой попрощался я и зашагал внутрь терминала.

Перед Артемом надо будет извиниться. Может, даже ящик меда заказать, или что там ему нравится. Через сорок минут тут будет война — и будет она вне зависимости от того, есть я тут или нет. Потому что так правильно, когда на твою землю приходит чужак и не подчиняется твоим законам. Тут не до денег и возможного ущерба.

Но шанс поговорить друг мне подарил. Звонил, уговаривал, нашел в городе и приехал ко мне сам. Нужен ли он мне, этот шанс? С моего места не очевидно, но рядом с троном Шуйских вид гораздо лучше.

Путь шел через гигантские залы, пустые и обесточенные. Кое-где остались чьи-то рюкзаки, нелепо замерли посередине зала тележки. Эскалаторы стоят, смотрят табло черными прямоугольниками со стен. Только аварийные выходы подсвечены тусклым красным светом автономных батареек.

— Нам налево, — обернулся на меня Семен и заспешил вдоль зеленой полосы на полу.

Поддавшись моменту, перешел на легкий бег, а сопровождающий будто того и ждал, тут же рванул еще быстрее. Необъятные пространства терминала уместились в десяток минут, а время до конца света в отдельно взятом месте уменьшилось на четверть.

— Вы уж как-нибудь… — Пытаясь отдышаться и с тревогой глядя внутрь второго этажа, замер Семен на вершине эскалатора. — Поговорите, а?

Речь, понятно, не о встрече и обмене слов.

Мне от Артема — шанс что-то услышать. Ему от меня — наверное — сохранение аэропорта и уважение от семьи за это. Только Артем рискует гораздо больше, потому как шансов на мирное решение не слишком-то и много. Для этого нужно, чтобы извинялись Юсуповы, а они это делать давно разучились. Но свое я наверняка получу или услышу.

— Поговорим, — согласно кивнул. — Попробуем.

Дальше я пошел один, выглядывая в секторах кресел нежданных гостей. Нашел, минут через пять — на диванчике возле окна, лицом к свету.

Одинокая фигура восточной внешности в белоснежном европейском костюме и контрастирующей черной бородой, с декоративной тросточкой светлого металла. Все-таки, не дед.

Мельком оценил вид из окна — беготня по терминалу вывела нас на место над самим входом. Как на ладони видна магистраль до аэропорта, с замершим вдали «Опелем». Если приглядеться, где-то там точка блокпоста — и именно оттуда к аэропорту приедут хозяева этих земель, вершить закон и сравнивать тут все с землей.

— Я пришел, — вместо приветствия обозначил себя, встав поодаль и чуть сбоку от Амира, не загораживая ему вид.

Поговаривают, страшный человек, знающий любовь и милосердие только к своей семье. Но выглядит вполне обычно, лицо не хранит жутких шрамов, а руки, что на трости, чисты и ухожены. Впрочем, если есть знакомый Целитель, то внешний вид зависит только от настроения.

— Твой дед сказал передать тебе это, — неспешно запустил он руку во внутренний карман и достал плотный конверт с чем-то объемным внутри. — Кем бы ты себя не считал.

Чтобы забрать, шагнул ближе. А затем и вовсе присел рядом, с интересом просматривая документы, оказавшиеся внутри.

— Самойлов Максим, — открыл я чуть потрепанный паспорт, лежавший сверху. — Из мастеровых…

— Хочешь называться Самойловым — твой выбор. Называться простолюдином — тоже. — Оценил мою реакцию Амир, чуть скосив на меня взгляд. — Но родился ты у нас, в нашем княжестве, и так будет записано в твоем документе. — Постановил он мощным, хорошо поставленным голосом без намека на акцент.

— Тут написано, день рождение — сегодня? — Поднял я удивленный взгляд.

— Это правда.

— Но — девятнадцать дет? — Усомнился я.

Совсем недавно праздновали семнадцать.

— Неправда, — согласился Амир. — Тебе семнадцать. Но эта неправда защитит твою мать и сестру. Тебе ведь все равно, верно?

— Как им — на меня.

— Некрасиво, — укорил он. — Не нужно так думать о семье.

— Я где-то не прав?

— Твоя сестра заботится о тебе. — Вздохнул он. — С самого детства. Ты не знаешь этого, но в том твое счастье.

— Никогда ее не видел. — с равнодушием, слегка припорошенным любопытством, произнес я.

— Не старался. — Пристукнул он тростью о пол. — Дед к нему едет, он его с порога гонит…

— А мама? — Проигнорировал я ворчание.

— Виктория Павловна работает у вас? — Спросил он неожиданно.

— Английский вела до прошлого года. — Припомнил я автоматически знакомое имя.

— Вот. — Буднично постановил он.

А у меня холодная волна, прокатившаяся по телу, сменилась жаром, а затем недоверием и надеждой, в которой было намешано столько всего…

— Она? — Робко уточнил я.

Самая любимая учительница, так добро и с любовью улыбающаяся классу… Или только мне?

Не заметил, как кусаю губы и верчусь тревожно, не зная куда деть руки. Из эмоций — желание бежать в город. Да, она уже уехала, год назад, но остались фото в фойе школы. Память — крепка, но вдруг выветрилась хотя бы малость?

— Она. Не думай о семье плохо, — усмехнулся Амир. — Знаю, ты считаешь, твоя семья — тут. Это правда, но только часть ее. Теперь у тебя две семьи.

— Как я могу защитить мать и сестру? — Собрался я, обуздав эмоции. — Что им угрожает?

— Главная угроза — это ты. — Повернулся ко мне дальний родич. — Нельзя, чтобы вас считали родней. Опасно для них. Но ты — наш, и это тоже важно.

— Но, зачем тогда, — посмотрел я на документы, в которых не было намека на происхождение.

Даже город, улица и дом с квартирой — и те обыденные, просто находятся в княжестве Юсуповых.

— Самолеты, завернутые домой. Тысячи людей, которые не могут вылететь и прилететь. Не все из них, но самые важные и влиятельные спросят — почему? Что задержало и нарушило их планы, кто повинен? Те, кто обладают деньгами, узнают обо мне. Те, кто обладают властью и умом, об этой встрече. Узнают о тебе, а этого достаточно. — Внимательно смотрел на меня Амир. — Род признает тебя, Максим. Таким, какой ты есть. Сыном своего отца, но увы — не матери. Братом сводных братьев, но без родной сестры. Называйся Самойловым, но Юсуповым ты от этого быть не перестанешь.

Под паспортом — свидетельство о рождении… Затем медкарта — тоненькая, сложенная пополам, но подлинная. Всего три документа, считая паспорт. Но главное — подлинный день рождения. И знание, какие фотографии следует поднять, чтобы увидеть маму снова, запомнить ее облик, даже если она переоденется, восстановить в памяти походку и тембр голоса, если ее поведут к Целителю… и искать.

— Это о хорошем, — вздохнул он и вновь посмотрел вперед, в окно.

— Я слушаю? — Подобрался я.

— Вне зависимости, примешь ты эти документы или оставишь их здесь. — Начал он и замер на длинную паузу. — Кое-что будет с тобой всю жизнь. Ответственность за то, кто ты есть. Ответственность за то, кем станут твои дети. Потому что ты — наша кровь, и дети твои — будут нам родичами.