Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 39

Как же их прогнать-то? Так, а чего они могут бояться?

— Геннадий, пять тысяч рублей вас устроят? — Покровительственно продолжил тот же господин.

Угу, штрафы хотя бы заплачу, которые сегодня Артем наездил по Москве… Хотя нет, не хватит.

— Десять тысяч, Геннадий! — Добавили с тихим торжеством, восприняв мое молчание за тягостное раздумье.

Вместо ответа, включил звук с телефона на повтор.

— Вы же видите, он сумасшедший! — прошипели тихо и отчетливо, и поспешили покинуть остальных.

— Геннадий, сорок тысяч! — В этот раз голос звучал куда нервознее и суше.

Да сколько же вас там?!

— Хорошо, я открою дверь! — принял я решение и произнес громко и отчётливо.

— Замечательно, просто замечательно! Ваши деньги уже вас ждут… — И чуть тише, явно не мне. — Скидываемся господа, скидываемся…

— Вы не будете против, если я сделаю это на камеру? — Добавил я чуть скучающим тоном. — Назову видео «Ночь результатов в МГУ», как вам?

— Н-но зачем, ведь сорок тысяч…

— Так я ее телеканалу потом продам, — доверительным тоном пояснил им.

— Вам столько никто не заплатит, бросьте!

— Точно… Тогда — «Кровавая ночь результатов», — зло рассмеялся я под очередной звук затвора и громко затопал к двери.

Дрогнули даже самые стойкие.

— Вот и отлично, — хмыкнул я, прислушиваясь к поспешному отступлению, а затем — к благостной тишине.

Вернул таймер, вернулся к работе.

В дверь деликатно застучали.

Да что с ними не так…

— Пароль?!

— Геннадий, тысяча извинений, — донесся мягкий и чуть растерянный голос. — Вы меня очень обяжете, если возьмете трубку телефона. Я ее сейчас положу под дверь и легонько толкну к вам. Будьте так добры, уважьте старика, мне не так и просто даются эти наклоны…

— Спасибо, но у меня есть свой.

— Нет-нет! Я не в этом значении. С вами очень хочет поговорить князь Галицкий, он уже на проводе.

Со вздохом поднялся и подошел к двери. Действительно — виднеется часть довольно простой белой кнопочной трубки сотового, и синеватый экранчик отсчитывает пятую минуту вызова.

— Ладно, — буркнул я, поднял телефон и вернулся за стол. — Алло, Яков Савельевич? Узнали? Приятно, честное слово, — потеплел я улыбкой. — Богатым буду? Вот уж пять лет, как не жалуюсь, Яков Савельевич. В деньгах ли счастье. Вот решил результаты друга проконтролировать, тот переживает сильно. Вам ли не знать главное правило — не доверять самое важное подчиненным. А бывает ли что-то важнее, чем дружба? Яков Савельевич, как можно — нашей с вами дружбой искренне горжусь. Как-нибудь обязательно заеду — я в столице надолго, дела-дела. Решил вот совместное предприятие с Еремеевыми основать. Совет? От вас — приму конечно… Яков Савельевич, уверяю — сейчас с ними работать уже можно. Это абсолютно проверенная информация. А у вас сын поступает, Дима, верно? Конечно, не затруднит. Сейчас посмотрим его работу…

И еще минут двадцать на громкой связи с князем, его сыном и супругой (очаровательная женщина по уму и красоте), чтобы разобрать его задания за два экзамена. Кстати говоря, больше восьмидесяти баллов за каждое — да и то из-за каких-то досадных ляпов и ошибок, которые Дима с изумлением (а иногда неверием в собственную оплошность) исправлял тотчас, схватывая задания на слух и тут же выдавая ответ, а я переносил на бумагу истинный уровень его знаний. Ведь для этого и нужны экзамены.

— Волнение, незнакомая обстановка, со всеми бывает, — успокоил я дружное и очень влиятельное семейство. — Сейчас девяносто пять и девяносто три балла.

— Максим Михайлович, вы не представляете, как нас обязали! — С искренним облегчением выдал князь.

В занятную и беспроигрышную игру «поступить своим умом, будучи княжичем» играли многие. Потому как победа в таком деле легонько — чуть-чуть — могла приподнять ранг. Риска же никакого — это только Артем у нас так вляпался.

— Пустое, Яков Савельевич. Я с большой радостью присутствовал при торжестве правды. И, Яков Савельевич, поймите меня правильно — не мог бы наш разговор и мое тут присутствие оставаться в тайне?.. Приятно говорить с понимающим человеком.

Завершил вызов, прошел к двери и вернул телефон таким же образом, как получил.

— А вы не могли бы принять еще один вызов? — С паузой и каким-то сомнением произнесли из-за двери.

— Если абонент ниже графа — нет. — Категорично ответил я.

С этими разговорами и суетой итак уже почти половину часа потерял. А мне еще решать и решать — два экзамена впереди, кошмар…

— Вы же не охранник, верно? — Чуть замявшись, все же произнес старческий голос. — Не Геннадий?

— Не Геннадий. — Признал я.

— Кто вы, юноша? Меня зовут Юрий Александрович, я проректор по административным вопросам, — спохватился он и представился первым. — Признаюсь, мне очень понравился ваш вариант решения довольно щекотливой просьбы, к которой ко мне обратились, — завершил он чуть виновато, то ли всерьез демонстрируя, что возня вокруг результатов ему неприятна, то ли делая вид. — Иногда отказать нет никакой возможности…

Я обернулся, словно разыскивая ответ на весьма опасный вопрос. Говорить свое имя тому, кто может быть потенциально страшно зол на срыв собственных планов, не хотелось. На глаза невольно попала коробка, маркированная по первой букве моей фамилии.

— Зовите меня господин С.

— Господин С.? — Повторил он с сомнением, будто прислушиваясь к имени, но затем повторил куда спокойнее. — Господин С, быть может, мы сможем поговорить с вами по одну сторону от двери?

— Вы действительно хотите познакомиться со мной так рано? — Вкрадчиво произнес я.

— Я думаю, мы могли бы договориться. — Произнес куда более нервный голос.

— Договориться — со мной? — Погасил я свет, тронув выключатель, и аудитория погрузилась во тьму.

Теперь был виден яркий полукруг от фонарика в его руках, пробивавшийся отсветом под дверью.

С рук стекли звездочки, пролетели под створкой. Тишина вздрогнула звоном лопнувшей фонарной лампы, и это крыло здание полностью погрузилось во мрак.

— Пожалуй, что нет. — Легонько дрогнул его голос. — Вы правы, наше знакомство преждевременно.

За дверью раздались удаляющиеся шаги — такие, которые хотели бы слышаться степенно и неспешно, но что-то выбивалось из ровного ритма — словно тщательно гасимое желание перейти на бег… А еще — звук ладони, которой на ходу держалась за стену в темноте, касаясь деревянных панелей интерьера и бархата обивки, чтобы не упасть.

Подождав пять минут, включил свет и обреченно вздохнув, посмотрел на таймер — двадцать минут мне оставили на завершения экзамена. Ужас.

Но уложился за пятнадцать, без малого.

— Девяносто два балла, — вздохнул я на результаты, сверившись.

Да, можно было схитрить, но себе врать — последнее дело. С неверными ответами я был не согласен, но для того, чтобы их оспорить, в этом государстве следовало получить высшее образование, защитить кандидатскую диссертацию, стать доктором наук и написать учебник за собственным авторством, а затем сделать так, чтобы по нему стали учить. Слишком большой путь для восьми баллов.

Оставалось внести оценку в промежуточный протокол — а именно взять лист и провести над старой оценкой небольшой медной пластинкой с запечатанными в слое металла камнями. Секунда, и то, что было написано ручкой, исчезло без следа и потертостей, оставив разве что легкий отпечаток контура двух цифр. Но если записать поверх них новые, то уже никак не отличить. Хотя на нижней половине листа оценку правили обычной замазкой — все мы люди, рука могла дрогнуть, и результат был исправлен сотрудником. При наличии вопросов, все равно ведь можно поднять работу и удостовериться в правильности отметки, а протокол перепечатают…

— Так, а с математикой и информатикой что делать? — Хмуро констатировал я, не найдя ни одного чистого бланка.

Ника даже начать работу не дала…

Но, подумав и прикинув варианты, все же справился и с этой нелегкой задачей и к четвертому часу ночи был абсолютно свободен.